Англичанка
Шрифт:
Именно эту связь — связь СВР с «Волгатеком» — не уставал подчеркивать Габриель с тех пор, как группа приступила к работе. Нефтедобывающая компания и российская разведка, говорил он, это одно и то же. То есть Михаил попадет в руки врага, едва его самолет покинет аэропорт Лондона. Легенды хватило обмануть Геннадия Лазарева, однако в допросной на Лубянке долго этот фасад не продержится. Как и сам Михаил, если уж на то пошло. Лубянка, напоминал Габриель, это место, где погибают агенты и операции. Лубянка — это конец.
Большую часть времени, однако, мысли Габриеля были сосредоточены на Павле Жирове, шефе волгатековской службы безопасности, авторе и исполнителе зловещего плана по краже у Великобритании североморской нефти. Спустя сутки после того, как Навот прибыл на явку, московское отделение Конторы определило: Жиров обосновался в укрепленном жилом доме на Воробьевых горах. Его график точно соответствовал имиджу человека, живущего двойной жизнью: день Жиров проводил в вычурном штабе «Волгатека» на Тверской, а вечер — в Московском центре, посреди леса в Ясенево. Наблюдатели несколько раз сфотографировали Жирова, когда тот разъезжал на лимузине «мерседес». Правда, ни на одном фото не было видно его лица. Габриель невольно восхитился профессионализмом русского шпиона. Он показал себя достойным противником, похитив Мадлен Хэрт и подставив марсельских бандитов. Чтобы похитить его с улицы, понадобятся агенты соответствующего уровня.
— Есть два принципиальных отличия, — заметил Эли Лавон. — Москва — не Корсика, и Павел Жиров не разъезжает на мопеде по безлюдным тропинкам в одном только сарафане.
— Значит, подсадим Михаила в машину к Жирову, — ответил Габриель. — С заряженным пистолетом, разумеется.
— Как ты намерен это сделать?
— А вот так.
Габриель присел за один из компьютеров и нашел в архиве запись последних слов Геннадия Лазарева, обращенных к Михаилу:
— Мы на пару дней свозим вас в Москву, где вы познакомитесь с остальными членами команды. Если нас обоих все устроит, пойдем дальше. Если нет, вы вернетесь к Виктору и притворитесь, что мы не встречались.
— Зачем в Москву?
— Боитесь, Николай?
— Конечно же, нет.
— И не надо. Павел о вас хорошо позаботится.
Нажав «стоп», Габриель взглянул на Лавона.
— Могу ошибаться, — произнес он, — но возвращение Николаса Эйвдона на историческую родину пройдет не совсем гладко.
— То есть? Будут проблемы?
— Такие, которые сможет решить только Павел.
— А когда Михаил сядет к нему в машину…
— …то предоставит Павлу простой выбор.
— Либо пойти с ним добровольно, либо забрызгать собственными мозгами салон чудесного лимузина?
— Вроде того.
— А как же золотое правило Шамрона?
— Какое именно?
— Такое, в котором говорится об угрозах оружием.
— Есть одно маленькое исключение, когда дело касается головореза вроде Павла.
Лавон задумался ненадолго.
— Остается водитель, — сказал он. — Если его не прихватить с собой, на наш след выйдут эфэсбэшники и полиция.
— Да, Эли, я все понимаю.
— Где думаешь провести допрос?
— Здесь, — ответил Габриель и вызвал на экран монитора картинку.
— Мило, — сказал Лавон. — Чья это собственность?
— Одного русского бизнесмена, который не смог больше жить в России.
— И где он теперь обретается?
— Недалеко от Шамрона.
Габриель убрал картинку с экрана.
— Осталась последняя деталь, — произнес Лавон.
— Как вызволить Михаила из России?
Лавон кивнул.
— Ему придется уехать под другим именем. Николаса Эйвдона не выпустят.
— Желательно ему пройти как можно меньше российских инстанций.
— Что предлагаешь?
— Тот же путь, каким Шамрон вывез Эйхманна из Аргентины.
— «Эль Аль»?
Габриель кивнул.
— Ах ты шалунишка, — сказал Лавон.
— Да, — улыбнулся в ответ Габриель. — И это я только вхожу во вкус.
Навот одобрил план Габриеля сразу же, то есть оставалось пять дней до того, как Михаил ответит на предложение Лазарева и отправится в Москву. Пять дней на то, чтобы проработать тысячи крупных и мелких деталей — или, как выразился Лавон, определить, закончится ли эта поездка Михаила в Москву лучше предыдущей. Паспорта, визы, новые имена и легенды, дорожные приготовления, жилье — все предстояло организовать в режиме аврала. А ведь оставались еще укрытия, запасные планы и планы на случай, если не сработают запасные планы. Задача усложнялась еще и тем, что Габриель не мог заранее определить, где и когда они будут брать Жирова. Действовать предстояло в городе, который никогда — за всю свою долгую кровавую историю — особо не жаловал вольнодумцев.
Габриель выжимал из подопечных все соки, а стоило ему отвернуться, как Навот дожимал последние капли. Напряженности между этими двумя никто не замечал, будто один из них не готовился занять место другого, тогда как последнего уже гнали на выход. Кое-кто даже решил, что стал свидетелем нового тандема, который продлится еще долго после того, как Габриель по праву займет место шефа. Яаков, однако, самый большой пессимист в группе, заметил:
— Это все равно как если бы новая жена позволила старой и дальше жить в доме.
Впрочем, Эли Лавон не разделял его уверенности. Если кто и мог сохранить за своим предшественником какие-то полномочия, так это Габриель. Если уж он помирился с Келлером, то и с Навотом поладит.
Стоило в комнату войти Кьяре, как все разговоры о будущем Габриелевой карьеры тут же смолкали. Кьяра пыталась работать наряду с остальными, однако бесконечные разговоры о России удручали ее. Она выжила-то лишь благодаря самоотверженности коллег. Теперь, когда они работали наперегонки со временем, Кьяра взяла на себя обязанности няньки, заботилась о них и, несмотря на царящее в доме напряжение, пыталась поддерживать семейную атмосферу. Каждый вечер, когда группа собиралась за общим столом, они — по настоянию Кьяры — обсуждали что угодно, только не предстоящую операцию: прочтенные книги, просмотренные фильмы, будущее их многострадальной страны. Потом, спустя час, Габриель и Навот беспокойно вставали из-за стола, и работа возобновлялась. Кьяра с удовольствием мыла посуду: стоя у мойки, она тихонько напевала себе под нос, лишь бы не слышать разговоров в соседней комнате. Потом признавалась Габриелю, что при одном упоминании любого русского слова ее чрево гулко отзывалось болью.
Тем временем главный герой операции оставался в блаженном неведении относительно усилий группы. По крайней мере, так казалось всем, кто видел Николаса Эйвдона после его возвращения в Лондон. Он более не скрывал радостного предвкушения, какое испытывает тот, кто вскоре отправится в места, о которых другие могут только мечтать. Орлов совсем растаял и протеже воспринимал как сына, с каждым днем он будто все больше зависел от Николаса. В его лексиконе появилось местоимение «мы», оно проскальзывало в речи олигарха всякий раз, как он заговаривал о своем бизнесе. Изменения не остались незамеченными в Сити. Своих работников Орлов предупредил, что большую часть января проведет в укромном местечке на Карибских островах.