Алмаз раджи. Собрание сочинений
Шрифт:
Отчасти из деликатности – признаю, довольно запоздалой, – а больше из желания напугать его я решил сейчас же обнаружить свое присутствие. Я вскочил на ноги и сделал шаг вперед.
– Норсмор! – окликнул я его.
Никогда в жизни я не был так изумлен. Он, не вымолвив ни слова, бросился на меня, в руке у него что-то блеснуло, и он ударил меня в грудь кинжалом. В то же мгновение я сбил его с ног. То ли вследствие быстроты наших встречных движений, то ли из-за его неловкости, но кинжал только слегка задел мое плечо, а удар рукоятью и кулаком пришелся по моим губам.
Я
Он меня не преследовал, наоборот – убежал. Норсмор, этот непримиримый и неустрашимый человек, оставил поле боя за противником! Я едва верил глазам.
Тем не менее при таких странных и в высшей степени таинственных обстоятельствах поверить можно было чему угодно. Зачем и для кого тайно готовили помещение? Почему Норсмор и его гости высадились глубокой ночью, в бурю, не дождавшись полного прилива? Почему он хотел убить меня? Неужели, думал я, он не узнал моего голоса? И главное, зачем ему было держать наготове кинжал? Кинжал, или даже просто нож, были далеко не современным оружием, и, вообще говоря, в наши дни джентльмен, высадившийся со своей яхты на берег собственного поместья, пусть даже ночью и при загадочных обстоятельствах, все же не вооружается таким образом, словно ожидает нападения.
Чем больше я раздумывал, тем больше терялся в догадках. Я начал пересчитывать по пальцам все подмеченные мною странности: приготовленный для гостей павильон, гости, причалившие к берегу, рискуя жизнью и при явной угрозе для самой яхты; нескрываемый смертельный страх гостей или, по крайней мере, одного из них, Норсмор, при первом же слове бросающийся на близкого знакомого с оружием. И наконец то, что было самым невообразимым: Норсмор, который бежит от человека, которого только что хотел убить, и запирается от него на засов, хотя его никто не преследует. Я насчитал шесть причин для удивления, и все они сплетались воедино, но я не решался поверить самому себе.
Стоя на прежнем месте и предаваясь размышлениям, я вскоре начал чувствовать боль от полученного мною удара; обойдя дюны, я по знакомой мне тропинке добрался до леса. В это время старая служанка снова прошла в нескольких шагах от меня, возвращаясь с фонарем из павильона в господский дом. Это была седьмая подозрительная деталь в этом деле. Выходит, Норсмор и его гости собирались сами стряпать, подавать и убирать за собой, а старая служанка будет по-прежнему жить в большом пустом доме посреди парка. Если Норсмор смирился с такими неудобствами, значит, действительно были серьезные причины для подобной таинственности.
Раздумывая таким образом, я вернулся в свое убежище. Для большей безопасности я разбросал и затоптал костер и зажег фонарь, чтобы осмотреть рану на плече. Рана была пустячная, хотя кровь текла довольно обильно, и я перевязал
После этого я занялся своей лошадью. Она могла отвязаться и ускакать или заржать не вовремя и таким образом выдать мое присутствие в приморском лесу. Я решил избавиться от нее, и еще задолго до рассвета повел ее по отмелям, чтобы оставить у кого-нибудь в рыбацкой деревне.
Глава 3
О том, как я познакомился со своей женой
Два дня я блуждал вокруг павильона, скрываясь за дюнами. Бугры и глубокие рытвины служили мне отличным прикрытием в этом не совсем джентльменском занятии. Но, несмотря на все усилия, я очень мало узнал о Норсморе и его гостях.
Под прикрытием ночи старуха доставила партию свежей провизии. Норсмор и молодая леди, иногда вместе, но чаще порознь, прогуливались по часу, иногда по два по берегу вдоль линии зыбучих песков. Ясно, что такое место для прогулок выбрано из предосторожности, так как открыто оно только со стороны моря. Для меня же это было чрезвычайно удобно: к отмели вплотную примыкала самая высокая и сильно изрезанная дюна, и, лежа плашмя в одной из ее впадин, я мог наблюдать за прогулками Норсмора и юной особы.
Высокий человек словно исчез. Он не только не переступал порога, но никогда не показывался даже в окнах. По крайней мере, я ни разу не видел его. Может, так вышло потому, что я не решался показываться днем вблизи от дома, так как из верхнего этажа были видны все подступы. А ночью, когда я подходил ближе, все окна нижнего этажа были забаррикадированы, как при осаде. Иногда мне казалось, что высокий мужчина не встает с постели, так как у него была походка слабого и больного человека, иногда же я думал, что он, может быть, уже уехал, и в павильоне живут только Норсмор с молодой леди. Эта мысль уже и тогда пришлась мне не по душе.
Были ли они мужем и женой – я не знал, но имел основания в этом сомневаться. Хоть я ни слова не мог слышать из их разговоров, не мог даже видеть выражений их лиц, но в обращении этих двоих друг с другом было что-то натянутое, церемонное, указывающее не только на отчуждение, но даже на враждебность. Гуляя с Норсмором, девушка шла быстрее обычного, а я знал, что нежные отношения скорее замедляют, чем ускоряют походку гуляющих. Она старалась идти шага на два впереди и, кроме того, держала раскрытый зонтик в виде преграды между ним и ею. Норсмор старался подойти поближе, вследствие чего она отклонялась, и они пересекали берег по диагонали, рискуя угодить в зыбун. Но, дойдя до опасного места, девушка вдруг меняла направление, и Норсмор оказывался между нею и морем. Я пристально следил за этими маневрами, посмеиваясь в душе.