Анни Маннинен
Шрифт:
К счастью, женщины не видели того, как на глаза Анни навернулись крупные горячие слезы, затмившие свет. К будке Тэри девочка шла наугад, почти ничего не видя вокруг. Пес, игравший со своей цепью, опустил голову на руки Анни, присевшей рядышком. Тэри был мудрой собакой, хоть и неопределенной породы. Появился он невесть откуда и стал верным стражем двора.
— Я вот что думаю: есть на свете скучные люди, — заговорил Тэри. — Я, конечно, всего-навсего дворовый пес, но я тоже кое-что повидал на своем веку и кое-что знаю. Та, что все время трещит как трещотка и все юлит, та неопасна. А вот той, второй, остерегайся. Ты и сама, наверно, замечала, каким недобрым огнем вспыхивают у нее глаза. Ну так вот. Я тоже видел, как она вмешивается даже в ночные дела.
— В какие такие ночные дела? —
— Ну, я ведь знаю совсем немного… я простая дворняжка, мне они почти ничего не рассказывают… но я слышал, как они предупреждали друг друга… Мол, надо остерегаться дурного черного глаза, видимо, этой женщины… И потом, они рисуют какую-то карту и бегают по ночам к Муттиске, — как всегда неопределенно говорил Тэри, но его рассказ необычайно взволновал Анни.
— Да кто это они? — нетерпеливо спросила она. Девочка чуть повернула голову и сразу заметила, что госпожа Юлкунен то и дело обеспокоенно посматривает в их сторону — на нее и на Тэри. — Кто же это бегает по ночам к Муттиске?
— Ну-у, как это кто. Дикие. Лисицы, кошки, ласки, выдры, всякие там филины и вороны, — ответил Тэри. — Мне ведь многого не говорят, потому что я не дикий и не свободный. Я ведь закабалился, продал свою свободу за одну паршивую кость, которую мне кидают люди. Так про меня дикие говорят.
Тэри горько усмехнулся и погрузился в раздумья. Он постоянно размышлял по поводу своего отношения к лесным зверям, которых называл дикими. Анни тем временем почесывала Тэри за ушами. Девочку сильно заинтересовал рассказ дворняги. Он мог предвещать очень даже увлекательное приключение. Но Анни знала, что Тэри нельзя мешать, когда он размышляет. И поэтому она терпеливо ждала.
— Так что же, неужели все должны оставаться дикими? — продолжил через некоторое время Тэри, глядя на Анни коричневыми преданными глазами. — Или, может, полудикими, как кошки? И разве не нужны и такие звери, которые хотят целиком посвятить себя человеку?
— Конечно, нужны, — проговорила Анни. — Ну подумай сам, как бы люди обходились без собаки? Но ты расскажи мне, пожалуйста, еще немножечко про те ночные дела…
— Вот и я так думаю, что я тоже нужен, — удовлетворенно произнес Тэри, продолжая развивать свою мысль. — Ну что я могу поделать, если я люблю людей больше, чем самого себя! Меня поставили стеречь этот двор, чтобы сюда не заходил всякий шатающийся сброд из городской гавани, и вообще… тем более что в этом доме живет так много детишек. Я сторожу, чтобы сюда не приходили воры и всякие там проходимцы. У каждого животного есть в жизни свое назначение.
— Конечно, есть. У домашних животных — свое, у лесных — свое, — ответила Анни уже с некоторым раздражением в голосе. — Ну а что эти дикие замышляют?
— Да жалуются они, что река стала очень грязной, — сказал Тэри. — Вот они ночью про это и толкуют. Всё планируют, где им жить, потому что в нашей реке и по ее берегам жить уже трудно, почти что нельзя. Ты ведь и сама, конечно, видела, какая ужасная там вода, в низовьях. А теперь дикие сообразили, что река наша начинается в Лехилампи, где-то там, в этом озерке… — при этих словах Тэри повел своей мордой куда-то далеко, на север. — Вот они и решили захватить для себя это озеро… Может, я не все понял, но что-то будто бы так. В их компанию входит и тот большой черный кот, ну этот Матти, который сбежал от своих хозяев, Лихоненов. Но ты ничего не говори Лихоненам. Матти ни за что не хочет к ним возвращаться. Он теперь вошел во вкус дикой жизни. А вот этого я просто понять не могу. Как это животному вдруг захочется сбежать от людей? Ну конечно, этот Матти очень умный и ученый кот, потому что он еще много помнит из той жизни, когда был ручным. Он у диких за главного.
— Ага, значит, и Матти заодно с ними, — рассеянно проговорила Анни. Но до чего же запутанно и медленно рассказывал Тэри!
— Матти
Тэри с тоской взглянул на Анни. Он потряс легонько своей цепью и сказал:
— Но ведь выше себя не прыгнешь. Уж я какой есть, такой и есть. Совсем простой пес, дворняга без роду, без племени.
— Ну что ты, Тэри, — сказала Анни и потрепала пса по спине. — Подумай, ну как бы мы без тебя жили? Все пошло бы кувырком. Бог знает кто бродил бы здесь по двору. Ну вот. Так ты говоришь, что дикие намерены захватить Лехилампи, потому что не могут больше жить на этой реке? Так я тебя поняла?
— Примерно так, — ответил Тэри. — И еще они говорят, что я им тоже нужен. Но я про себя решил, что карту мне не сделать, никак я этого не смогу, но вот зато я буду приглядывать за этой, с черными глазами.
— Выходит, ты должен присматривать за Юлкуской?
— Вот, вот. Именно за ней. Но я ведь опять почти ничего не знаю. Юлкуска имеет ко всему этому какое-то плохое отношение, а вот какое именно — никак не пойму собачьим своим умишком. Вчера вечером она пришла и стала разглядывать мою карту, вернее то, что я попытался нацарапать. Но я же не мог ей этого запретить, и лаять я тоже на нее не мог — она своя, живет в этом доме. Но я думаю, что ей от этой карты никакого проку, я ведь ее из своей головы выдумал. А может, Матти так и хотел, чтобы я нарисовал карту, которая бы сбила с толку Юлкуску? Но только эта госпожа слишком хитрая, чтобы ее можно было провести так просто. Вчера вечером, когда она кончила рассматривать мою карту, она только хмыкнула и пошла прочь. Вот ведь как, не клюнула Юлкуска на эту удочку.
Анни поднялась и тоже пошла посмотреть на карту Тэри, которую он нацарапал лапами за своей будкой. В неопределенных разводах и впрямь не было никакого смысла. С этим Анни была совершенно согласна. Когда она вернулась обратно к Тэри, пес сказал ей:
— Дикие говорят, что вроде бы какой-то Горностай возгордился и возомнил себя единовластным хозяином Лехилампи. Поэтому-то озеро и надо захватить, диким придется столкнуться с этим Горностаем, — пояснил Тэри.
— Ну хорошо, а при чем тут Юлкуска? — спросила Анни. Она видела, что госпожа Юлкунен все еще продолжает поглядывать в их сторону. — Ведь не может же быть, чтобы это самое озеро Лехилампи принадлежало ей?
— Ну-у, не говори так. Эта Юлкуска очень хитрая и лживая. Бог знает, что она задумала. Ей бы, конечно, хотелось, чтобы все на свете принадлежало ей, — сказал Тэри. — Но ты все-таки сходи и спроси про это у Муттиски, хотя она не любит распространяться про ночные дела и прямо никогда про это не говорит. А мне, пожалуй, надо немного полаять, вон там идет Малый Ворнанен. Я вообще-то не лаю на детей, но этот Малый уже дважды разбил здесь окно… Так что надо мне на него пару раз тявкнуть.
На склоне горы Казармимяки, как раз посередине между вершиной и основанием, находилась мастерская сапожника Ворнанена, и там вместе с ним жил его сын, которого все называли Малый Ворнанен. Этот мальчишка славился в округе тем, что бил стекла и дразнил людей. Сейчас он приближался ко двору, упрямо набычившись, с камнями в кулаках. Заметив Юлкуску, он стал кидаться в нее камешками и громко запел песенку собственного сочинения: