Анна Фаер
Шрифт:
– Не хочешь,- сказал он уверенно и повесил моё пальто рядом со своим.
– Откуда тебе знать? Что ты вообще можешь обо мне знать? Никто меня не знает, понял?
Я стала тяжело дышать, почувствовала, что щёки покраснели. Я была рассержена на него. Для чего он привёл меня сюда? Почему он мне не дал и дальше страдать у пруда? Почему он всегда рядом, когда мне плохо? Неужели ему не надоело? Я не верю! Как ему не надоело всё время быть рядом и помогать мне?!
– Бесишь,- сказал я злобно.
– Почему ты такой хороший?
Он растерялся. Он не знал, что ответить. Его светлые глаза как-то потемнели.
– А как же иначе? – он вздохнул. – Просто я тебя понимаю. Пойдём.
Мы пришли к нему на кухню. Я не стала садиться за стол: остановилась у окна и стала смотреть на дождливый серый мир. Вон там, за окном, жестокий и холодный мир, а это кухонька – само тепло и уют. Дима поставил чайник. Подошёл ко мне.
– У тебя в руке камень,- сказал он мягко.
Я будто очнулась. Посмотрела на свою руку. Да, действительно, там камень. Я шла с ним всю дорогу? Я его так и не выбросила.
– И что? – я уселась важно за стол. – Так надо. Будет мне напоминанием.
– О чём? – Дима стоял надо мной.
– О том, что вместе с камнями, которые я швыряла в воду, я утопила и себя,- подняла голову я.
– Так ведь ты не все камни выбросила. Ты не полностью себя утопила.
Я посмотрела на него вопросительно. А он вдруг улыбнулся мне так, словно всё как раньше, и быстро вышел из комнаты. А потом вернулся с маркером в руке.
– Дай сюда,- он забрал из моих рук камушек и принялся что-то на нём рисовать. – Он должен стать напоминанием не о том, что ты хотела утопить своё «я». Он должен быть напоминанием о том, что твоё «я» всегда будет жить, несмотря на то, что ты будешь с ним делать временами. Ведь временами ты его зачем-то убиваешь. Но это ничего.
Он что-то старательно выводил на гладкой стороне камушка. Даже губы надул по его привычке. А потом, довольный своей работой, он протянул мне камень.
– Держи.
Я взяла его молча. Посмотрела. Улыбнулась на секунду. На меня смотрела улыбающаяся рожица.
– Теперь ему нужно дать имя,- сказал мне Дима.
– Камню?
– Да. У тебя ведь нет питомца.
– Моим питомцем будет камень? – я не смогла сдержать улыбки.
– Да! Почему бы и нет? Думаю, это будет не самая странная часть твоей жизни.
– Я всегда нуждалась в питомце,- сказала я задумчиво. – Мне бы не было тогда так грустно, наверное.
– Вот. А ведь этот питомец – самый лучший вариант. Ты можешь не тратиться ему на корм, его не нужно купать, а ещё у него очень долгий срок жизни.
– Это важно.
Я положила камушек на стол. Он мне улыбался.
– И он никогда не станет грустить, он всегда будет вот так подбадривающе тебе улыбаться,- заметил Дима.
– Это очень хорошо.
– Так как ты его назовёшь?
– Камень?
– Конечно, камень.
Я никак не могла придумать для него имя. Сейчас я была в таком состоянии,
– Рок,- погладила я камень,- я буду называть тебя Роки.
– Роки? – улыбнулся Дима.
– Да. Это на английском камень.
– Камень по имени Камень? Ты недалеко ушла от Макса,- на лице Димы заплясали две ямочки.
– Нет, он ведь не камень Камень! Он камень Роки!
– Как скажешь,- Дима улыбнулся счастливо.
Он стал заваривать чай, а я никак не могла понять, чему он улыбается. Тому, что я назвала камень Роки? Или тому, что пришло время заваривать чай? Или, может, тому, что я немного отвлеклась? Думаю, последнему. Ну, или чаю. Он чайный фанатик. Но всё-таки, думаю, я стою выше чая. Хочется, на это надеяться.
Дима подол мне чашку, и я сделала глоток сладкого чая. Как всегда бесподобно.
– Тебе принести плед? Или ты уже согрелась? – спросил у меня Дима.
– Нет, мне и чая достаточно,- сделала ещё один глоток я.
– Ладно.
Мы замолчали. Пили чай. В окно тихо стучали капельки дождя. Иногда начинал завывать ветер. Мне стало хорошо и уютно. Я, сделав ещё несколько глотков, заговорила:
– Последнее время я странно себя чувствую. Вся моя жизнь – это желание сделать всех чуть счастливее. Я так хотела, чтобы мир стал лучше. Но сейчас я начала сомневаться. Я просто поняла, что со своей жизнью я могу делать, что захочу, но я не могу рисковать твоей жизнью. Или жизнью Макса. Я не могу рисковать ничьей жизнью, кроме моей собственной.
Дима, не отрываясь от чая, внимательно меня слушал. Я продолжала говорить:
– Я очень хочу, чтобы у всех всё было хорошо. Я очень хочу делать то, что делала раньше. Алекс написал, что наши дела продвигаются. И я должна была бы радоваться.
– Но? – спросил Дима спокойно.
Его спокойствие передалось мне.
– Но я совсем не рада. Мне кажется, что всё это ошибка. Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы с Алексом хотели бы создать какую-нибудь всемирную революцию, понимаешь? Но разве от этого не станет хуже? Всегда, когда в мире происходит какой-то переворот, много людей из-за этого страдают.
– Но, в конце концов, мир становится немного лучше,- заметил он.
– Да. Но не в этот раз. Раньше революции несли за собой какое-то продвижение. А что если уже некуда двигаться? Что если мы продвинемся назад? Ведь это что-то глобальное. Мне кажется, что всё закончится плохо.
– Нет.
Я посмотрела на Диму. Он пил чай и был совсем спокоен, но голос у него был решительным.
– Нет,- повторил он. – Тебе просто так кажется. Потому что будущее всегда пугает. Все думают, что в прошлом было лучше. Потому что это прошлое. Потому что тут мы видим результаты событий. А будущее для нас что-то неведомое. Вот мы и ожидаем чего-то плохого. Люди всегда ожидают что-то плохое.