Англичанка
Шрифт:
Южная оконечность бухты Кёге — место, где двое в машине не могут долгое время оставаться незамеченными. Поэтому Габриель с Келлером отправились в ближайший городок и зашли в теплый местный ресторанчик, где подавали непривлекательную смесь итальянской и китайской кухни. Келлер поел за двоих, тогда как Габриель обошелся черным чаем. В наушнике по-прежнему царила тишина, а в голове рождались образы: как Михаила ведут на смерть сквозь заснеженный сосновый лес. Дважды Габриель чуть не вскакивал с места от страха и отчаяния, однако Келлер вовремя усаживал его на стул и просил набраться
— Вы свое дело сделали, — спокойно произнес Англичанин, изобразив профессиональную фальшивую улыбку. — Дальше он сам.
Наконец, спустя час и тридцать три минуты, в ухе у Габриеля раздался треск статики, завыл ветер — тот самый, что дул в соснах за покрытым изморозью окном ресторана. Слава богу, следом послышался голос Михаила, слабый от холода.
— …я подумаю, Геннадий. Честное слово, подумаю.
— Не затягивайте с ответом, Николай. Сроки поджимают.
— Сколько у меня времени?
— Неделя. После я двинусь в ином направлении.
— А если я соглашусь?
— Мы на пару дней свозим вас в Москву, где вы познакомитесь с остальными членами команды. Если нас обоих все устроит, пойдем дальше. Если нет, вы вернетесь к Виктору и притворитесь, что мы не встречались.
— Зачем в Москву?
— Боитесь, Николай?
— Конечно же, нет.
— И не надо. Павел о вас хорошо позаботится.
Больше никто ничего не сказал. Хлопнула дверь, взревел двигатель машины, и синий огонек вновь начал движение по карте на экране планшета. Когда он поравнялся с точкой расположения кафе, Габриель глянул в окно и увидел, как мимо в облаке снега промчался черный «мерседес». Михаил пережил возвращение из космоса; оставалось выловить из моря его спускаемый аппарат.
Возвращение в Копенгаген заняло сорок пять минут и выдалось на редкость скучным и бесцветным. Предоставив Келлеру вести машину, Габриель сосредоточил все свое недюжинное внимание на звуковом сигнале, поступающем из «мерседеса»: бархатистое урчание двигателя и монотонное постукивание, будто что-то разболталось под шасси автомобиля… Да нет же, это Михаил барабанит пальцами по подлокотнику. Значит, он на взводе.
Впрочем, из машины у подъезда гостиницы он вышел с совершенно беззаботным видом. Войдя в вестибюль, заметил в баре бразильцев и решил пропустить вместе с ними вполне заслуженный стаканчик на ночь. Потом поднялся к себе в номер, где не обнаружил ни следа тщательного профессионального обыска. Даже ноутбук лежал на месте. Включив его, Михаил отправил группе срочное мгновенное уведомление, распечатку которого Эли Лавон и показал Габриелю, когда тот вместе с Келлером вернулся на явку на улице с непроизносимым названием.
— Получилось, Габриель, — сказал Лавон. — Ты его нашел.
— Кого?
— Поля, — улыбнулся Лавон. — Павел Жиров из «Волгатек-Нефтегаза» и есть Поль.
А дальше последовала ссора, ставшая самой ожесточенной за всю историю группы. Келлер, однако, даже не догадывался о разладе в команде — так тихо все произошло. Недовольную сторону возглавил Яаков; свою простую позицию он отстаивал с жаром: Контора ввязалась в это дело лишь с одной целью — доказать, что за похищением Мадлен Хэрт стоят русские, которые намерены заполучить английскую нефть. И вот это доказательство сидит в номере
К несчастью для Яакова, против него выступил будущий шеф, Габриель Аллон. Габриель спокойно объяснил, почему Павел Жиров должен без помех завтра вылететь из Копенгагена: времени разрабатывать и репетировать захват нет, взять Жирова чисто не выйдет — а ведь того требуют нормативы Конторы. Захват наобум всегда рискован, а уж неподготовленный захват со взломом рискован вдвойне и может привести к катастрофе, к которой Контора не готова. Так что Павел Жиров улетит в Москву, и Штаб — если понадобится — понесет за ним чемоданы.
В общем, в десять часов следующим утром Павел Жиров — он же Поль — покинул отель «Империал» и вместе с Геннадием Лазаревым и Дмитрием Бершовым отправился на лимузине в аэропорт, где сел на частный самолет до Москвы. Йосси щелкнул их напоследок для несуществующего издания и сел на рейс до Лондона. Вечером того же дня вся группа под руководством Габриеля вновь собралась на явке в Грейсвуде. Николай Авдонин, сообщил Габриель, отправляется в город грешников на собеседование, а с ним и вся группа.
46
Грейсвуд, Суррей
На следующий день по шифрованной линии поступил вызов. Габриель предпочел бы его проигнорировать, однако в сообщении четко говорилось: в случае неявки у него отзовут все полномочия. Дождавшись шести вечера, Габриель поехал в Лондон и тайком проник в израильское посольство через черный ход. В фойе его напряженно ожидал шеф местного отделения, украшенный боевыми шрамами карьерист Натан. Он проводил Габриеля вниз, в святая святых и поспешил убраться оттуда, словно опасался угодить под осколочный удар. В комнате было пусто, разве что на столе стоял поднос с чаем, бутербродами и венским печеньем. А еще бутылка минералки, которую Габриель запер в шкафу. Чисто по привычке — доктрина Конторы гласила: потенциальное поле битвы следует заранее очистить от всего, что могут использовать в качестве оружия против тебя.
Минут двадцать никто не появлялся, затем вошел плотно сбитый, словно рестлер, мужчина: черный костюм, словно подобранный на размер меньше, и модная белая сорочка с высоким воротником, создающая ощущение, будто у качка нет шеи. Некогда соломенные, его волосы теперь отливали сединой; качок стриг их коротко, дабы скрыть стремительно растущую лысину. Он пристально посмотрел на Габриеля сквозь узкие стекла очков, словно решая: расстрелять его сейчас или на рассвете. Затем подошел к подносу и медленно покачал головой.
— Думаешь, мои враги знают?
— Что, Узи?
— Что я не в силах устоять перед едой? Особенно, перед таким угощением. — Узи схватил с подноса печенье. — Это у меня наследственное: больше всего на свете дед обожал сливочное печенье с чашечкой кофе по-венски.
— Уж лучше такая зависимость, чем казино и бабы.
— Тебе легко говорить, — обиделся Навот. — Ты — как Шамрон, у тебя нет слабостей. Ты неподкупен. — Навот помолчал. — Безупречен.
Габриель понял, к чему клонит Навот. Шеф смотрел на печенье, словно на источник всех своих бед.