Аномалия
Шрифт:
А вот в этом скверике он впервые поцеловал девушку.
Миновали еще один перекресток и вышли на площадь Ленина. У подножия памятника, полукругом перегородив проезжую часть, стояли три БМП. Одна из машин была оплавлена, словно свеча. Вся черная от копоти, машина вплавилась в асфальт, застыв в луже стекшего металла. Какая чудовищная температура могла сотворить такое, Виктор и представить себе не мог. Но самым странным было то, что на стоящей рядом в полуметре втором БМП даже краска не вздулась. Хотя, возможно, она приехала чуть позже, когда с первой машиной все уже было кончено.
Близлежащие к площади здания заросли плющом. Именно так Виктору показалось на первый взгляд. Длинные зеленые плети начинались от огромной клумбы и вытягивались практически до самых крыш, переплетаясь причудливым образом, свесив вниз тонкие отростки. Вспоминая фильмы ужасов про растения-убийц, Куликов зарекся подходить к странному вьюну близко. И, на всякий случай, следовало спросить, опасен ли он или нет.
Здание универмага выплыло из-за угла огромным стеклянным кораблем, заслонив собой половину неба. Полутораметровые буквы «Детский мир», раскрашенные в разные цвета, проржавели, приобрели блеклый серый цвет. Зато пластиковые баннеры с рекламой всяких магазинчиков и отделов выглядели как новенькие, призывно красуясь в огромных окнах. Некоторые обещали скидки, некоторые самые низкие цены, некоторые просто кичились выбором. На все на это указывали нарисованные на стеклах веселые мальчики в шортах и девочки с бантами.
Торпеда подал знак остановиться, вглядываясь в пространство перед магазином. Нижние этажи фасада заслоняли пустой трамвай с выбитыми стеклами, врезавшийся в перевернутый джип, и черный БТР с надписью «ОМОН», наполовину въехавший в витрину.
А еще Виктору казалось, что они здесь не одни.
– Там кто-то есть, – негромко сказал он.
Борхес удивленно посмотрел на товарища, вновь пригляделся к магазину. Торпеда прильнул к оптическому прицелу, высматривая малейшую мелочь на улице, разглядывая каждую тень.
Внешне все казалось тихим и спокойным. Пустынная улица, унылый ландшафт. Ни одного движения, никаких посторонних звуков и запахов. Вот только что-то подсказывало Куликову, что сейчас им необходимо соблюдать максимальную осторожность. Они и без того торчали на проспекте, словно одинокие деревья в поле, пусть и были под прикрытием стены дома.
Торпеда наконец оторвался от оптики, повернулся к Виктору, спросил:
– Как ты определил, что кто-то там есть? Увидел что-то?
Куликов отрицательно мотнул головой:
– Нет, душа не на месте.
Торпеда удовлетворенно кивнул, вытащил из разгрузки резиновую «капитошку» и коротко, без замаха, словно дротик в игре дартс, кинул ее вперед.
Презерватив с мокрым шмяком упал на асфальт около трамвайных путей, перекатившись в пыли. Вопреки ожиданиям с ним ничего не произошло, никто не выскочил с ревом из-за угла, никакая невидимая сила не поглотила скромное резиновое изделие.
– Сердце видит не только глазами, – проговорил Торпеда, обернулся к товарищам: – Уходим, не будем испытывать судьбу. Борхес, ты первый. Двигай к мосту. Пошли.
Не успел он договорить, как тишину безжалостно разорвала автоматная очередь, эхом отразившаяся от стен домов. Инсайдеры бросились на асфальт, прижимаясь к стене дома и вскидывая оружие. Но палили не в них.
В «Детском мире» происходило что-то нехорошее. Теперь уже стреляли из нескольких стволов, отблесками пламени отражаясь в стеклах третьего этажа. Звуки выстрелов перекрывали захлебывающиеся безумные голоса, на высокой ноте выкрикивающие нескончаемую скороговорку на незнакомом языке, больше похожем на бессмыслицу, чем на нечто определенное. Что-то свистело, билось стекло, мимо окон пронеслись, словно огромные черные псы, несколько лохматых теней.
Вся эта какофония оглушала, пустые улицы разносили звук на многие километры. Виктор инстинктивно вжал голову в плечи, когда в магазине что-то взорвалось, и витрина блестящим фонтаном разлетелась в стороны. Третий этаж заволокло черным дымом, вниз посыпалась каменная крошка.
– Какой же идиот приперся в Медузу с гранатой? – зло спросил у пустоты Торпеда. – Уходим, быстро!
Инсайдеры вскочили, со всех ног бросились обратно, к площади Ленина. Виктор, для которого такие пробежки давно стали редкостью, начал потихоньку сдавать, мысленно зарекшись бросить курить.
Выбежали на площадь. Торпеда, не останавливаясь, свернул налево, на пешеходную дорожку. Когда-то тут был местный Арбат, место встреч художников, поэтов. Тут любила отдыхать неформальная молодежь, с ногами залезая на витые скамейки. Теперь мощеная дорога проросла одинокими травинками, густо покрылась пылью.
Торпеда пробежал еще несколько метров и остановился около одного из кафе, коих в этой части города было как грязи. Борхес громко выдохнул, держась за бок. Виктор уперся руками в колени, старался отдышаться. Повернул голову, осматриваясь.
Сквозь пыльное стекло кафе, из глубины зала, обставленного покрытыми белыми скатертями столиками, на него смотрела девочка. Девочке на вид лет десять, в розовом сарафанчике, волосы убраны в два хвостика, смешно торчащие в разные стороны. И Виктор умилился бы, если бы не улыбка девочки – растянутый практически до ушей черный, беззубый провал рта. И круглые, словно птичьи, глаза.
– Здрасте, – выдохнул Виктор, чувствуя, что по спине пробежал холодок. Рядом прочистил горло Торпеда, опуская винтовку. Лишь Борхес, щурясь, вглядывался в витрину, непонимающе поглядывая на товарищей.
– Она неопасна, – проговорил Торпеда. – Обманка.
Стрельба вдалеке прекратилась, лишь доносились крики, смысла которых Виктор разобрать не смог. Вскоре стихли и они. Виктор повернулся боком к кафе, краем глаза держа в поле зрения розовый сарафан, спросил у Торпеды:
– Что мы так неслись-то?
– Инсайдеры с гранатами в Медузу не ходят. Медузу уважать надо, а не взрывчаткой калечить.
– Ага, а то она нас сильно уважает. И автоматы ее не калечат?
– Странно слышать это от тебя, Кот. Это же твой город, а не наш с Борхесом, – Торпеда серьезно посмотрел Виктору в глаза. – А Медуза не обязана уважать нас. Она либо принимает человека, либо нет. Но инсайдеры все равно гранаты не носят. Это слишком грубо, слишком шумно, слишком непредсказуемо.