Ангел тьмы
Шрифт:
Когда Айзексоны и мисс Говард закончили объяснять это дело нам с мистером Муром, я как раз завершил свой труд по вызволению куска металла из доски; но дух мой, воспаривший было от перспектив представить пулю для баллистической экспертизы, заметно упал, лишь только стало ясно, что я битый час потратил на аккуратное извлечение старой шляпки гвоздя. Впрочем, подобное разочарование было обычным для детективной работы, уж это я знал точно — поэтому я снова взял лупу и продолжил осмотр поверхности дерева в поисках новой похожей дырки.
Люциус, Маркус и мисс Говард тем временем продолжили свою лекцию, объясняя, что младший Айзексон собирался сделать с «кольтом» Дэниэла Хатча: похоже, баллистика не ограничивалась одним сопоставлением пуль и стволов. Люциусу предстояло постараться аккуратно определить по количеству ржавчины и пыли, скопившихся на «миротворце», как давно из него стреляли и сколько раз. На второй вопрос ответ казался несложным: в шестизарядном барабане оставалось три патрона, что создавало впечатление трех произведенных выстрелов. Большим сюрпризом это не стало: именно три пули, по нашему предположению, пошли в дело при стрельбе в детей Либби Хатч. Однако, что вполне обычно, когда речь идет о судебной науке, вещи не всегда столь просты, как кажутся.
Нередко люди, держащие револьверы дома, объяснила мисс Говард, оставляют одно верхнее гнездо пустым, чтобы, если кто-то или что-то случайно заденет курок, не взведя его, боек ударника встретил лишь воздух. А по мере продолжения Люциусом осмотра эта троица все больше убеждалась, что сей процедуре следовал и Дэниэл Хатч. Три гнезда нашего револьвера, как я и сказал, оставались заряжены — но из остальных трех налет пороха был лишь на двух, свидетельствуя об их участии в стрельбе с момента последней чистки оружия. К тому же третье пустое гнездо покрылось ржавчиной больше, чем прочие два, указывая, что пустым оно оставалось дольше. А по мнению Маркуса и Люциуса, исключить маловероятный шанс того, что некто нашел оружие, выстрелил из него, перезарядил и бросил обратно в колодец, могло измерение количества ржавчины в стволе: из револьвера не стреляли много лет.
Все это весьма беспокоило. Чтобы наша теория о том, что Либби Хатч сама застрелила троих своих детей, сработала, нам требовались три выстрела — но из «кольта» стреляли лишь дважды. Эта недостача крайне озадачила Маркуса с Люциусом, и пока они продолжали обследовать револьвер на предмет отпечатков пальцев, лица их морщились, точно кора старых деревьев во дворе. Они действительно обнаружили на обеих сторонах рукояти и на спусковом крючке несколько отпечатков, совпадавших с отпечатками Либби; еще один частичный отпечаток имелся на курке, и они без колебаний приписали его ей же — но ничто не указывало на ее прикосновения к барабану, и это, похоже, исключало возможность того, что она могла перезарядить револьвер и вновь стрелять из него. Мы знали, что одна пуля прошла навылет через шею Клары Хатч (и благополучно застряла где-то в повозке, вероятно, снизу сиденья возницы) — но если оставался одинтолько выстрел, как объяснить двухубитых мальчиков?
Маркус и Люциус, в настроении все более мрачном, тщательно записали все добытые первичные сведения о состоянии револьвера, и затем начали разбирать его, дабы подготовить к испытательной стрельбе. И именно мисс Говард вернула нам надежду, предложив возможное решение загадки с двумя пулями и тремя жертвами. Она сходила за стопкой документов мистера Пиктона, касавшихся стрельбы, которые лежали на пианино, и извлекла заключение доктора Лоуренса о смерти двух мальчиков Хатч, напомнив нам, что нигде ни разу не упоминались выходные пулевые отверстия на телах Томаса и Мэтью. А Лоуренс, хоть и говорил о пороховых ожогах у детей, так и не уточнил, у каких именнодетей. Мистер Пиктон решил, что речь шла обо всех троих, поскольку у всех имелись огнестрельные ранения. Но дела могли обстоять иным образом. Заявлениям же Либби Хатч о положении детей при нападении мы могли доверять не больше, чем прочим ее словам. И потому в пределах данных рамок мы свободно могли представить последовательность событий, совершенно отличную от той, кою мистер Пиктон придумал на основании имевшихся отчетов.
Допустим, сказала мисс Говард, что, когда повозка остановилась, маленький Томас на самом деле сидел у Клары на коленях. Девочке попали в грудь, но никтоне мог совершить этого, не убрав прежде Томаса. Поэтому, по словам мисс Говард, нам следовало предположить, что Либби взяла Томаса и пересадила его — быть может, на колени к Мэтью.Потом Либби выстрелила в Клару, что почти наверняка крайне шокировало Томаса, и потому Либби быстро выстрелила и в него. Но «кольт-миротворец» 45-го калибра — оружие мощное: пуля, поразившая Клару, навылет пробила ей грудь и шею. Так что пуля, доставшаяся маленькому Томасу, несомненно прошила его и попала в то, что было за ним — или в того,кто был за ним, если допустить мысль, что мальчик и впрямь сидел перед Мэтью.
От этой идеи в глазах Маркуса и Люциуса вновь появился огонек. То есть мисс Говард предполагает, спросили они, что обоих мальчиков убили однойпулей? Безусловно, отозвалась она — с учетом состояния «кольта» остальное не имело смысла. Но прежде чем предаваться ликованию, продолжила мисс Говард, стоит вспомнить вот еще о чем: пуле могло не хватить мощности пройти через два тела и врезаться в обшивку кузова повозки. А если так все и обстояло, у нас неприятности: ведь помимо прочих не упомянутых в отчете доктора Лоуренса вещей, там ничего не говорилось об извлечении каких-либо пуль из тел обоих мальчиков. Иными словами, если отсутствующей пули не было в деревяшках перед нами, ее похоронили вместе с Мэтью Хатчем на городском кладбище Боллстона (которое, как выяснилось, располагалось аккурат за углом от дома мистера Пиктона). Осознание этого немедля стерло улыбки с лиц детектив-сержантов и подстегнуло нас с мистером Муром — а теперь к нам присоединилась и сама мисс Говард — начать раздирать на щепки обшивку и скамью в попытке обнаружить вторую недостающую пулю: без нее мы даже не могли утверждать, что стрельба производилась из «кольта» старика Хатча.
Пока мы неистово трудились, Маркус с Люциусом вернулись к револьверу. Наконец на обед домой пришел мистер Пиктон, и за едой мы рассказали ему об утренних результатах, кои он счел интригующими, но притом и весьма тревожными. А когда он отправился обратно в контору, мы продолжили работу с еще большей решимостью — но начало дня миновало, не принеся никому никаких открытий.
По наступлении вечера приехали Сайрус с доктором Крайцлером, заняли места рядом с нами и присоединились к поискам. Однако никаких обнадеживающих находок так и не последовало. Нам было уже почти негде искать, и именно мистер Мур первым понял ужасный смысл сего факта. Ближе ко времени коктейля лоб его окончательно нахмурился от разочарования, но когда мистер Пиктон возвратился домой и предложил всем оставить работу и выпить перед ужином, мистер Мур заставил себя состроить веселую физиономию и убедил детектив-сержантов, чьи глаза покраснели за целый день весьма скрупулезной работы, принять приглашение хозяина. Остальные тоже присоединятся, добавил он, через минутку, на что Маркус с Люциусом устало кивнули и отправились в дом.
Лишь только они покинули пределы слышимости, на лице мистера Мура отразилось нетерпение.
— Отлично, — заявил он, откладывая увеличительное стекло. — Хорош на сегодня. Всем отбой.
— Но почему, Джон? — удивилась мисс Говард. — Солнце еще светит, да и осталось не так уж много…
— В том и дело, — отвечал мистер Мур. — Часть из оставшегося понадобится нам утром нетронутой.
Я по-прежнему был сбит с толку, но Сайрус начал кивать с пониманием:
— Ее там нет, мистер Мур, верно?
— Шансы не в нашу пользу, — подтвердил мистер Мур. — Пуля сорок пятого калибра оставляет достаточно большую дыру — и один из насее бы уже заметил.
— Так зачем же тогда беречь частьэтой штуки? — спросил я.
— Затем, что я не хочу, чтобы Руперту пришлось преднамеренно лгать в суде, или Маркусу с Люциусом оговаривать себя. Пуля эта может быть в одном-единственном месте — и мы ее достанем. А завтра утром засунем в оставшийся кусок и дадим им ее найти. Никому из нассвидетельствовать по этой части дела не придется, а раз так, нам нечего переживать о лжи — они же при своей осведомленности будут говорить правду.