Англичанка
Шрифт:
— Ну, и раз уж тебе еще год с лишним ходить подо мной, может, расскажешь вкратце, что у тебя за план?
— Я отведу Павла Жирова в сторонку, и мы поболтаем. Он расскажет, зачем похитил и убил невинную девушку. Подтвердит, что «Волгатек» — всего лишь прикрытие для КГБ. А потом, Узи, я поджарю их всех до хрустящей корочки. Докажу всему цивилизованному миру, что нынешние кремлевские обитатели ничуть не лучше своих предшественников.
— Открою тебе небольшой секрет, Габриель: цивилизованный мир давно знает об этом, и ему плевать сто раз. Более того, он так разбит и боится за свое будущее, что вот-вот позволит муллам
Габриель ничего не сказал, и Навот, сдаваясь, тяжело вздохнул.
— Признание? Тебе нужно признание?
— На камеру, — добавил Габриель. — Точно такое, какое Жиров заставил сделать Мадлен перед тем, как убить ее.
— А если он не расколется?
— Все колются, Узи.
— Как насчет Келлера?
— Он едет со мной.
— Он профессиональный убийца, который однажды чуть не пришил тебя.
— Кто прошлое помянет… И потом, лишние мускулы мне не помешают.
— Что еще тебе не помешает?
— Паспорта, визы, билеты, явки… все, как обычно, Узи. Пусть наше московское отделение возьмет Павла Жирова под круглосуточное наблюдение. Прямо сейчас.
— Это все?
— Нет. Еще мне понадобишься ты.
Навот не нашелся что сказать.
— Я не сам в это дело ввязался, — напомнил Габриель.
— Знаю, только от этого ничуть не легче.
На явку Габриель вернулся около полуночи. Когда он вошел в комнату, которую делил с Кьярой, то застал супругу сидящей на кровати. Рядом на столике дымилась кружка травяного чая. На коленях у Кьяры лежала стопка глянцевых журналов. Волосы супруга кое-как собрала в узел на затылке, оставив множество выбившихся прядей. На носу у нее поблескивали новые стильные очки для чтения. У Кьяры имелся пунктик по поводу очков, и Габриель, к стыду своему, радовался тому, что у супруги слабое зрение, — пройдет время, и она перестанет производить впечатление его дочери.
— Как прошло? — не поднимая головы, спросила Кьяра.
— Отдых, процедуры — и может быть, левая рука восстановится.
— Все так плохо?
— Он зол, и я его не виню.
Сняв куртку, Габриель бросил ее на спинку стула. Кьяра укоризненно закатила глаза, потом послюнявила кончик пальца и перевернула страницу журнала.
— Переживет как-нибудь, — сказала она.
— Узи так просто обиды не забывает, Кьяра. А все вы с Шамроном, без меня меня женили.
— Ошибаешься, дорогой.
— Да?
— Пока ты во Франции искал Мадлен, Шамрон пришел ко мне и сказал, что хочет надавить на тебя последний раз, попробовать уломать. Просил моего благословения.
— Как мило с его стороны.
— Не злись, Габриель. Ему это очень нужно. — Кьяра помолчала немного. — И мне тоже.
— Тебе? — удивленно переспросил Габриель. — Ты хоть представляешь, что начнется после того, как я дам присягу?
— Мы делим комнату в доме, где живет еще восемь человек. Среди них — тот, кто однажды пытался тебя убить. Думаю, как-нибудь справимся.
Габриель подошел к кровати и перебрал лежащие на ней журналы: все женские и один — для беременных. Габриель потряс им перед носом у Кьяры.
— Ничего не хочешь сказать?
Супруга молча выхватила у него из руки журнал. Габриель присмотрелся к ней, взявшись за подбородок и склонив голову набок.
— Не смотри на меня так, — велела жена.
— Как это —
— Как на картину.
— Непроизвольно получилось.
Кьяра улыбнулась и спросила:
— О чем думаешь?
— Неплохо бы нам оказаться наедине, в другом месте — не на явке, в окружении еще восьми человек…
— …среди которых тот, кто однажды пытался убить тебя, — напомнила Кьяра. — Нет, о чем ты на самом деле подумал?
— Почему ты не отговариваешь меня ехать в Москву?
— Сама удивляюсь.
— Так почему?
— Наверное, потому, что несчастную девушку заперли в багажнике машины и взорвали.
— Еще причины есть?
— Нет, — ответила Кьяра. — Если спросишь, собираюсь ли я вместе со всеми, ответ будет тот же. Боюсь, что не справлюсь. Могу оступиться.
Не говоря больше ни слова, Габриель лег на кровать и положил голову ей на живот.
— Раздеваться не будешь? — спросила жена.
— Я слишком устал.
— Можно я еще почитаю?
— Все, что захочешь.
Габриель закрыл глаза. Тихий шелест журнальных страниц убаюкивал.
— Не спишь? — неожиданно спросила Кьяра.
— Нет, — пробормотал Габриель.
— Она знала, что все закончится в Москве?
— Кто?
— Та старуха с Корсики. Она знала?
— Да, думаю, знала.
— Она предупредила, чтобы ты не ездил туда?
— Нет, — солгал Габриель, ощутив укол совести — будто в груди провернули нож. — Она сказала, что мне ничего не грозит.
— Больше ничего она не видела?
— Дитя. Она видела дитя.
— Чье? — спросила Кьяра, но Габриель не ответил. Он бежал к женщине через бесконечное заснеженное поле. Женщина умирала в огне, а на снегу алела кровь.
47
Грейсвуд, Суррей
Следующим утром, в двадцать минут восьмого, когда над голыми деревьями Нобби-Коупс занимался серый декабрьский рассвет, на грейсвудскую явку нагрянул Узи Навот. Сначала он наткнулся на Кристофера Келлера — тот гнался за шариком для пинг-понга, пропустив подачу Яакова. Счет к тому времени был восемь-пять; Яаков вел, Келлер наступал ему на пятки.
— Вы кто такой? — спросил Келлер неулыбчивого качка в прихожей.
— Не твое дело, — ответил Навот.
— Странное имя. Еврейское, поди?
Навот нахмурился.
— А ты, должно быть, Келлер.
— Должно быть, он.
— Где Габриель?
— Уехал с Кьярой в Гилфорд.
— Зачем?
— Рыба в пруду закончилась.
— Кто здесь главный?
— Постояльцы.
Навот улыбнулся.
— Больше нет.
С неожиданным прибытием Навота вся группа перешла на военное положение. Биться — как всегда, без объявления — предстояло с врагом куда более сильным и многочисленным, на чужой территории. Контора считалась одной из лучших спецслужб во всем мире, однако не была ровней братству щита и меча. Разведслужба Российской Федерации соблюдала гордые и страшные традиции: более семидесяти лет КГБ беспощадно защищал советский коммунизм от врагов реальных и надуманных, действуя как авангард компартии за рубежом, вербуя и всюду внедряя своих шпионов. Властью комитет обладал неограниченной, являясь, по сути, государством внутри государства. Теперь же, с распадом СССР, он и стал самим государством. А «Волгатек» добывал для него нефть.