Анатомия зла
Шрифт:
Джимми кряхтя поднялся и направился в сарай, где за горой заготовленных для камина дров у него была спрятана разборная лестница – две длинные палки и перекладины на защелках. Собрал ее, взвалил на плечо и направился к забору, бормоча себе под нос:
Что же это я, право, сдурел совсем. Бежать в таком виде! Да меня на первом же перекрестке в психушку отправят. Надо пойти одеться, обуться, выпить на дорожку, поесть поплотнее. А заодно и мешочек с едой прихватить. Да и вообще все хорошенько взвесить и обдумать. Не пацан ведь я, чтобы действовать с бухты-барахты.
Прислонив к стене лестницу, он распрямился, упершись в нее кулаками и откинув голову, и вдруг замер. На стене, свесив руки и ноги, крепко спал Гроэр.
– Господи Иисусе! – Джимми даже перекрестился от неожиданности. Протер глаза и снова уставился на стену. Видение не исчезло. – С ума сойти можно, – запричитал он, хватаясь за лестницу. – Свалится, кости себе переломает. И окоченел небось совсем. А может и вообще того... умер?
Стараясь не производить шума, чтобы не напугать спящего, он приставил лестницу и тихонько подобравшись к нему, крепко ухватил за руку:
– Сынок! Проснись.
Открыв глаза, Гроэр обалдело уставился на опекуна.
– Только, ради всего святого, не делай резких движений.
Джимми боялся, что его вмешательство подтолкнет юношу на отчаянный шаг, который тот повидимому так и не рискнул совершить ночью. Но Гроэр осторожно сел, перекинув затекшую ногу внутрь, и, держась на руках, сполз на верхнюю перекладину лестницы.
– Так она у тебя все-таки была, – упрекнул он. – Где ты ее прячешь? Я облазил все подвалы, чуланы и сараи, но так и не нашел.
– Я знал, что когда-нибудь она тебе понадобится, – хитро подмигнул ему Джимми. – И принял меры предосторожности. Как спалось на новом месте?
– Как петуху на нашесте.
– Выкинь ты такое лет 5–10 назад, я бы тебя как следует выдрал. Марш умываться. Завтракать пора.
– А я-то надеялся, что с сегодняшнего дня меня уже никто не будет ни пилить, ни кормить, как маленького, – вздохнул Гроэр, направляясь к дому.
– Так вот она, лестница, у крыльца. Я еще не успел разобрать ее. Дерзай, если такой храбрый, – крикнул вдогонку Джимми, провожая юношу мрачным взглядом.
И, может быть впервые забывая о своих обязанностях, не пошел на кухню готовить омлет или оладьи, а тяжело опустился на крыльцо, обхватив голову руками. С того дня как Гроссе сообщил ему о своем решении забрать Гроэра, Джимми ни о чем другом не мог думать. Уезжая, хозяин сказал, что мальчику будет хорошо на новом месте. Но он-то знал, что это была ложь. Здесь, за каменной стеной, у Джимми было предостаточно времени обо всем поразмыслить. И он прекрасно понимал, что если бы Гроэра готовили к нормальной человеческой жизни, то незачем было столько лет скрывать ото всех сам факт его существования. Но ему не хватило храбрости высказать свои соображения вслух, и он малодушно промолчал. Как привык молчать все эти годы.
Джимми унесся мыслями на двадцать лет назад, вспоминая подробности своего неожиданного сближения с человеком, стоявшим совсем на другой социальной ступени. Гроссе был в ту пору молодым, набиравшим силу и обороты ученым. А он – всего лишь санитаром.
Сын мелкого фермера, Джимми рано покинул отчий дом. В поисках заработка он много скитался по чужим дворам и городам и, прежде, чем попасть в больницу, в которой практиковал Гроссе, успел побывать посудомойкой в китайском ресторане, коридорным в отеле, садовником и выгуливателем чужих собак.
Конечно, Джимми не мог ничего знать об уникальном клоне, уже вызревавшем в домашней лоборатории Гроссе, и о том, что в поисках доверенного лица Гроссе остановил свой выбор на нем. Несколько мелких услуг, приветливых, ничего не стоящих фраз – и санитар стал боготворить молодого, чуткого к простому люду ученого.
Как-то раз Гроссе внимательно вгляделся в лицо Джимми и, покачав головой, сказал, что ему не нравится его нездоровый вид. Джимми естественно удивился, ведь он прекрасно себя чувствовал и его ничего не беспокоило. Но Гроссе привел его к себе в кабинет и заставил раздеться. После тщательного обследования он заявил, что не ошибся в диагнозе, что сердце Джимми ни к черту не годится, да и состояние легких вызывает у него опасения.
Гроссе выдержал долгую, томительную паузу, пока сбитый с толку, растерявшийся от неожиданной напасти санитар сам не попросил его о помощи. Тогда "чуткий доктор" великодушно согласился уложить его в свою палату, пообещав поставить на ноги в кратчайший срок. Напуганный, но преисполненный благодарности Джимми даже не догадывался о коварных замыслах своего благодетеля.
Заполучив таким путем "больного", Гроссе назначил ему инъекции с очень сложными и звучными названиями. Но, несмотря на обещанное скорое исцеление, состояние санитара стало заметно ухудшаться. Появились боли в области сердца, одышка, слабость. Вскоре он не мог уже самостоятельно вставать с постели. Доверие к доброму доктору было настолько велико, что Джимми и мысли не мог допустить о подвохе.
– Вот видишь, дружок, я-таки оказался прав. – Доктор озабоченно склонялся над постелью больного. – Благодари Бога, что он свел тебя со мной. Иначе в один прекрасный день на твоей постели нашли бы лишь бездыханное окоченевшее тело.
Образно представив столь мрачное пророчество, Джимми изменился в лице. А Гроссе безжалостно продолжал:
– У тебя врожденный и основательно запущенный порок сердца, который следовало лечить еще в детстве. Увы, спасти тебя может только операция. Но операция не простая. Твои легкие и сердце необходимо заменить.
– Как это заменить? – озадаченно воззрился на него санитар.
– Слушай меня внимательно. Вот уже несколько лет я эксперименти-рую на животных, вполне успешно пересаживая им внутренние органы – не по отдельности, а блоками. И хотя абсолютно в себе уверен, на человеке этот метод я еще не проверял. Хочешь быть первым?
– А если со мной что-нибудь случится? – Джимми испуганно заморгал.
– Без моего вмешательства это что-нибудь случится наверняка, – заверил его доктор. – Имплантация – твой единственный шанс.