Анализ крови
Шрифт:
– А они придерживаются холистических взглядов?
– Если верить работнику службы социального обеспечения – да. Кто бы мог подумать? Я бы скорее назвал их долбаными невежами. Лечат все болезни морковкой, бобами и вонючими травами, которые нужно в полночь бросать через плечо. Кульминация нескольких столетий научного прогресса – добровольный культурный регресс!
– Чем именно занимаются эти «прикоснувшиеся»?
– Доказать я ничего не могу. Но я точно знаю, что все шло гладко, согласие было подписано, затем двое – мужчина и женщина –
На столе появились тарелка с яичницей и блюдечко с желтым соусом. Я вспомнил страсть Рауля к голландскому соусу. Полив яичницу соусом, он разделил ее на три равные части. Первой была поглощена средняя, следом за ней та, что справа, и, наконец, исчезла третья. Опять губы салфеткой, опять избавление от воображаемых крошек.
– Какое отношение имеет к этому ваш практикант?
– Валькруа? Возможно, самое непосредственное. Позволь рассказать немного о его характере. На бумаге все выглядит замечательно – доктор медицины, окончил университет Макджилл, он франко-канадец, – ординатура в Майо, год в исследовательской лаборатории университета штата Мичиган. Ему под сорок, он был старше большинства соискателей, поэтому я посчитал его зрелым специалистом. Ха! Во время собеседования передо мной был опрятный, интеллигентный мужчина. Последующие полгода показали, что он на самом деле стареющий лоботряс.
Парень он толковый, но ведет себя как дилетант. Одевается и говорит как подросток, стараясь опуститься до уровня своих пациентов. Родители не могут с ним общаться, и со временем и дети начинают видеть его истинную сущность. Есть и другие проблемы. Валькруа переспал с матерью по крайней мере одного нашего пациента, о чем мне достоверно известно, и я подозреваю, что были и другие. Я устроил ему взбучку, а он смотрел на меня так, будто я сумасшедший, раз беспокоюсь по таким пустякам.
– Чересчур раскрепощенный в этическом плане?
– Валькруа понятия не имеет об этике. Временами мне кажется, что он пьян или наширялся, но мне ни разу не удалось поймать его на обходах. Он всегда подготовлен, у него всегда есть правильный ответ. Но он все равно не врач, а просто хиппи, получивший хорошее образование.
– Как он ладил со Своупами?
– Пожалуй, слишком хорошо. С матерью он подружился, и с отцом, похоже, тоже нашел общий язык, насколько это только возможно. – Рауль заглянул в пустую чашку из-под кофе. – Я не удивлюсь, если он собирался переспать с сестрой Вуди – весьма привлекательная девица. Однако сейчас меня беспокоит другое. – Он прищурился. – Мне кажется, что доктор Огюст Валькруа питает слабость к шарлатанам. На совещаниях он не раз говорил, что нам нужно быть более терпимым к так называемым «альтернативным подходам к здравоохранению». Какое-то время он провел в индейской резервации, и на него произвели впечатление тамошние знахари. Мы все обсуждаем статьи в «Медицинском журнале», а он распространяется о шаманах и порошке из сушеных змеиных шкур. Невероятно. – Рауль поморщился с отвращением. – И когда Валькруа сказал мне, что Своупы отказываются от лечения и забирают сына домой, я не мог избавиться от впечатления, что он злорадствует.
– Ты полагаешь, он поставил тебе подножку?
– Внутренний враг? – Он задумался. – Нет, не в открытую. Я просто думаю, что Валькруа
– Ты мог бы обратиться с этим в суд, – предложил я.
– Я уже обсуждал это с нашим юристом, и он думает, что мы победим, – печально кивнул Рауль. – Но только победа эта будет пирровой. Помнишь дело Чада Грина – у ребенка была лейкемия, родители забрали его из детской клиники Бостона и сбежали в Мексику, чтобы лечить его там лаэтрилом. Средства массовой информации устроили из всей этой истории настоящий цирк. Родителей сделали героями, врачей и клинику выставили злыми волками. В конечном счете, пока шли судебные разбирательства и выносились решения, ребенок так и не получил лечения и умер.
Рауль надавил указательными пальцами на виски. Под кончиками пальцев задергались жилки. Он поморщился.
– Голова болит?
– Только начинает. Я справлюсь. – Рауль шумно втянул воздух. Брюшко затряслось. – Может быть, придется обращаться в суд. Но мне бы хотелось этого избежать. Вот почему я и обратился к тебе, друг мой. – Подавшись вперед, он накрыл мою руку своей. Кожа у него оказалась на удивление теплой и лишь чуточку влажной. – Поговори с ними, Алекс. Воспользуйся всеми ухищрениями, какие у тебя есть. Сострадание, сочувствие – все что угодно. Постарайся заставить их увидеть последствия своих действий.
– Трудная задача.
Убрав руку, Рауль улыбнулся:
– У нас здесь других не бывает.
Глава 4
Стены в отделении были оклеены солнечными желтыми обоями с танцующими плюшевыми медвежатами и улыбающимися тряпичными куклами. Но больничные запахи, к которым я привык, когда работал здесь, – дезинфицирующие средства, запах человеческих тел, увядающих цветов, – ударил мне в ноздри, напоминая о том, что я здесь посторонний. Хотя в прошлом я уже тысячу раз ходил по этому самому коридору, меня стиснула ледяная тревога, неизбежно порождаемая больницами.
Модули ламинарных воздушных потоков находились в восточном конце отделения за серой дверью без окон. При нашем приближении дверь распахнулась, и в коридор вышла молодая девушка. Закурив, она двинулась было прочь, но Рауль окликнул ее, и она остановилась, обернулась, отставила одну ногу и застыла в такой позе, в одной руке держа сигарету, а другую положив на бедро.
– Сестра, – шепотом объяснил мне Рауль.
Он назвал ее привлекательной, но это было явное преуменьшение.
Девушка была сногсшибательная.
Высокого роста, пять футов и восемь или девять дюймов, тело ухитрялось одновременно быть и женственным, и мальчишеским. Ноги длинные, поджарые, упругие, грудь высокая и маленькая. Девушка обладала лебединой шеей и изящными тонкими пальцами, заканчивающимися выкрашенными алым лаком ногтями. На ней было белое платье из тонкого трикотажного материала, перехваченное серебряным шнурком, подчеркивающим тонкую талию и плоский живот. Мягкая ткань, обтягивающая все выпуклости и изгибы, заканчивалась, не доходя до колен.