Аморальные байки с плохими словами
Шрифт:
Следующим днем я с Йончиком и Витьком прибыл на нашем катафалке к дому. Мы удачно припарковались и принялись выгружать орудия героического труда — ведра, лестницы и ящики с ремонтным инструментом. Ключ от дома был быстро извлечен из рулончика поэтому мы без труда попали вовнутрь. А вот внутри нас ждал сюрприз. Даже сюрпризом увиденное назвать было сложно — это был некий возникший из бредового сна шизофреника пространственный парадокс. Логическая загадка. На мгновенье я решил, что еще сплю и слегка подергал себя за ухо. Йончи открыл рот, а Витька озабоченно присвистнул:
— Вот это матрешка… — удивленно протянул он, — дом в доме. Обосраться и не подняться…
Действительно, это был дом-матрешка. Внутри нового, купленного Патефоном дома, находился еще один, старый, с битой черепицей
— Патефон!- кричал я в трубку телефона, — Ты че нам подсунул, нах?! Это ж ни хрена не новостройка! Дом с призраками, ядреный корень, подмостки абсурда и кошмарный сон! Приезжай скоро, пока нас тут зомби на фарш не пустили!!!
Когда Патефоныч примчался на своем климатизированом "Ауди" из дома вдруг выскользнул прилизанный человек с тоненькой папкой под мышкой. Сунул Патефону сухую ладошку и чинно представился:
— Савелий. Магистр международного права. Новый хозяин дома. Рад знакомству. Заходите, друзья, не стесняйтесь, — Похлопал он по плечу онемевшего Патефона, — как быстро Вы приехали. А по телефону мне сказали, что только со вторника приступят к работе. Ну Вы молодцы!
— Э-э-э, не стучи копытами, магистр, тормозни, — Патефон дернул за пиджак прилизаного, — Ты реально заблудился в городе, сайгак. Это моя недвижимость. Тут бумаги есть… — и Патефон полез в бардачок за документами.
Стали разбираться. После предварительного ознакомления нарисовалась такая полукриминальная картина.
Новый дом построил уже покойный, часовых дел мастер, Шими Вундермахер. Строил сам, своими вундермахерскими ручонками и, так как жить ему было негде, старый дом не разрушал. Жил в нем, спал, кушал кошерный черносив, по ночам чинил часы, а днем опять сооружал вокруг себя новые стены. Для кого он их сооружал было неясно — детей у Шими не было, ближайшая родня жила в Новом Свете на Брайтон-Бич, остальные рассыпались еще дальше и кому достанется вся эта архитектурная головоломка для соседей оставалось удивительной загадкой. Пока дом строился, часовщик немного заболел: от таскания стропил и досок появились боли в пояснице, от сырого раствора ломило руки, от извести пропало зрение и появился глухой кашель. А как только на кровлю нового дома опустилась последняя черепица часовых дел мастер Вундермахер слег в постель. Лежал он у добросердечной соседки тети Лиды и она, может из жалости, а может из корысти, стала ухаживать за ослабевшим доморощенным строителем. Позвали лекаря. Пришел доктор-гомеопат (классическую медицину Шими не признавал) и назначил лечение какими то редкостными пилюлями. В пухлых пальцах он держал маленький зеленовато-коричневый шарик и убежденно твердил:
— Дорогой друг, Шими, — водил он пахучим шариком перед носом часовщика, — только катализная вытяжка из фекальных масс синего кита спасет тебе жизнь. Это не просто шарик — это чудесная квинтэссенция океанических связей природы. Энергетический сгусток живородящих организмов. Импульс внутреннего роста… Первобытная сила… Всего три шарика в день, разбавленных в теплом козьем молоке и через месяц ты здоров как буйвол… Но они не дешевы, Шими, сам понимаешь, киты, Камчатка, Ледовитый океан…
Шими понимал и, так как выбора не было, перевел крупную сумму денег, без малого сорок тысяч долларов на банковский счет доброго гомеопата. Для того, чтобы оплатить счет он обратился к маклеру и срочно продал построенный дом. Затем Шими Вундермахер позвал к себе ребе и поинтересовался, может ли он принять в лечебных целях не кошерный шарик? Ребе лизнул шарик, сказал — "Можно"- и удалился. Тетя Лида нагрела козье молоко и тщательно растворила там китовую какашку. Часовщик Шими тяжело вздохнул, затем выпил до последней капли целебный раствор, икнул и тихо испустил дух. Тогда тетя Лида догадалась, что это была не "чудесная квинтэссенция океанических связей природы", а обычный утренний кал жены гомеопата. Но было поздно.
А дом приобрел Патефон. Законно. Теперь оставалось разобраться с новоиспеченным владельцем Савелием. У него тоже оказались бумаги на дом. На старый дом, тот что внутри. Оказывается, этот дом ему завещал любимый дядя-часовщик еще лет тридцать назад, когда Савелий был румяным пионером и учился дудеть в горн. Незаметно для окружающих из пионера Савелий превратился в комсомольца, потом стал студентом юрфака и постепенно эволюционировал до уровня магистра международного права. За плечами у него был богатый гражданско-процессуальный опыт, на стене масса почетных дипломов, а в спальном шкафу хранилась завернутая в целлофан черная шапочка с красной кисточкой. Савелий был битый волк.
— Будем судиться, — спокойно, с еле скрываемым наслаждением, сказал Савелий, закрывая папочку, — пусть восторжествует истина.
— Ну да, восторжествует- почесал складки на шее Патефоныч, — ты там судись пока, параграф, а мне некогда. Теща не ждет — я ей неожиданный рай пообещал. Так что пацаны, ведра в руки и вперед на баррикады. Ремонтируйте хату, не хер ждать, пока этот конь будет по судам тягаться…
— Хех, интересно, как же мы там работать будем? — озадачился я, — там же хрен развернешься — зазор маленький. Йончи еще пролезет, а Витька?
— Это твои проблемы, дизайнер. Баксы взял — полезай в хомут. Смотреть надо было хату сразу… Кто тебе мешал?
И мы стали работать. Первичный осмотр дома изнутри сразу показал, что из строительных инструментов у часовщика были только пинцет и лупа, а мерял он… да хрен он мерял, строил даже не на глаз, а на ощупь. Стены были сложены из каких то невероятных гипсовых блоков вперемешку с битым кирпичом и пемзой. Отовсюду из стен торчала проволока, сплющенные ведра, резиновые сапоги и расколотый рукомойник. Однозначно, Шими Вундермахер творил свой Вавилон из старых вещей, подножного мусора и вообще, всего, что попадалось ему под руку. В стене возле кухни я даже обнаружил замурованый дуршлаг и железнодорожную сахарницу. Йончи печально пожал плечами:
— Будем штукатурить, шеф, — выставлял он веревочный отвес, — только раствора пойдет немеряно — тут все стены гуляют по толщине. Местами прийдется по пятнадцать сантиметров накидывать. Ну что, выставлять маяки?
— А как же. — грустно сказал я. И Йончи стал выставлять маяки.
Тем временем Савелий приготовился к битве. Как опытный юрист он прекрасно понимал, что дело с домом-матрешкой весьма скользкое, двусмысленное и запутанное. И что лишь от его профессиональной подготовки теперь зависит исход судебного разбирательства. Естественно, он сразу подал судебный иск против маклера, продавшего Патефонычу дом. К Патефону Савелий особых претензий не имел: ну, купил человек дом. Законно купил. Он же не знал, что внутри еще один стоит. А вот маклер, подлец, знал и теперь должен был привлечен к ответу. Однако маклер на все судебные повестки не отвечал, и когда за ним домой пришли судебные исполнители, то старушки, сидящие у подъезда, сказали, что не видели его уже давно. Около месяца. Провели расследование, хитрого маклера не нашли, но узнали, что месяц назад на военном полигоне местные мальчишки видели огромное количество ворон, которые что то клевали в траве. Перед этим они слышали хлопок. Выехавшие на место следователи обнаружили в поле небольшую воронку и рядом испорченные очки.
Тогда Савелий подал в суд уже на Патефона. Предметом иска было нарушение санитарных норм по инсоляции помещений и магистр Савелий требовал срочно снести новый дом. Мол, мало солнца падает в окна. К иску он приложил инвентарное дело на свое имущество тысяча девятсот пятьдесят седьмого года. Патефон тоже был не дурак и подал встречный иск, в котором требовал снести старый, внутренний дом, так как он заплесневел, воняет и еще больще нарушает санитарные нормы проживания. К тому же травмирует его тонкую душу и вносит смятенье в отношения с близкой ему тещей Розалией Карловной. Старой больной женщиной. А еще мешает ему расставить резные диваны и домашний кинотеатр. И к судебным материалам тоже приложил инвентарное дело две тысячи первого года. Старый дом там не значился. Возникла беспрецендентная правовая коллизия. Внимательно изучив материалы, городской судья сначала пребывал в некой прострации, но когда магистр международного права Савелий потребовал приобщить к делу выдержки из "Гражданского Кодекса", впал в ступор. Тогда Патефоныч оперативно приобщил к телу судьи холодное пиво, горячую баню и ароматный шашлык. Судья вышел из ступора и признал Патефона потерпевшим. Патефон торжествовал.