Американская королева
Шрифт:
Он быстро смотрит через плечо на агента секретной службы, стоящего рядом.
— Я могу войти?
— Пожалуйста, входи, — говорит Эш из-за моей спины, и Эмбри проходит внутрь.
Без пиджака и без жилета, хотя галстук-бабочка все еще висит на шее, рукава рубашки закатаны до локтей, обнажая сильные мощные предплечья. Он закрывает за собой дверь, а затем прячет руки в карманы.
— Ты хотел меня видеть? — спрашивает он.
В его позе было что-то оборонительное: то, как его сначала, чуть сгорбленные плечи, расправляются, то как он смотрит Эшу в глаза.
—
И затем подходит и целует своего друга, обхватив рукой шею, чтобы удержать его на месте.
Ресницы Эмбри трепещут, и он тихонько вздыхает, но не вытаскивает руки из карманов, не расслабляется.
— Что ты делаешь? — спрашивает Эмбри, когда Эш отступает назад. — Я думал, что то, что произошло перед церемонией бракосочетания, нужно было для того, чтобы вывести все это из наших организмов. Не… более.
— В последний раз, когда я попросил тебя о вступлении со мной в брак, я тебе сказал, — тихо произносит Эш, — что не хочу, чтобы то чувство к тебе было выведено из моего организма. Независимо от того, как сильно ты хочешь избавиться от чувства ко мне.
Эмбри отводит глаза, эмоции отражаются лишь в игре мускулов на его щеках и подбородке.
— То, что я сказал «нет», было к лучшему. И ты это знаешь.
— Грир сказала, что ты признался, что любишь меня. Есть причина, по которой ты не можешь сказать мне это в лицо?
Эмбри не произносит ни слова, а лишь отворачивается от нас с Эшем.
— Потому что я тебя люблю, — продолжает Эш упавшим голосом. — Мне жаль, если раньше я недостаточно часто это говорил. Мне жаль, если я заставил тебя чувствовать себя так, словно хотел лишь использовать тебя, трахать тебя так, словно тобой обладаю. Я хочу использовать тебя и владеть тобой, но лишь потому, что я тебя люблю.
— Прекрати, — шепчет Эмбри, зажмуривая глаза. — Просто прекрати.
Эш делает шаг вперед, меняя тактику.
— Мы трое… мы все друг друга любим. Мы все пытались жить друг без друга. Очевидно, это не сработало. — Он печально улыбается. — Поэтому нам нужно попробовать что-то другое.
— Например? — спрашивает Эмбри, все еще отвернувшись от нас.
— Нам нужно найти способ быть вместе.
— Что это, черт возьми, значит? — спрашивает Эмбри, поворачиваясь к Эшу. Его лицо хмуро, но глаза влажные. — Вы с Грир теперь женаты. Для нас троих нет никакого вместе.
— Кто так сказал? — спрашивает Эш. — Мы знаем, что происходит, когда влюбляются два человека. Это произошло между каждым из нас. Мы должны выяснить, что происходит, когда влюбляются трое. Все вместе, все сразу.
— Это пиздец как неправильно. — Эмбри хмурится. — И я не хочу быть третьим колесом в вашем браке. Гостем, которого выгоняют, когда он злоупотребил гостеприимством.
— Ты нет гость, и никогда им не будешь, — произношу я, и Эмбри поворачивается ко мне. Это первое, что я произношу с тех пор, как он вошел. — Мы трое должны быть вместе, разве ты не видишь этого? Разве ты не чувствуешь? Сегодня в моей комнате или во время государственного
Щеки Эмбри стали красными на фоне светлой кожи.
— Конечно, я хочу, черт побери, — говорит он. — Конечно, я чертовски сильно этого хочу. Но это не значит, что все это правильно.
— Просто потому, что это не распространено, не значит, что неправильно, — произношу я, почти умоляя. Подхожу к нему и беру Эмбри за руку. — Я не могу прожить вот так всю оставшуюся жизнь. Разрываясь на части между вами обоими. Наблюдая за тем, как Эш на тебя смотрит. Это разрывает мою душу пополам.
Эмбри выдыхает.
— Но мы не можем ничего сделать, если ты этого не хочешь, — говорю я. — Если ты не можешь быть одним из трех, тогда тебе придется быть одному. Мы должны обговорить границы наших отношений здесь и сейчас, потому что, когда мы с Эшем вернемся из нашего медового месяца, нам нужно будет точно знать, как действовать по отношению к тебе.
— Это не сработает, — произносит Эмбри, глядя на наши руки. — Ты ведь это понимаешь, да? Невозможно найти способ, чтобы мы трое смогли заставить это сработать.
— Будет нелегко, — говорит Эш, подходя к нам. — Будет совсем нелегко.
— Люди будут подозревать. Они узнают правду. Если это когда-нибудь выйдет наружу, то мы трое будем уничтожены. Навсегда.
— Вот именно, — произносит Эш, и берет другую руку Эмбри. — Мы должны быть очень осторожны.
— И у нас должны быть свои границы. Ради вашего брака и моего душевного равновесия, все должно быть предельно ясным в том, что можно делать, и что выходит за рамки дозволенного.
— Да, — соглашаюсь я, глядя на Эша. — И это тоже нам нужно выяснить.
— И в тот момент, когда это будет причинять слишком много боли, в тот момент, когда это перестанет работать, мы должны честно сказать об этом, — говорит Эмбри, и его интонация меняется, перейдя от сопротивляющейся к какой-то-то тихой, умоляющей. — Мы должны суметь остановится, если все это закончится болью.
Мы с Эшем тоже беремся за руки, и теперь мы втроем стоим, соединившись в круг. Это кажется очень торжественным, очень сюрреалистичным, из-за низких бра, отбрасывающих на нас узоры из золотого света, и из-за стука майского дождя, падавшего на стекло.
— Да, — подтверждает Эш. — Но мы должны обещать друг другу, что постараемся сделать так, чтобы это сработало. Что мы не сбежим, когда станет сложно. Что мы будем любить друг друга так сильно, насколько это возможно, всеми возможными способами, так долго, сколько это будет возможно.
Его слова повисают в воздухе, серьезные и возвышенные.
Я глубоко вздыхаю и произношу первой:
— Обещаю.
— Я тоже, — произносит Эш.
Эмбри смотрит на нас, на наши лица, на нашу свадебную одежду, на наши соединенные руки. Смотрит на свои руки, которые мы держим. Он глубоко вздыхает, и вдруг я замечаю слезу, которая сбегает вниз по щеке так быстро, что я едва ее замечаю, прежде чем она падает на пол.