Античная лирика.

Авсоний Децим Магн

«В посвященье Диане мы…»

Перевод С. Шервинского

В посвященье Диане мы, Девы, юноши чистые. Пойте, юноши чистые, Пойте, девы, Диану! О Латония [654] , высшего Дочь Юпитера вышняя, О рожденная матерью Под оливой делийской, — Чтоб владычицей стала ты Гор, лесов густолиственных, И урочищ таинственных, И потоков гремящих! В муках родов глаголема Ты Люциной-Юноною; Именуешься Тривией, С чуждым светом Луною! Бегом месячным меришь ты Путь годов, и хозяину Добрым полнишь ты сельский дом Урожаем, богиня. Под любым из имен святись И для племени Ремула Будь опорою доброю, Как бывала издревле!

654

Латония, Люцина, Тривия, Луна— различные имена Дианы.

«Хлам негодный, Волюзия анналы…»

Перевод Адр. Пиотровского

Хлам негодный, Волюзия анналы! Вы сгорите, обет моей подружки Выполняя. Утехам и Венере Обещала

она, когда вернусь я И метать перестану злые ямбы, Худший вздор из дряннейшего поэта Подарить хромоногому Гефесту И спалить на безжалостных поленьях. И решила негодная девчонка, Что обет ее мил и остроумен! Ты, рожденная морем темно-синим, Ты, царица Идалия и Урий, [655] Ты, Анкону хранящая и Голги, Амафунт, и песчаный берег Книда, И базар Адриатики, Диррахий, — Благосклонно прими обет, Венера! Вы ж не ждите! Живей в огонь ступайте, Вздор нескладный, нелепица и бредни, Хлам негодный, Волюзия анналы!

655

В стихах 12–14 названы места, известные культом Венеры: Идалий— город, Амафунт и Голги— селения на острове Кипре, Урии и Анкона— города в Южной Италии, на берегу Адриатики, Диррахий— приморский город в Иллирии.

«Плохо стало Катуллу…»

Перевод С. Шервинского

Плохо стало Катуллу, Корнифиций [656] , Плохо, небом клянусь, и тяжко стало, Что ни день, что ни час — то хуже, хуже… Но утешил ли ты его хоть словом? А ведь это легко, пустое дело! Я сержусь на тебя… Ну где же дружба? Но я все-таки жду хоть два словечка, Пусть хоть грустных, как слезы Симонида.

656

Корнифиций— оратор и поэт, друг Катулла.

«Вы сюда, мои ямбы, поспешите!..»

Перевод Адр. Пиотровского

Вы сюда, мои ямбы, поспешите! Все сюда! Соберитесь отовсюду! Девка подлая смеет нас дурачить. И не хочет стихов моих тетрадку Возвратить. Это слышите вы, ямбы? Побегите за ней и отнимите! Как узнать ее, спросите? По смеху Балаганному, по улыбке сучьей, По бесстыдной, разнузданной походке. Окружите ее, кричите в уши: «Эй, распутница! Возврати тетрадки! Возврати нам, распутница, тетрадки!» В грош не ставит? Поганая подстилка! Порожденье подлейшего разврата! Только мало ей этого, наверно! Если краски стыдливого румянца На собачьей не выдавите морде, Закричите еще раз, втрое громче: «Эй, распутница! Возврати тетрадки! Возврати нам, распутница, тетрадки!» Все напрасно! Ничем ее не тронуть! Изменить вам придется обращенье, Испытать, не подействует ли этак: «Дева чистая, возврати тетрадки!».

«Добрый день, долгоносая девчонка…»

Перевод Адр. Пиотровского

Добрый день, долгоносая девчонка, Колченогая, с хрипотою в глотке, Большерукая, с глазом как у жабы, С деревенским, нескладным разговором, Казнокрада формийского [657] подружка! И тебя-то расславили красивой? И тебя с нашей Лесбией сравнили? О, бессмысленный век и бестолковый!

657

Казнокрад формийский— Мамурра, начальник саперной части при Юлии Цезаре, адресат нескольких эпиграмм Катулла.

«Акму нежно обняв, свою подругу…»

Перевод С. Шервинского

Акму нежно обняв, свою подругу, «Акма, радость моя! — сказал Септимий. — Если я не люблю тебя безумно И любить не готов за годом годы, Как на свете никто любить не в силах, Пусть в Ливийских песках или на Инде Повстречаюсь со львом я белоглазым!» И Амур, до тех пор чихавший влево, Тут же вправо чихнул в знак одобренья. Акма, к другу слегка склонив головку И пурпуровым ртом касаясь сладко Томных юноши глаз, от страсти пьяных, «Жизнь моя! — говорит. — Септимий милый! Пусть нам будет Амур один владыкой! Верь, сильней твоего, сильней и жарче В каждой жилке моей пылает пламя!» Вновь услышал Амур и не налево, А направо чихнул в знак одобренья. Так, дорогу начав с благой приметы, Оба любят они, любимы оба. Акма другу милей всего на свете, Всех сирийских богатств и всех британских. И Септимий один у верной Акмы, В нем блаженство ее и все желанья. Кто счастливей бывал, какой влюбленный? Кто Венеру знавал благоприятней?

«Вот повеяло вновь теплом весенним…» [658]

Перевод Ф. Петровского

Вот повеяло вновь теплом весенним, Вот под мягким Зефира дуновеньем Равноденственная стихает буря. Покидай же, Катулл, поля фригийцев, Пашни тучные брось Никеи знойной: К азиатским летим столицам славным. Уже рвется душа и жаждет странствий, Уж торопятся ноги в путь веселый. Вы, попутчики милые, прощайте! Хоть мы из дому вместе отправлялись, По дорогам мы разным возвратимся.

658

Катулл, совершавший в свите пропретора К. Меммия путешествие в Вифинию (Малая Азия), оставил его в Никее, столице Вифинии, и вернулся на родину.

«Друг Лициний! Вчера, в часы досуга…»

Перевод Адр. Пиотровского

Друг Лициний! [659] Вчера, в часы досуга, Мы табличками долго забавлялись. Превосходно и весело играли. Мы писали стихи поочередно. Подбирали размеры и меняли. Пили, шуткой на шутку отвечали. И ушел я, твоим, Лициний, блеском И твоим остроумием зажженный. И еда не могла меня утешить, Глаз бессонных в дремоте не смыкал я, Словно пьяный, ворочался в постели, Поджидая желанного рассвета, Чтоб с тобой говорить, побыть с тобою. И когда, треволненьем утомленный, Полумертвый, застыл я на кровати, Эти строчки тебе, мой самый милый, Написал, чтоб мою тоску ты понял. Берегись же, и просьб моих не вздумай Осмеять, и не будь высокомерным, Чтоб тебе не отмстила Немезида! В гневе грозна она. Не богохульствуй!

659

ЛицинийКальв — оратор и адвокат, близкий друг Катулла.

«Кажется мне тот богоравным или…»

Перевод С. Ошерова

Кажется мне тот богоравным или — Коль сказать не грех — божества счастливей, Кто сидит с тобой, постоянно может Видеть и слышать Сладостный твой смех; у меня, бедняги, Лесбия, он все отнимает чувства: Вижу

лишь тебя — пропадает сразу Голос мой звонкий. Тотчас мой язык цепенеет; пламя Пробегает вдруг в ослабевших членах, Звон стоит в ушах, покрывает очи Мрак непроглядный. От безделья ты, мой Катулл, страдаешь, От безделья ты бесишься так сильно. От безделья царств и царей счастливых Много погибло.

«Тот, кто все рассмотрел огни необъятного мира…»

Перевод С. Шервинского

Тот, кто все рассмотрел огни необъятного мира, Кто восхождение звезд и нисхожденье постиг, Понял, как пламенный блеск тускнеет бегущего солнца, Как в им назначенный срок звезды уходят с небес, Как с небесных путей к высоким скалам Латмийским [660] Нежным призывом любовь Тривию сводит тайком, — Тот же Конон [661] и меня увидал, косу Береники [662] , Между небесных огней яркий пролившую свет, Ту, которую всем посвящала бессмертным царица, Стройные руки свои к небу с молитвой воздев, Тою порою, как царь, осчастливленный браком недавним, В край ассирийский пошел, опустошеньем грозя, Сладостный след сохраняя еще состязанья ночного, Битвы, добывшей ему девственных прелестей дань. Разве любовь не мила жене новобрачной? И разве, Плача у ложа утех между огней торжества, Дева не лживой слезой омрачает родителей радость? Нет, я богами клянусь, — стоны неискренни дев. В том убедили меня стенанья и пени царицы В час, как на гибельный бой шел ее муж молодой. Разве ты слезы лила не о том, что покинуто ложе, Но лишь о том, что с тобой милый твой брат разлучен? О, как до мозга костей тебя пронзила тревога, Бурным волненьем своим всю твою душу объяв! Чувства утратив, ума ты едва не лишилась, а прежде, Знаю, с детства еще духом была ты тверда. Подвиг забыла ли ты, который смутит и храбрейших, Коим и мужа и трон завоевала себе? Сколько печальных речей при проводах ты говорила! Боги! Печальной рукой сколько ты вытерла слез! Кто из бессмертных тебя изменил? Иль с телом желанным В долгой разлуке бывать любящим так тяжело? Кровь проливая быков, чтобы муж твой любимый вернулся, Ты в этот час и меня всем посвящала богам, — Лишь бы вернуться ему! А он в то время с Египтом В непродолжительный срок Азию пленную слил. Сбылись желанья твои — и вот, в исполненье обетов, Приобщена я как дар к хору небесных светил. Я против воли, — клянусь тобой и твоей головою! — О, против воли твое я покидала чело. Ждет того должная мзда, кто подобную клятву нарушит! Правда, — но кто ж устоит против железа, увы? Сломлен был силой его из холмов высочайший, какие Видит в полете своем Фии блистающий сын [663] , В те времена, как, открыв себе новое море, мидяне Через прорытый Афон [664] двинули варварский флот. Как устоять волосам, когда все сокрушает железо? Боги! Пусть пропадет племя халибов [665] навек! Этот народ стал первым искать рудоносные жилы В недрах земли и огнем твердость железа смягчать! Срезаны раньше меня, о судьбе моей плакали сестры, — Но в этот миг, бороздя воздух шумящим крылом, Одноутробный брат эфиопа Мемнона [666] , Локридский Конь Арсинои [667] , меня в небо унес на себе. Там он меня поместил на невинное лоно Венеры, Через эфирную тьму вместе со мной пролетев. Так Зефирита сама — гречанка, чей дом на прибрежье Знойном Канопа [668] , — туда древле послала слугу, Чтобы сиял не один средь небесных огней многоцветных У Ариадны с чела снятый венец золотой, [669] Но чтобы также и мы, божеству посвященные пряди С русой твоей головы, в небе горели меж звезд. Влажной была я от слез, в обитель бессмертных вселяясь, В час, как богиня меня новой явила звездой. Ныне свирепого льва я сияньем касаюсь и Девы; И — Ликаонова дочь — рядом Каллисто со мной. К Западу я устремляюсь, на миг лишь, вечером поздним, Следом за мной в океан медленный сходит Боот. И хоть меня по ночам стопы попирают бессмертных, Вновь я Тефии [670] седой возвращена поутру. То, что скажу, ты без гнева прими, о Рамнунтская Дева [671] , Истину скрыть никакой страх не заставит меня, — Пусть на меня, возмутясь, обрушат проклятия звезды, — Что затаила в душе, все я открою сейчас: Здесь я не так веселюсь, как скорблю, что пришлось разлучиться, Да, разлучиться навек мне с головой госпожи. Волосы холить свои изощрялась искусная дева, — Сколько сирийских мастей я выпивала тогда! Вы, кого сочетать долженствует свадебный факел! Прежде чем скинуть покров, нежную грудь обнажить, Юное тело отдать супруга любовным объятьям, Мне из ониксовых чаш радостно лейте елей; Радостно лейте, молясь о всегда целомудренном ложе. Но если будет жена любодеянья творить, Пусть бесплодная пыль вопьет ее дар злополучный, — От недостойной жены жертвы принять не могу. Так, новобрачные, пусть и под вашею кровлей всечасно Вместе с согласьем любовь долгие годы живет. Ты же, царица, когда, на небесные глядя созвездья, Будешь Венере дары в праздничный день приносить, Также и мне удели сирийских часть благовоний, Не откажи и меня жертвой богатой почтить. Если бы звездам упасть! Вновь быть бы мне царской косою! О, если б вновь Водолей близ Ориона сиял!

660

Латм— гора в Карий (Малая Азия). В строках 5–6 намек на миф о Селене и Эндимионе.

661

Конон— Конон Самосский (III в. до н. э.), александрийский математик и астроном, друг Каллимаха.

662

Береника— см. прим. 350. В строках 27–28 намек на неудачную попытку мачехи Береники Арсинои выдать ее вопреки воле отца за Деметрия Полиоркета.

663

Сын Фии— Солнце.

664

Через прорытый Афон… — Во время похода Ксеркса на Грецию мидяне (персы) прорыли для прохода своих судов перешеек, отделявший мыс Афон от материка.

665

Халибы— народ, живший на южном берегу Евксинского понта; считались изобретателями железа и рудного дела.

666

Брат… Мемнона— ветер Зефир.

667

Конь Арсинои— Арсиноя — сестра и жена египетского царя Птолемея Филадельфа (285–246 гг. до н. э.), признанная после смерти божеством (Венера-Зефиритида).

668

Каноп— город — в Египте.

669

У Ариадны с чела снятый венец золотой… — Ариадна — дочь Миноса и Пасифаи. Став женой и жрицей Диониса, получила от богов свадебный дар — венец, который затем был помещен на небе в виде созвездия (Северная Корона). В следующих строках упомянуты созвездия Льва, Девы, Медведицы (дочь Ликаона), Волопаса (Боот или Воот).

670

Тефия(Тетия) — сестра и супруга Океана, олицетворявшая вместе с ним водную стихию.

671

Рамнунтская дева— Немесида (Немезида), названная так по имени местечка Рамнунт в Аттике, где были ее храм и статуя.