Аморальные байки с плохими словами
Шрифт:
Сама же Жанна Андреевна теперь возилась наверху, в мансарде, перестилая синие простыни на белые. Спать на синих простынях категорически отказался магистр Савелий. В ближайшем будущем он должен был получить долгожданную судейскую мантию, уже сложил присягу и синие простыни считал в данном случае абсолютно нетерпимыми. Жанна зло стучала каблуками по потолку и шуршала накрохмаленой тканью. Депутат Константин Стебелек ловко вскрыл вторую бутылку прозрачного напитка и звякнул стеклом. Компания оживилась. Ролик взял из под лавки корзину с сухими дровами и направился на улицу, к мангалу, жечь уголь для печеной
— М-мразь! М-мерзавец! С-своло-о-очь! — кричала выпускница вечерних курсов по фэн-шую. — Вот какие тут косули ходят! Шлюхи парнокопытные!!!
С этими словами обманутая супруга сбежала вниз. Каблуки звонко стучали по деревянным ступеням, из под макияжа дико блестели глаза и пухлые губы скривились от гнева. Ее маникюр пытался порвать невесть откуда взятый ярко-красный бюстгалтер огромных размеров. Шелковая ткань скользила, не рвалась и резала пальцы. Тогда взбешенная Жанна Андреевна завязала скользкий кружевной лифчик в тугой узел и, выбежав на мосток, бросила его в в заледенелую воду. Сквозь тонкий лед было видно, как к яркой детали женского туалета бросилась стая голодной форели.
— Рыбу не пугать. — Лениво произнес на берегу Шони. — Камни не бросать.
— Ну Жаннуля, это было давно, — с досадой протянул Коля.
— В ноябре. — уточнил Савелий. — С шестого на седьмое…
— …и то, лишь в виде физиологического эксперимента, — добавил депутат Стебелек, наливая водку. — А это не считается.
Жанна Андреевна всхлипнула, пнула ногой дубовый поручень и, вздернув тонкий подбородок, зашагала по шатким мосткам на берег.
— Оно так и лучше, — подвел черту Глеб Егорыч и перелил сливовую водку из граненых стаканов в японские чашки. — На охоте бабам не место. Не к добру это.
На этом обсуждение семейного инцидента прекратилось и лишь затихающий стук женских каблуков отдавался в сердце Николая легким чувством вины. На берегу замычал обреченный олень Боря. В сторожке флегматичного мадьяра зажегся желтый свет. Солнце спряталось за горами и близился момент созерцания восточной посуды. И, возможно, этот момент наступил бы, но события развернулись иначе. Роланд, этот немецкий повар-лоботряс, никак не мог разжечь в мангале огонь. Я хотел помочь, но спички тухли, сухой спирт на ветру не загорался и ужин с печеной форелью отодвигался на дальний план.
— Отойди, Роландо, — вдруг посреди мостика появился Витька. — кто ж так огонь добывает. Смотри как надо, дурень европейский.
Произнеся последнюю фразу, Витя интенсивно взялся за дело: обильно полил дрова прозрачной жидкостью из бутылки с надписью "КЕРОСИН. Для растопки печей и мангалов". Я внимательно смотрел и учился искусству добычи огня на открытом воздухе. Ролик тем временем взял в руки железную миску с чищеной рыбой и прижал ее к груди. Полупустую бутылку Витя отставил в сторону, на деревянную скамейку с дровами и чиркнул спичкой.
Последующее можно охарактеризовать крылатой фразой неизвестного гения: " Два дебила — это сила. Три дебила — феерверк". Потому что мангал, ранее безжизненный, вдруг выбросил вверх мощный столб огня и деревянный навес, покрытый по фен-шую соломой, сразу воспламенился. Одновременно с ним вспыхнула лавочка с дровами и резные поручни. Бутыль с керосином, огненно взбрызнув, упала на пол и вспыхнула. Безбровый Витя бросился к берегу. Роланд бежал за ним. Каким образом на берегу оказался я — убейте, не помню…
Слегка охреневший, я очнулся у сторожки и в моем мозгу рисовалась живописная картина умерщвления Витьки озверевшим Николаем. В руках у меня почему то оказалась миска с потрошенной форелью. Роланд уже сидел в кабине катафалка. Рядом олень Боря безучастно жрал яблоки из рук смотрителя Шандора. Беседка пылала.
— Рыбу не кормить. — флегматично сказал Шони оленю. Человеческой речью олень не владел, поэтому дискуссия не состоялась.
Из сторожки выбежала заплаканная Жанна Андреевна. Посреди сумеречного озера торжествовал факел огня. Языки пламени бросали на ледяную корку танцующие блики. В тающей воде сновали спины испуганой форели. На пороге китайского домика, сквозь дым, показались перекошенные силуеты охотников. Мост был сожжен.
— Ты че, жена, совсем сдурела?!?! Убить нас надумала?!?! — заорал Николай через озеро и метнул в нас японскую чашку. Не долетев пару метров до цели, керамическая чашка упала в снег. Подошедший Боря попробовал ее на вкус: она оказалась горячей и с запахом сливовой водки. Снег вокруг чашки расстаял. Олень фыркнул и принялся вдумчиво созерцать восточную посуду из ангоба.
— Так Вам и надо, кобелям, — злорадно всхлипнула Жанна. — И, вообще, это не я… Это Витя нам показывал, как огонь надо правильно зажигать.
Из домика донесся звериный рык и щелчок заряжаемого карабина. Блеснул глазок оптического прицела. Затем послышались испуганные возгласы, возня и стуки металла о дерево. В плавучей избушке раздался густой бас Егорыча и взволнованый голос депутата по земельным вопросам. Скрипнули доски, внутри что то упало и разбилось. Спустя минуту на дымящуюся террасу вышел взъерошенный Николай. Он попробовал ступить ногой на тонкий лед. Неокрепший лед предательски хрустнул.
— Слышь, красноухий, — просипел пристав, сдерживая гнев. — Делай, что хошь, но меня отсюда достань. Иначе я тебе кишки через жопу выдавлю! Опарыш гнойный!
— По судам затаскаю, негодяй! Изувечу, гад безмозглый! — присодинился к Судебному приставу тонкий голос Савелия. Однако ругательный посыл недозревшего судьи был недостаточно сконцентрирован и ослаблен легким ветерком. Поэтому, преодолев нейтральные воды, адресная угроза утратила необходимую силу и на витино сознание не произвела должного эффекта.
— Ни хера себе "делай, что хошь", — удивленный Витя решил извлечь из за уха спичку, но ее там не обнаружил… — Я тут при чем? Настелили соломы где не положено, бараны плавучие, сами виноваты… Пугают еще…И, вообще, скучно мне тут с Вами. Поехали домой, Йончик. Щас полуфинал по телеку пустят. Шеф, тебя домой подкинуть?