Ангел беЗпечальный
Шрифт:
Да уж! Борис Глебович закрыл газету и тут снова увидел то самое объявление. «Счастливая старость», — повторил он машинально, думая про свою стенокардию, про истукана-соседа и тощий зад его сына Валька, про пенсию, которой не хватает на пустые щи, и про безстыжих торговцев. «Да пропади оно все пропадом!» — он ударил кулаком по столу и потянулся рукой к телефонной трубке…
Впоследствии он не раз и не два пытался осмыслить этот свой поступок. Зачем? Зачем он, немолодой, умудренный жизнью мужчина, тертый, что называется, калач, влез в эту авантюру? Сколько раз прежде недоумевал по поводу глупости человеческой, побуждающей иных его сограждан вкладывать деньги в разные там сомнительные фонды и пирамиды! «Уж я-то, — думал, — никогда в этот омут голову не суну!» Ан нет! Еще как сунул. По самое, как говорится,
Он набрал номер, еще не зная, что скажет, да и зачем вообще звонит. Ответили после первого гудка. «Да, мы вас слушаем», — этот сочный баритон явно принадлежал солидному самоуверенному мужчине.
— Извините, я попал в «Счастливую старость»? — растерянно промямлил Борис Глебович и уже хотел положить трубку, но тут его переключили на другого оператора, и ласковый женский голосок с какими-то даже интимными нотками проворковал:
— Вы не ошиблись, вы сделали правильный выбор. Как вас зовут?
Борис Глебович, не понимая, для чего это делает, отрекомендовался и тут же, как глупый комаришка, впутался в липкую паутину разговора. Женщина на том конце провода щебетала канарейкой, называла его «наш дорогой Борис Глебович», «бедный вы наш!», «как же я вас понимаю!» и так далее — в общем, словно была знакома с ним с младых ногтей и более дорогого и любимого человека никогда рядом с собой не имела. Борис Глебович млел и таял, как сахар в чашке с утренним кофе. Он даже подумал и вовсе о крамольном: а не жениться ли ему? Даже об этом! Хотя считал себя убежденным холостяком с тех давних юных лет, когда на три года вкусил прелести семейной жизни.
— Нет, вы просто обязаны приехать к нам. Немедленно! Вы не понимаете, дорогой Борис Глебович, как это важно для вас! — голос юной (как представлялось ему) обольстительницы срывался, выказывая высшее участие и благорасположение.
— Я понимаю, понимаю, — торопился Борис Глебович, замирая душой в предвкушении неведомого, — я приеду. А мы с вами увидимся?
— Ну конечно же, глупенький! Непременно увидимся! — в голосе его собеседницы появились торжествующие нотки. — Да, не забудьте о пакете документов, которые я вам назвала.
— Я помню. До встречи! — Борис Глебович еще некоторое время держал трубку у уха, испытывая странное умиление от сладкозвучия коротких гудков…
Через час он собрал все необходимые бумаги, почистил щеткой выходной костюм, гладко выбрился, облился одеколоном и побежал на автобусную остановку. Фонд «Счастливая старость» располагался на окраине города, в здании закрытого недавно детского садика. Борис Глебович понял это по специфическим малым формам, раскиданным по двору: качелькам, дугообразным лесенкам, бревнышкам и пенькам. В песочнице, забытое, ржавело металлическое детское ведерко — значит, не так уж давно детишки возводили здесь свои хрупкие песчаные замки и дворцы. Впрочем, не более хрупкие, чем окружающие их аналоги из взрослого мира… Борис Глебович, несколько отрезвленный нервной суетой автобусной публики, разговорами о мизерной пенсии и предателях-олигархах, почувствовал в себе возрождающуюся способность критически мыслить. «Что ж я делаю? — пробормотал он озадаченно и приостановился. — Куда иду?» Он уже почти что вырвался из пленившей его давеча паутинки, почти что — по крайней мере, мысленно — повернул назад, но тут его обогнали две старушки. Метнув в него неодобрительные колючие (мол, что стоишь? Не мешайся под ногами!) взгляды, они быстренько засеменили к входным дверям, над которыми, явно наспех закрепленная, висела вывеска: «Благотворительный фонд «Счастливая старость»». «Нет уж, узнаю все до конца, — решился он, — с меня не убудет. Ну, и на нее одним глазком посмотрю».
Однако одним глазком не получилось. Его сразу взяли в оборот. Какие-то энергичные молодые люди, в безупречных черных костюмах и с эмблемами фонда на груди, не давая продохнуть, препровождали его из одного кабинета в другой. Там рассматривали его бумаги, задавали самые разнообразные вопросы, причем некоторые — явно для проформы, так как, не дожидаясь ответов, переходили к следующим. Одно он понял точно: более всего прочего
— Мокий Аксенович, потомственный стоматолог.
Борис Глебович назвал себя и хотел было поделиться своими опасениями, но тут уловил какое-то движение и суету у дверей. Сквозь строй охранников в зал протиснулся полный человек в богатом, английской шерсти, костюме. Расплываясь в сладостно-приторной улыбке, он широко развел руками и закивал головой:
— Здравствуйте, дорогие друзья господа пенсионеры! Я Нечай Нежданович Проклов, генеральный директор фонда «Счастливая старость». Надеюсь, наша сегодняшняя встреча переполняет счастьем не только меня, вашего покорного слугу, но и каждого из вас, здесь сидящих. Уверяю вас, что это счастье отныне будет лишь прибавляться и возрастать. Заботами курирующей наш фонд областной администрации в лице зама главы Кирилла Кирилловича Коприева (Проклов указал рукой на висящий на стене портрет лысого толстяка) мы гарантируем вам стопроцентный комфорт, уход и медицинскую помощь. Но и это еще не все! В конце жизненного пути вас ждут самые престижные кладбища, гражданские панихиды, некрологи в газетах и зависть ваших знакомых, которые так и не обрели счастья быть клиентами нашего фонда...
«Ну-ну, пой, соловей», — неслышно процедил сквозь зубы Борис Глебович, испытывая отвращение от этих липких, как патока, словесных излияний. Похоже, его настроение разделяли многие из присутствующих, поскольку в зале возник какой-то неясный глухой ропот. К Нечаю Неждановичу подошел темнолицый высокий мужчина средних лет, что-то ему шепнул, отчего гендиректор на мгновение обездвижел, замолчал, лицо его превратилось в комическую маску. Но он тут же взял себя в руки и, повернувшись вполоборота к темнолицему, представил его:
— Наш сотрудник и главный консультант Митридат Ибрагимович Авгиев. Он продолжит беседу с вами, а мне необходимо срочно уехать. Дела, так сказать…
Директор фонда поспешно, с некоторой даже сумбурностью движений, удалился. Борис Глебович обратил внимание на то, что в присутствии этого самого Авгиева Нечай Нежданович сник, стушевался, перестал самодовольно лосниться. Экая закавыка, что-то тут не так — кто ж у них в самом деле гендиректор? Борис Глебович попытался обдумать это, но ход его мыслей прервал сосед.
— Где-то я его видел? — прошептал Мокий Аксенович. — Погоди-ка…
Он мучительно скривил лицо и ухватил себя за затылок. Митридат Ибрагимович между тем пристально оглядел присутствующих и заговорил. Голос его, низкий, полнозвучный, мгновенно наполнил собой все пространство зала, и Борису Глебовичу показалось, что каждый звук этого голоса пропитан горьковато-терпким запахом полыни:
— Здравствуйте, коллеги! («Почему это мы его коллеги?» — озадачился Борис Глебович: ему вовсе не хотелось быть коллегой этого мрачного субъекта.) Сейчас мы обсудим ваш выбор. Ваш правильный выбор! Не ошибиться — это важно для каждого из нас! Сколько раз нас обманывали! Но можно ли совсем не верить людям? Особенно тем, кто готов позаботиться о вас, жертвуя личными интересами и амбициями? Нет, без веры в лучшее жить невозможно! Но почему, спросите вы, именно здесь и сейчас нас не могут обмануть? Почему именно этим людям из какого-то там фонда, пусть и под многообещающим названием, можно довериться? Да и можно ли? Можно, скажу я вам! И не просто скажу, но и убедительно докажу, так что все ваши сомнения рассеются! Итак…