Алиби на выбор. («Девушки из Фолиньяцаро»).
Шрифт:
— Вы думаете, что без вас мне это было неизвестно? Я прекрасно знаю, что я мэр! Я был им, когда вас еще на свете не было! Но вы-то кто?
— Маттео Чекотти из уголовной полиции Милана.
— Терпеть не могу миланцев!
— А я не испытываю ни малейшей симпатии к жителям Фолиньяцаро!
— В таком случае поскорее возвращайтесь в Милан!
— Я туда с удовольствием вернусь, но только с убийцей Эузебио Таламани!
— Как вам угодно!
— Мне угодно, синьор, чтобы вы облегчили мою задачу.
— Кому из нас платят, вам или
— Мне, конечно, но…
— Так исполняйте их и оставьте меня в покое!
За все время своей работы в полиции добросовестному Чекотти в первый раз довелось встретиться с подобным отношением.
— Позвольте вам заметить, синьор, что убитый был одним из жителей деревни, находящейся в вашем ведении!
— Я хотел бы, чтобы их уничтожили всех до единого! Все они мне досаждают, как и вы в настоящий момент!
— Если это так, то мне ничего не остается, как удалиться.
— Вот, наконец, здравая мысль!
— Но честно вас предупреждаю, что я буду вынужден сообщить моему начальству о вашем отказе сотрудничать с полицией.
— Если это вас позабавит… Я полагаю, что архивы переполнены донесениями на мой счет. Одним больше, одним меньше, не все ли равно? До свидания!
И, закрыв глаза, дон Чезаре заснул.
На улице та же женщина наблюдала за уходом Чекотти. Он поклонился ей и сказал:
— Представляю себе, как идут дела в Фолиньяцаро с таким мэром!
— Да бедняга ничем не занимается, всю работу делает его первый заместитель мэтр Агостини.
— А где живет мэтр Агостини?
— В последнем доме по направлению к Домодоссоле… Самый красивый дом в наших краях… Ведь дон Изидоро Агостини — нотариус!
Маттео рассердился на себя за то, что сразу не отправился к первому заместителю, который был сверх того непосредственно замешан в происшедшей драме как несостоявшийся тесть покойного. Но он счел более политичным поступить, как принято, навестив сначала мэра.
Нетрудно было догадаться, что хорошенькая девушка, которая ему открыла, и есть Аньезе, невеста убитого. Опустив глаза, она ответила на его приветствие, потом предложила ему следовать за ней и привела в кабинет отца, где и оставила. Как только мэтр Агостини узнал, кто его посетитель, он расстался со своей обычной чопорностью:
— Я слышал о вашем приезде и ждал вашего прихода. Полицейский рассказал о своем неудачном посещении дона Чезаре. Нотариус пожал плечами.
— Мы сохраняем его, как древнюю эмблему… как своего рода тотем… Но он ни во что не вмешивается. Впрочем, мы бы этого и не допустили! Вы сегодня же вечером увезете убийцу?
— Сегодня вечером? Нужно сначала его найти!
— Найти? Простите меня, синьор… я не понимаю.
— Позвольте вам сказать, что и я не понимаю. Вы знаете, может быть, кто виновник преступления?
— Еще бы! Конечно, знаю, как и все здесь.
— Вы сказали: все?
— Естественно. Слушайте…
И дон Изидоро рассказал обо всем: о тайной любви между
Маттео не мог опомниться от изумления. Следовательно, вся деревня насмешливо следила за его попытками обнаружить то, что все уже знали?
— Должен признаться, мэтр, что ваш рассказ привел меня в замешательство… Вы поставили в известность обо всем этом начальника карабинеров?
— Тимолеоне? Еще бы!
— В таком случае почему он мне об этом не сказал?
— Потому что Амедео Россатти, капрал карабинеров, его подчиненный.
Глава четвертая
Возмущенный испытанным унижением, инспектор Чекотти пересек Фолиньяцаро с быстротой космической ракеты. Он мчался вперед, сопровождаемый удивленными взглядами редких прохожих, никак не ожидавших от миланца подобной прыти. Маттео упивался планами страшной мести, направленной против коварного начальника карабинеров и всех сообщников убийцы. Только одно его беспокоило: почему преступный капрал спокойно остается на месте, вместо того чтобы бежать или прийти с повинной? Неужели он так убежден в своей безнаказанности, что воображает, будто может не опасаться уголовной полиции Милана, представляемой Чекотти? В таком случае, ему придется разочароваться!
Полицейский не вошел, а ворвался в участок. Иларио Бузанела, который спокойно стоял на часах у входа, едва не упал. Он был так поражен, что лишился всякой способности реагировать, и когда, наконец, опомнился, Маттео был уже в кабинете Тимолеоне, погруженного в милые его сердцу размышления о том, как приготовить сегодня поленту. По-тирольски, то есть с белым вином и анчоусами? Или же с ветчиной и швейцарским сыром? Он никак не мог решить. Шумное появление инспектора оторвало его от этих приятных забот, и он не скрыл, что шокирован невежливостью миланца, ведущего себя как завоеватель. Пока Чекотти старался отдышаться, перед тем как начать свою обвинительную речь против Рицотто, последний воспользовался его молчанием и начисто испортил ему весь эффект, спокойно спросив:
— А что, разве горит?
— Горит… где горит?
— Вот об этом я вас и спрашиваю, синьор.
— Я ничего не знаю, да мне и наплевать. Но мне далеко не наплевать на возмутительные вещи, происходящие в Фолиньяцаро!
— Возмутительные вещи в Фолиньяцаро? Вы удивляете меня, синьор!
— Ваше удивление вряд ли сильнее моего! В самом деле: начальник карабинеров, вместо того чтобы выполнять свой долг, идет на сговор с преступником и противостоит закону!
— И этот начальник карабинеров, синьор, это?..