Амелия
Шрифт:
Два дня спустя после того, как птичка упорхнула, прибыло распоряжение об ее аресте, подписанное лордом главным судьей, но доставивший его курьер возвратился с сообщением о ее побеге к крайнему удовлетворению Амелии (а, следовательно, и Бута) и, конечно же, отнюдь не к чрезмерному огорчению доктора.
А примерно еще через неделю Бут и Амелия вместе с детьми, а также капитаном Аткинсоном и его супругой выехали в возвращенный Амелии дом, где по прибытии своем они были встречены приветственными возгласами всех соседей и всевозможными изъявлениями радости.
Дом, как они убедились, был готов их принять; об этом позаботился приятель Аткинсона – старый сержант, а прекрасный обед приготовила к их приезду старая кормилица Амелии, которой ее сын и невестка выказали величайшую почтительность, а Бут и его жена – необычайную любовь и нежность и которая, по беспрекословному распоряжению Амелии, была усажена за стол рядом с ней. За обеденным столом собрались в тот день, быть может, самые лучшие и счастливые люди на свете.
Глава 9, в которой эта история завершается
Приведя в предшествующей главе нашу историю к финалу касательно тех обстоятельств, которые, по нашим предположениям, преимущественно занимали читателя, мы намерены теперь в эпилоге попытаться удовлетворить его любопытство относительно того, что произошло с тех пор с главными персонажами, о которых мы повествовали на предшествующих страницах.
Полковник Джеймс и его благоверная, прожив в течение многих лет в соответствии с правилами хорошего тона вместе, решили наконец пожить, в соответствии с теми же правилами хорошего тона, и порознь. Полковник взял на содержание мисс Мэтьюз и с течением времени воспылал к ней такой страстью (хотя она теперь очень подурнела и невероятно растолстела), что покорно сносит самое тираническое с ее стороны обращение.
Он выделил супруге восемьсот фунтов в год на расходы, благодаря чему та делит свой досуг между Тенбриджем, Батом и Лондоном, проводя около девяти часов из двадцати четырех за картами. Ее доход увеличился впоследствии на три тысячи фунтов, оставленных ей братом – полковником Батом, убитым около шести лет тому назад на дуэли одним джентльменом, заявившим полковнику, что не разделяет его мнения.
Благородный милорд и миссис Эллисон тоже оба вот уже несколько лет как умерли – и оба от последствий своих излюбленных пороков: миссис Эллисон пала жертвой своего пристрастия к крепким напиткам, а милорд – своих любовных похождений, вследствие которых он в конце концов до того прогнил, что еще задолго до смерти испускал зловоние.
Стряпчий Мерфи предстал перед судом Олд Бейли, где, после множества предпринятых им уверток с целью превратно истолковать совершенно недвусмысленное постановление парламента, он был все-таки осужден за подлог и вскоре после этого повешен в Тайберне.
Изобличивший его свидетель некоторое время пытался, судя по всему, исправиться и получал небольшое вспомоществование от Бута, но затем вновь взялся за прежнее; украв кошелек на проезжей дороге, он был пойман с поличным, после чего проследовал по тому же пути, что и бывший его патрон-стряпчий. Так уж ведется, что люди, нрав которых подвергся однажды глубокому развращению, после слабых потуг исправиться, склонны вновь скатываться на прежнюю темную стезю порока.
Что до мисс Гаррис, то она прожила три года с разбитым сердцем в Булони, где получала ежегодно пятьдесят фунтов от сестры, которую доктор Гаррисон с трудом уговорил не посылать ей сто, после чего умерла в самом жалком состоянии.
Мистер Аткинсон вел в общем весьма счастливую жизнь со своей супругой, хотя и принужден был время от времени свидетельствовать должное почтение к превосходству ее суждений и редкой учености. Он, однако же, охотно этому подчинялся, а она платила ему в ответ любовью. У них два славных мальчугана, которых они оба одинаково любят. Недавно Аткинсон получил повышение и стал капитаном, и прошлым летом вся их семья три месяца гостила у Бутов.
Доктору Гаррисону прибавилось лет и почтенности; он окружен любовью и уважением всех прихожан и всех соседей. Он живет поочередно то в своем приходе, то в своем родном городке, то у Бутов; под их кровом с ним приключился два года назад легкий приступ подагры – видимо, первое проявление этого недуга. В продолжение этого приступа Амелия была его сиделкой, а две ее старшие дочери попеременно бодрствовали подле него целую неделю. Старшая из них, которую тоже нарекли Амелией, его любимица; она – вылитая мать, и предполагают, что доктор отличил ее в своем завещании, ибо он уже объявил, что оставит все свое состояние, кроме определенной суммы на благотворительные нужды, детям Амелии.
Что же до Бута и Амелии, то Фортуна, судя по всему, вознамерилась щедро вознаградить их за шутки, которые она сыграла с ними в дни их молодости. В течение лет, прошедших после описанных в нашей истории событий, они непрерывно наслаждались здоровьем и счастьем. Примерно через шесть недель после своего переезда в деревню, Бут съездил в Лондон и уплатил все свои долги чести, после чего, проведя в столице всего два дня, возвратился в деревню и никогда больше с тех пор не уезжал далее чем на тридцать миль от дома. У него два сына и четыре дочери; старший из сыновей (тот самый, с которым мы встречались в этой истории) недавно возвратился из университета; это один из достойнейших и образованнейших молодых людей своего времени. Второй – как раз кончает школу, и его прочат в церковнослужители, – таков его собственный выбор. Старшая из дочерей уже вполне взрослая девушка, но о возрасте ее мы должны умолчать. На днях один весьма состоятельный молодой человек сделал ей предложение, однако она не намерена больше с ним встречаться; «доктор Гаррисон сказал мне, – говорит она, – что он круглый невежда, и я уверена, что у него еще и дурной нрав». Вторая дочь тремя годами младше своей сестры, а остальные – еще дети.
Амелия по-прежнему самая очаровательная женщина своего возраста во всей Англии. Сам Бут частенько утверждает, что она и сегодня так же хороша, как прежде. Ничто не может сравниться с безоблачностью их существования. На днях Амелия призналась мне, что за последние десять лет не припомнит случая, когда бы ее муж был не в духе, а в ответ на мой намек, что это немудрено – ведь у него лучшая из жен, она сказала с улыбкой, что ей приходится быть такой, поскольку именно он сделал ее счастливейшей из женщин.
Дополнение
Из первой редакции книги пятой [396]
Глава 2, в которой речь идет о двух лекарях и всевозможных медицинских материях
Бут возвратился домой с тяжелым сердцем, но застал Амелию в таком состоянии, что она едва ли способна была его утешить. Бедняжка сама в это время не находила себе места: ребенок метался в лихорадке и в довершение всего присутствовавший при этом аптекарь так ее напугал, что она совсем потеряла голову. Он обрисовал положение малютки в самом мрачном свете и, убедив Амелию, что без врача здесь не обойтись, сам вызвался пойти за ним.
396
Глава II из кн. V приводится по тексту первого издания «Амелии». Редактируя роман для второго издания, Филдинг изъял эту главу, и в этой редакции роман перепечатывался обычно впоследствии. В связи с изъятием этой главы Филдинг внес некоторые незначительные изменения в последующие главы, чтобы восполнить пробел в повествовании.