Альвиана: по зову сердца и луны
Шрифт:
А еще это значит, что твоя экзотическая для двуликих внешность, поднимет твою ценность. Стоит Нависам прознать об этом — они покой потеряют от жадности, подсчитывая, сколько смогут заработать на тебе… — Дельрен остановился и пристально осмотрел меня.
— Даже в звериной ипостаси у тебя вид… — он задумался, — терпимый, почти человеческий. Вместо отталкивающей шерсти — светлый пух. Глаза остались серыми, без единого проблеска желтого. Подобные тебе, если сбреют усы, как простой люд. В глаза не броситесь. Хоть город вверх дном переверни — не найдешь.
Я
— Ладно, — вздохнул и Дельрен. — Идем на кухню. Надо поесть. Сырого мяса хочешь?
— Нет, — повертела головой.
— Крови?
— Нет!
— Очень хорошо. А то, кроме пирога, пирожков и тушеных овощей, ничего другого у нас и нет.
— Есть. В кладовой вяленый окорок висит, — напомнила. А то подумает, что я, как нерадивая хозяйка, без запасов.
— Точно. Забыл. Неси…
С длинными, закругленными когтями подавать посуду и хозяйничать неудобно. С трудом управлялась. Еще и Дельрен не сводил с меня странного пристального взгляда.
— Ты точно приехала издалека. В империи таких двуликих нет. Так что придется оспаривать твое имя… — пробурчал под нос, беседуя сам с собой, но я не удержалась и осторожно полюбопытствовала:
— Зачем?
— Чтобы ты не принадлежала Нависам.
— Тогда я буду совсем одна, — напомнила ему его же слова, которыми он пугал меня в департаменте.
— Сам разберусь, — грубовато рявкнул. — Твое дело сидеть, заниматься домом и ублажать.
В свете последних событий напоминать, что я ему не жена, не рискнула. Выставит из дома — и попаду из огня да в полымя. Не хочу. Дельрен хоть и Ловчий, хотя бы не жестокий.
Пообедав, он ушел на работу. Я же помыла посуду, прибралась, приготовила на вечер и прилегла. От стресса совершенно обессилела. А когда проснулась — уже была человеком.
Думала, после обращения, стану Дельрену противной, и он перестанет меня домогаться. Однако его хватило ровно на половину ночи. Засыпала я в своей комнате, а проснулась от того, что кровать под его весом прогнулась.
Моя постель, не чета его, узкая, однако после он не пожелал уходить, и мы заснули прижавшись друг к другу.
Лежа в крепких, медвежьих объятиях, я размышляла: чем объясняются резкие перемены в поведении Дельрена? Допускала, что прежде он жил с кем-то и не привык спать один, вот и использует меня как грелку. Это хоть как-то объясняло ситуацию: почему когда спит — нежен, а стоит очнуться — отстраняется и становится холодным. Ладно, пусть так. Не бьет, не кричит — уже хорошо. А потом натешится разнообразием и охладеет. Тогда, возможно, отпустит меня. Да, обидно, но, с другой стороны, иметь в знакомых старшего ловчего — не так уж плохо…
Тут Дельрен сменил позу и уткнулся носом в мою шею. Попыталась чуть высвободиться — и сквозь сон он пробормотал: — Спи.
Размеренно текли дни.
Я освоилась на кухне, на готовку уходило все меньше времени, поэтому почти весь день могла посвятить себе. С разрешения Дельрена
Как-то днем я лежала в ванной, читала книгу и смаковала вино, что нашла в хозяйских закромах. Дельрен должен был вернуться не раньше, чем через полтора часа, поэтому со спокойной совестью нанесла на лицо фруктовую маску со сливками.
Вдруг в проеме ванной комнаты мелькнула темная тень. Я резко обернулась, вздрогнула и И едва книгу не уронила в воду. Зато и тень ахнула голосом Дельрена. Засранец мало того, что вернулся раньше, еще и входную дверь умудрился открыть бесшумно. Никак жаждет довести меня до сердечного приступа.
— Дурак! — прошипела непочтительно и шумно выдохнула, чтобы отдышаться и немного успокоиться.
Он пропустил мимо ушей и в ответ съязвил:
— Еще одна ипостась? — никак пытается скрыть неловкость из-за своей малодушной реакции. А то ходит — грудь колесом: я мачо и в драке всех уфигачу, а тут как заяц подпрыгнул, едва потолок не разнес.
Вытянув руки с книгой, я опустилась голову под воду и уже через полминуты вынырнула с чистой кожей.
— Маска для лица, — пояснила спокойно, но, наверно, в моих глазах так и плещется мстительное злорадство.
— А вино? — Дельрен тоже взял себя в руки. Вальяжно подошел и отобрал бокал.
— Жалко?
— Нет, — принюхался, отхлебнул из него и вернул. — Но песка, обожающая принимать ароматные ванны, с бокалом вина и книгой — нечто невообразимое. Куда катится мир?
— Говорила же, что до двадцати двух лет жила и считала себя обычным человеком. И знаешь, была вполне счастлива. Никакой привязки, никаких придурковатых родственников из клана, — вздохнула.
Дельрен, осмотрел меня, задержав взгляд на коленке, выглядывающей из воды, и произнес:
— Вернусь домой — последую твоему примеру.
— А ты не насовсем пришел?
— Забежал поесть. Вернусь к утру.
— А… ты куда? — набралась я смелости и задала вопрос.
— К Зельне, — небрежно бросил он. Вроде бы в шутку, но… не знаю. У меня по груди пробежала волна льда, затем огня. Заклокотала ярость. Поклялась себе быть хладнокровной, но убью кобеля!
Я стиснула зубы, чтобы не взорваться, не впасть в истерику и слезы, чтобы не швырнуть в него фужер…
— Э! Только дом не спали! — верно истолковал Дельрен мое состояние. — И травить меня не стоит. Карается пожизненным заключением! И, вообще, мое вино хлебаешь — еще и угрожаешь. — Возмутился он и опять отобрал фужер. — Какая наглость! — присел на край ванной и отпил.
— Параграф семидесятый пункт первый подпункт третий, — уточнила я о меньшем сроке за неумышленное убийство ловчего, и он поперхнулся. А когда откашлялся, шутить ему перехотелось.
— Совсем озверела?!
Я мстительно посмотрела в его широко раскрытые глаза, выдохнула и четко произнесла: