Американская королева
Шрифт:
— Мы должны помахать в окно на прощание, — шепчу я, хотя мне понравилось внезапное, хоть и неудобное уединение.
Эш стонет, но, тем не менее, сбивает ткань платья, прикрывавшую окно, и мы машем, пока машина отъезжает в гостиницу. Едва толпа скрывается из вида, Эш позволяет ткани проглотить нас снова.
— Это напоминает мне игру в парашют в младшей школе, — произносит он, взглянув на ткань.
— С парашютом?
Эш поднимает бровь.
— Разве ты этого не делала в своих модных школах-интернатах? Неужели это показатель того, что я учился
— Я ходила в школу Монтессори за пределами Портленда. Мы использовали парашюты больше, чем большинство детей использовало карандаши. Но мы сидели под ними, а не тащили их в кадиллак.
Эти темные брови сошлись вместе и Эш одарил меня озорной улыбкой.
— Я счастлив сидеть под твоей юбкой, если именно на это ты намекаешь.
Я сидела боком на его коленях, перекинув ноги через большой деревянный выступ посередине сиденья, в котором находились системы связи. И Эш извлек выгоду из моего положения, пробравшись рукой к моим ногам, скрытым платьем, а затем проследовал до линии чулок и вверх, пока он не добрался до моей голой киски.
— Ты так и не надела трусики? — хрипло спрашивает он. — Все это время твоя киска была голой?
— Почему думаешь, я настояла на том, чтобы ты стащил подвязку с моего колена, а не с бедра? Чтобы самое важное осталось прикрытым.
Его пальцы проходятся по мягкой коже моих нижних губок.
— Тебе было неприятно, что твои трусики находились в кармане моего смокинга?
Я прислоняюсь головой к окну, раздвигаю ноги, чтобы предоставить Эшу лучший доступ, хотя, он не прикасается к той плоти, которая желала его больше всего. Он предпочел мягкие складки между киской и бедрами.
— Я думала, что это было невыносимо горячо.
— Я тоже.
— А вы с Эмбри… — Я пытаюсь найти правильные слова, но не могу. В английском языке больше слов, чем в любом другом западном языке, и все же я не могу найти те, которые передадут любопытство, возбуждение, позволение и ревность — все в одном флаконе.
Тем не менее, Эш, похоже, понимает, о чем я спрашивала.
— Мы поцеловались. В комнате жениха в церкви. Он вошел, я бросил на него один лишь взгляд и прижал к стене. — Эш откинул голову на подголовник сиденья. — Мы очень долго целовались, пока я не слизал все следы твоей киски с его губ, а затем оставил след на его шее. Ты видела? Я хотел, чтобы ты видела. Не могу решить, было это жестоко или любезно с моей стороны.
— Я тоже не могу решить, — шепчу я.
Кончики пальцев Эша легонько пробегают по моим складочкам, разоблачая, какой очень-очень влажной я стала.
— Возможно, это не имеет значения.
— Или же имеет значение, но мне все равно.
Мы доезжаем до отеля, в небоскребе Gilded Age с великолепным изящным фойе. Мы выбираемся из машины, я беру свой клатч и чувствую жужжание телефона.
Абилин: Сообщи, когда доберешься в отель и будешь в безопасности, чтобы я не беспокоилась.
Я: Только что приехала! Он такой прелестный!
Абилин:
Как и в Женеве, служба безопасности проверила несколько отелей, прежде чем остановиться на одном лишь пару часов назад. Это неудобство, требовало много дополнительной работы, и не являлось частью обычного протокола, но Мерлин, со всеми своими таинственными источниками информации, посоветовал Эшу и его службе безопасности пойти на это, так как наша свадьба была очень громким событием.
Я, не колеблясь, отправила кузине сообщение.
Я: Мы в Sorella.
Абилин: Звучит потрясающе, я так завидую! Наслаждайся первой брачной ночью!
— С кем ты переписываешься? — спрашивает Эш.
Мы ехали в лифте наверх в президентский номер.
— С Абилин. — Я замечаю, что он засовывает свой телефон в карман штанов. — А с кем ты разговаривал?
— С Эмбри. Я пригласил его в наш номер на разговор.
— Эш…
Я придвигаюсь к нему, отклоняю голову назад, чтобы заглянуть в потрясающие зеленые глаза.
— Не важно, что произойдет сегодня вечером, я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не пожалею о том, что вышла за тебя замуж. Если бы мне пришлось выбирать, то это был бы ты. Каждый раз.
— Ты не представляешь, как сильно мне хотелось услышать эти слова, — хрипло говорит он, проводя руками по моим волосам. — О, Грир. Во что я тебя втянул?
Его губы оказываются на моих. Голодные и ищущие. Я позволяю Эшу взять мой рот, как и позволяю ему взять все, что было моим. Эта простая капитуляция прочищает мою голову и будоражит кровь. Мы целуемся, когда открываются двери лифта, целуемся всю дорогу по коридору к нашей комнате. Люк открывает нам дверь, и Эш захлопывает ее за нами. Мы остаемся одни.
— Мы ждем Эмбри? — спрашиваю я, как только Эш позволяет мне сделать глоток воздуха.
— Я не буду ждать, чтобы сделать то, что хотел сделать весь день. А хотел я сделать вот это… — и опускает рот на мою шею.
Глубокое декольте моего платья (достаточно скромное, чтобы пройти тест Мерлина и тест Триеста на «Возлюбленную Америки»), опускалось достаточно низко, чтобы предоставить Эшу доступ к ключице и вершинам грудей, которые он с удовольствием кусает и сосет. Затем возвращается к моей шее, целует, прикусывает и посасывает, пока мои колени не подгибаются. Эш удерживает весь мой вес своими руками.
— Это платье, — бормочет он. — Я весь день пялился на твою идеальную шею. Она сводила меня с ума.
Мои руки сжимают лацканы его пиджака, пока Эш продолжает получать удовольствие. Благодарные стоны, выходят из его горла, пока он пробует на вкус мою кожу. Он возвращается к моим губам, но нас прерывает тихий осторожный стук в дверь.
Мы смотрим друг на друга, а затем я отпускаю пиджак Эша, подхожу к двери и, даже не утруждая себя тем, чтобы заглянуть в глазок, открываю.
Это Эмбри.