Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950
Шрифт:
Не стоит об этом думать.
Сейчас катались с Братушкой [С. С. Кировым] и Кореневой до Петровского парка.
Ночь изумительная: ясная, морозная, небо [голубое] в звездах, луна…
Хорошо! Что-то прямо сказочное. Сильный ветер… лес шумит… и шум – таинственный, глухой [нагоняет много мыслей, воспоминаний. – вымарано], поднимает тихую, сладкую боль в груди, тоску по чем-то… прекрасном… Хочется подняться от земли, улететь куда-то ввысь… к звездам.
Была на Грузинском вечере.
Опять что-то тяжелое насело, как на Собиновском…
Не люблю
Чувствую себя всегда чужой и одинокой. Теряюсь как-то и кажусь себе такой «маленькой, несчастненькой» 202 , неинтересной…
Да и действительно, почему-то на таких вечерах я бываю удивительно неинтересна…
А в общем – вздор все это!
202
…кажусь себе такой «маленькой, несчастненькой»… – Обыгрывается реплика Тузенбаха об Ирине в пьесе «Три сестры» А. П. Чехова (2-е действие): «Когда вы приходите с должности, то кажетесь такой маленькой, несчастненькой…»
Не в этом дело!
Да, конечно.
Надо жить.
Жить и работать.
Днем.
Мне хочется иметь чистую-чистую душу, прозрачную как кристалл. И с такой душой – работать.
Освободиться от всяких скверных мыслей, нечистых желаний. Быть ясной, простой и хорошей [светящейся какой-то. – вымарано]. Кто-то в театре недавно сказал, что у меня лицо светится, как у Веры в «Обрыве» 203 , когда она узнала, что любима, и многие думают, что у меня есть какое-то счастье, и следят за мной, и строят всякие предположения.
203
…как у Веры в «Обрыве»… – Т. е. у героини романа И. А. Гончарова «Обрыв» (1869).
А я… на самом деле, я счастлива? По-моему – да.
В работе – успехи, желаемое как будто близко…
А главное, впереди – еще борьба, борьба с большой надеждой на хороший исход… [В деле достигается – чего хотелось, в любви нет. – вымарано.]
После спектакля.
Сегодня говорила с Марией Николаевной [Германовой].
Странная, странная она. Говорит, что если сыграет Агнес скверно, то застрелится или отравится, а потом вдруг такую вещь: «Зато если хорошо выйдет, – тогда берегитесь – без борьбы не уступлю…»
Я растерялась и только и сказала: да Бог с вами, Мария Николаевна, что вы? А в общем, это оставило какое-то странное впечатление – не скажу, чтобы неприятное, но какое-то все-таки давящее…
И опять-таки – жаль ее, жаль безумно!
Сейчас во время «Горя от ума» Василий Иванович опять был хороший, ласковый… Что-то опять светилось в глазах… И снова – на душе ясно, на мир Божий хочется глядеть открытыми глазами…
Днем.
Опять тоскливо… Ноет душа… Так тяжело! Так тяжело! Отчего? – Определенно даже ответить не могу. Сегодня Коренева подчитывала Аню, и очень хорошо, и опять как-то не по себе сделалось: [что. – зачеркнуто] если мне дадут Аню – я буду чувствовать себя в преглупом положении, как-то неловко будет перед Кореневой 204 … Не должно этого быть, иначе трудно будет мне на сцене…
После спектакля («3 сестры»).
Взбудораженная я очень…
204
Сегодня Коренева подчитывала Аню, и очень хорошо, и опять как-то не по себе сделалось: если мне дадут Аню — я буду чувствовать себя в преглупом положении, как-то неловко будет перед Кореневой… – Аню в «Вишневом саде» Л. М. Коренева сыграла, а А. Г. Коонен – нет.
На душе странно – трепетно…
Не думаю, чтоб это было хорошо…
Очевидно, подстерегает что-то [из-за угла. – вымарано] скверное.
Господи! Как хочется стряхнуть с себя все нечистое, как хотелось бы иметь душу ясную, светящуюся…
Сейчас с «Вишневого сада»…
Кажется – сколько ни смотри, и всегда будешь приходить домой чуть не обалделой.
Через месяц – Рождество…
Хороший праздник…
А скоро год, как мы отправлялись за границу…
Господи! Как время-то летит!
Ужас!
Сегодня днем была репетиция «Бранда» III картины. Первый раз нынче сказала свои реплики хорошо. Это очень как-то подняло настроение… Приятно… Василий Иванович сегодня поздоровался со мной и, к чему – не знаю, сказал кому-то – «наша будущая гордость»…
Очевидно, и он что-то слышал про меня… Но почему никогда ничего не говорил? – вероятно, думает, что я могу возгордиться. Хороший мой! Чудный мой! Любимый…
Кто на земле лучше тебя?!
Василий Васильевич [Лужский] сегодня угадывал – кем я увлекаюсь в театре: сначала сказал – В. И.К., а потом – В. И.Н. Д. …
Я ничуть не смутилась, засмеялась и сказала, что он попал пальцем в небо.
Кажется, он поверил, что ошибся. Славный Василий Васильевич – очень!
Хорошая душа! Мне кажется, я могла бы быть его [добрым. – вымарано] хорошим другом… [желала бы. – вымарано] быть с ним очень откровенной!
Последнее время не отходит от меня Братушка [С. С. Киров]…
Мне он после тюрьмы стал как-то симпатичнее, я много говорю с ним и как-то хорошо себя чувствую в его обществе. Теплый он, душевный 205 .
Сегодня утром пришла в театр – скучища страшная. На уроке прямо томительно. Удрала с малой сцены вниз. Скоро пришли Василий Иванович и Званцев; Василий Иванович из лечебницы Майкопа, после душа – свежий, бодрый, хороший. Пошли все в фойе: они пили чай, а я сидела так. Василий Иванович заботливо прикрыл окно шторой, чтоб мне не дуло… Сидели долго… говорили, так просто, хорошо… Несколько раз ловила на себе этот его «особенный» взгляд…
205
Мне он после тюрьмы стал как-то симпатичнее, я много говорю с ним и как-то хорошо себя чувствую в его обществе. Теплый он, душевный. – Выйдя на свободу, С. С. Киров вернулся в МХТ. А. Г. Коонен вспоминала: «Из тюрьмы я получала от него очень поэтичные письма, в которых он рассказывал о красотах родной природы и заранее приглашал меня к себе в гости» (Коонен А. Г. Страницы жизни. С. 46).