Аморальные байки с плохими словами
Шрифт:
— Понял, шеф? — Витя сплюнул пожеваную спичку в цветочный горшок, — С людьми главное общаться, разговаривать. Умеючи, можно и с орангутангом добазариться… Вербальные технологии, йоптеть…
С этими словами он поправил бронзовую пластину, вылезшую из под рубахи. Мой глаз успел выхватить первые буквы текста: "каб№ 23… Мико… Поперд…".
Так мы приняли новый заказ. Впрочем, правильнее было бы сказать иначе: так мы попали в рабство к новому заказчику. Рабовладельцем оказался, понятное дело, Николай. Только вместо сахарных плантаций он владел форелевыми питомниками в Соленых Млаках. Кто там бывал, помнит удивительные озера, лежащие в синих ущельях карпатских гор. Да, не удивляйтесь, раньше
Совсем неподалеку от Мукачева, в направлении Визницы, некогда существовало сказочное место. Находилось оно в предгориях украинских Карпат и такие дивные красоты, признаюсь честно, я ранее видел лишь в атласе "Легенды о Синих Озерах"… Отлогие склоны снежных вершин сахарно сияли в зеркальной глади идеального мира и каскадом спускались к форелевым рыбникам. И вот, среди них, было одно — самое большое озеро, которое блестело как осколок льдинки под голубыми небесами и было так прозрачно, что его девственности могла позавидовать даже непорочная Мария….Посреди водоема, словно во сне, парил бревенчатый охотничий домик. Он был надежно укреплен на дубовых сваях, вбитых в песчаное дно. С берегом звероловную избушку соединял узенький деревянный мостик, укрепленный на таких же столбах. Посреди мостика, между домиком и берегом, была устроена крытая терраса с мангалом и навесом. На берегу, у самой кромки воды, стоял домик смотрителя рыбника. Рядом был деревянный туалет в виде японской пагоды. В охотничьем домике, в силу технических сложностей, туалет отсутствовал…
Все строения, по задумке жены Николая — Попердюк Жанны Андреевны — были выдержаны в индокитайском стиле, чем создавали атмосферу философической печали и сдержанной меланхолии… Вода в озеро поступала из форелевых питомников, расположенных выше, которые, в свою очередь, питались горными потоками хрустальных ключей. Негласным владельцем форелевого хозяйства являлся судебный пристав Николай. В его отсутствие за рыбным питомником присматривал долговязый мадьяр Шандор. Регулярное употребление забродившего виноградного сока и долгое созерцание китайских беседок сделало сторожа человеком самодостаточным и глубоко погруженным в себя.
— Рыбу не кормить. — безучастно повторял смотритель. — Камни в воду не бросать. Пугается она, рыба.
Как он затем поведал, здесь любили уединиться довольно влиятельные особы. И теперь, по прошествии рождественских святок, их было четверо: первый — Савелий Васильевич — магистр международного права и, после стакана водки, принципиальный идиот. Второй — Константин Стебелек — депутат областного совета, глава депкомиссии по земельным ресурсам, а по жизни — трепач и спившийся лентяй. С ними приехал наш общий друг Глеб Егорыч, он же линейный прокурор в отставке и единственный правильный мужик. Ну и, конечно же, сам судебный пристав Николай Гнатович — владелец этого высокопоставленного притона, а также рьяный охотник за трофеями.
С ними была прекрасная дама — вышеупомянутая Жанна Попердюк, супруга Николая, а в недавнем прошлом — слушательница вечерних курсов по фэн-шую. Имея плотный жизненный график, Жанна интенсивно занималась внутренним саморазвитием: составляла икебаны, складывала хокку и активно томилась в ожидании животворящего потока из космических недр. В присутствии мужа она же являлась и Музой, и Химерой, и Дианой в зависимости от сложившейся ситуации… От Коли она не ступала ни на шаг: после прошлогодной охоты, когда Коленька вместо обещанной косули привез домой легкое венерическое недомогание, жена решила самолично сопровождать его к месту звериного лова.
В этом году была спланирована обвальная охота на дикого оленя. Сам олень был уже заботливо приготовлен к охоте: накормлен, вычесан и помыт. Оленя звали Боря. Причиной предстоящей бориной гибели служили его прекрасные оленьи рога, и, знай Боря заранее о таких печальных последствиях, никогда бы не стал выращивать их на своей беззаботной голове. Но грациозные рога успели неосмотрительно созреть и их место было уже предопределено в китайском домике над будущим камином. Теперь глупый Боря беззаботно кушал мерзлые яблоки и не знал, что был обречен.
— Всю ночь их потрошили, Савелий! — подвыпивший депутат Стебелек показывал собеседникам заскорузлые пальцы, — Руки в кровь стерли. Всю ночь! Сорок шесть уток добыли…
В китайском домике посреди озера шли серьезные приготовления к завтрашней охоте: обстоятельно распивалась домашняя водка и травились удивительные байки. Бывалые охотники обсели круглый очаг, сложенный по фэн-шую согласно задумке Жанны Андреевны, в центре комнаты. По ее словам в этом месте максимально была сконценрирована жизненная энергия. Очаг слабо грел и отчаянно дымил, чем создавал обстановку, приближенную к полевой.
— Это как же Вы их добыли? — недоверчиво уточнял магистр международного права, покашливая от дыма, — они что у Вас, привязанные к камышам были?
— Привязанные…, — депутат обиделся и сделал вид, что хочет покинуть компанию, — линька у них была! На перо стать не могли, вот собака их и таскала с камышей.
— Чудеса…
— Брехня…
— Истинная правда! А потом в Пистрялово двадцать пять зайцев положили!
— Зайцы тоже на крыло не стали? — изумился Савелий. — Или линька была?
— Дели на восемь, Савва, — отозвался Глеб Егорыч. Он хоть и выпил, но мысль его была разумна. Он знал, что депутат Стебелек умел приврать. — И тех двадцать пять пистряловских зайцев, тоже на восемь дели.
Савелий попробовал делить сорок шесть на восемь и получилось ровно пять уток плюс одна с оторванными лапами. Это было похоже на правду и принципиальный магистр обрел временный покой. Однако двадцать пять зайцев назойливо сверлили мозг Савелия и он, подняв глаза к потолку, пытался побороть эту сложную задачу. Настала умопомрачительная пауза. Сложная арифметика вступила в конфликт с выпитой водкой и дала сбой. В этот момент на пороге домика появились мы: Витька, я и Йончик — их временные рабы. Еще с нами был школьный друг Витьки — немецкий повар Роланд. Он сам напросился на форелевые озера с тем, чтобы удивить всех своим изысканным куллинарным мастерством, а именно — форелью, запеченной на углях.
— Ага, явились, свистуны японские, — отвлекся от высшей математики Николай.
— Куда инструмент складывать, Николай Гнатович? — спросил Йонас и поставил на пол сумку со шпателями и плиткорез.
— А-а-а-а …вон там кинь, — Николай кивнул головой в сторону бревенчатой стенки у которой и должен был появиться камин, сложенный Йончиком. По стене в сторону окна бежало облезлое чучело лисицы и щерился высохший волк. На месте будущих трофейных рогов была временно растянута шкурка невинно убиенной дикой кошки. У противоположной стены в круглом аквариуме плавали зубастые рыбы. Помимо прочего, в комнате находилась грубая мебель, сложенная из ветвей и плетеные циновки из бамбука. Вход, согласно китайским канонам, глядел на восток, а окна — на север, что, опять же, по замыслу супруги Николая, должно было порождать бодрость мысли и ясность взора. Полы были из тесаного дуба. На деревяных топчанах лежали белые козлиные шкуры, а под окном стоял невысокий крепкий стол. На столе замерли японские чашки из ангоба, черной керамики, но ими давно не пользовались: следуя наставлению Жанны Андреевны, японские чашки необходимо было вдумчиво созерцать во время захода солнца…