Анна Фаер

Фаер Анна

Я стала сверлить его внимательным взглядом.

– Просто делай то, что доставляет тебе удовольствие,- сказал он, улыбаясь. – И не думай не о чём.

– Я бы и делала. Но,- я запнулась, а потом выпалила: - Я переживаю за твою жизнь, за жизнь Макса и за жизнь Алекса. Я просто боюсь, что если всё пойдёт не по плану, то в беде окажусь не только я одна.

– Так и должно быть.

– Что? – я удивлённо на него посмотрела.

– Было бы ненормально, если бы ты одна пострадала из-за своей этой идеи. Ты разве забыла? Ведь я как-то обещал тебе всегда и во всём помогать. И Макс тоже. Думаю, даже этот козёл,

Алекс, тоже что-нибудь подобное чувствует.

– Что чувствует? – я не понимала.

– Что мы одно целое. Не думаешь ведь ты, что мы хотим тебе помогать с твоим грандиозным желанием просто так. Мы делаем это потому, что это и наше желание тоже. И вообще мы ради тебя хоть на смерть. У нас ведь Орион и всё такое. Знаешь, как мушкетёры. Один за всех и все за одного. Даже придурок Алекс.

Я вдруг рассмеялась. Мне стало так хорошо. Меня словно отпустило. Я сделала ещё несколько глотков чая. Да, всё хорошо. Всё хорошо. Ведь Дима рядом, всегда готов помочь. Все всегда рядом. Столько друзей, которые могут помочь. И помочь на самом деле, а не достать для меня револьвер.

– Ты бы украл у родителей пистолет, если бы я попросила? – спросила я вдруг.

– Пистолет? Зачем тебе пистолет?

– Украл или нет?

– Нет.

– Ради меня готов на смерть, а пистолет бы не украл,- сказала я, напряжённо сдвинув брови.

– Да. Я бы решил все твои проблемы без пистолета. Это не нужно.

– Ты бы его не украл, если бы я попросила,- сказала я главное и отвернулась к окну.

– Да ведь от меня ничего нельзя ожидать,- сказал он так серьёзно, что я снова к нему обернулась. – Я ничего не могу нормально сделать. Я банальный. Скучный. Как ты меня вообще терпишь? Ты ведь таких людей призираешь. Обычных и неинтересных людей.

– Да ведь ты не такой,- сказала я растеряно.

– Нет. Я не такой, как ты или Макс.

– А что мы? Мы ведь тоже неинтересные и обычные, если на то уж пошло.

– Нет, вовсе нет! – заговорил он горячо. – Макс, если захочет, переплюнет самого Фрейда! А ты! Ты со своей настойчивостью добьёшься чего угодно! А я никто. Буду каким-нибудь скучным врачом всю жизнь и всё. Чувствую себя лишним.

Я не нашла что ответить. Я молчала. Откуда у него это чувство неполноценности? Он ведь самый полноценный из всех, кого я только знаю! У него нет таких проблем, как у меня! Его настроение не диктует ему, что делать с жизнью. У него нет панических атак. Его жизнь лучше, чем у меня, лучше, чем у Макса. Он не отталкивает всех своей искусственной холодностью и не носит маску безразличия. В его жизни всё даже лучше, чем у Алекса. Дима не ненавидит весь мир, Дима не призирает всё вокруг.

– Ты не лишний,- сказала я, наконец. – Никто не лишний. Мне кажется лишних просто не существует. Все важны. Особенно в борьбе за новый лучший мир.

Я взяла со стола камень и положила его в карман.

– Даже Роки важен.

– Я вижу тебе уже лучше,- улыбнулся радостно Дима.

Вот, что мне нравится в нём больше всего! Лучше стало мне, а он улыбается так, словно это ему самому полегчало!

– Да, гораздо лучше. Не понимаю, что на меня нашло. Не понимаю, как я могла забыть, что мне некуда отступать. Ведь ты, Макс, Алекс – все вы тоже хотите новый мир. И вы готовы на всё. И я тоже. Мы, конечно же, справимся! – я встала из-за стола.

–

Уже уходишь?

– Да, пойду, пожалуй.

– Я тебя проведу?

Я надевала пальто и задумалась. А зачем ему меня проводить?

– Нет,- улыбнулась я. – На улице холодно. Оставайся лучше дома и пей чай дальше. Ты ведь на самом деле не хочешь выбираться на улицу, там мокро и холодно, и вообще неуютно.

– Так тебя не провожать?

– Нет. Ты и так мне сегодня чертовски помог. После разговора с тобой мне стало так спокойно и тепло на душе.

Дима улыбнулся:

– Это не я. Это всё ромашковый чай. Он оказывает успокаивающее действие и всё такое.

– Если так, то ты мой чай с ромашкой,- сказала я и затворила за собой дверь тихо.

Мне стало весело. Наверное, он ещё минут десять будет стоять на месте и улыбаться. Пусть улыбается. А мы с Роки идём домой.

Дома всё ещё никого не было. Я поела вместе с Роки, мы посмотрели несколько серий сериала, я почитала ему вслух мои любимые стихи, а потом мне неожиданно снова стало тоскливо. Дождь только усилился. Не верится, что ещё пару дней назад было по-летнему тепло. А сейчас ещё даже не вечер, а уже темно, как ночью. Или это из-за туч?

Я поняла, что надвигается что-то ужасное. Роки мне улыбался, но в его улыбке я больше не видела поддержки: это был злой оскал. Я стала ходить бесцельно по комнате, постоянно озираясь. Нет, я не одна. В доме кто-то есть. И мне страшно, мне ужасно страшно. Я плохо себя чувствую. Я метнулась к часам. Всё очень-очень плохо! Родители нескоро ещё вернутся с работы. Я начала снова испугано озираться по сторонам. Как мало места! Стены давят. Что если они сомкнутся?

Вы не понимаете, каково это, когда случается паническая атака. И, кстати, я очень рада, что вы не понимаете. Я бы хотела, чтобы никто этого не понимал. Но я понимаю. И ещё несколько тысяч людей на планете это понимают. Им тоже страшно. Нет! Я уверена, что страшно всем. Миллиарды боятся, но они боятся иначе. Я знаю, что это просто приступ, я знаю, что всё не на самом деле, но мне всё равно страшно.

Я позвонила Диме. Он придёт. Да, он придёт, и всё станет хорошо.

Но его не было слишком долго. Слишком. Я села на пол у себя в комнате и закрыла глаза. Я не здесь. Я не хочу быть здесь. Я хочу быть где-нибудь на берегу моря. Хочу, чтобы солнце ослепляло, хочу, чтобы воздух был солёным, а из-под неба долетали громкие крики чаек. Я не хочу быть здесь. Где угодно, но не здесь.

Почему-то закричали чайки. А потом замолчали. И я была уверена, что чайки у меня в комнате, хотя я и понимала, что это был всего-навсего дверной звонок, который, между прочем, ничуть не похож на крики чаек.

У меня за спиной раздались шаги. Будто шаги палача. Я не стала открывать глаз. Пока я их не открою, я в безопасности. По мне бегала мелкая дрожь, а где-то далеко-далеко раздавался мягкий и спокойный голос Димы. Мне на плечи упало что-то мягкое и тёплое. Это было моё одеяло. Я знала, что это моё одеяло, но глаз я решила не открывать. Когда я их открою, я могу оказаться где угодно. В тюрьме на электрическом стуле, посреди военных действий в Германии сорок пятого года, на эшафоте в средневековье. Где угодно. Но пока я их не открыла, я могу быть, где захочу. Я могу быть на море, под горячим солнцем и парящими высоко-высоко чайками.