Античный Чароплет. Том 3

Аллесий

Впрочем, как уже говорилось, многие предки местных жителей пришли сюда около века тому назад, лавинообразно увеличив население этих мест, где ранее жило несколькими отдельными малочисленными островками цивилизации основное местное население: колдуны и их слуги. До сих пор сохранились в памяти поколений сказки о деяниях того времени. Множественные близкородственные связи, следы вырождения на некоторых местных, кровавые праздники и ритуалы. Летопись этих мест, если бы кто-то решил такую писать, была бы буквально пропитана порочностью, жестокостью и безумием деяний, которые здесь совершались. А сказки о странных ночных обитателях и вовсе были не такими уж и сказками. До сих пор можно было вечером услышать с недалёких скал, слегка даже похожих на горы, отголоски страшного крика или воя, случившегося по старым праздникам. У тех немногих, кто слышал этот безумный звук и рассказывал позже о нём, кровь стыла в жилах даже из-за далёких доносившихся из старых

осыпающихся ущелий отголосков. Поговаривали, что прошлые жители верили: звуки издаёт чудовищное божество, запертое в незапамятные времена где-то вне пределов нашего мира. Что в тех холмах и скалах на великие праздники само бытие истончается, позволяя нескольким возгласам из-за кромки проникнуть сюда и пронестись над землёй, вселяя в сердца смертных ужас. Говорили, что то жуткое божество слышит в эти краткие мгновения абсолютно всё. Даже звуки сердец людей в окрестных деревнях. И именно тем, кто живёт за кромкой, поклонялись здешние колдуны. В дни старых праздников в лесах иногда полз ужасающе мерзкий запах, отбивающий умение и возможность думать, заставляющий людей после того, как они его вдохнули, блуждать по знакомым полянам по паре дней, не в силах вспомнить дорогу. Впрочем, для нынешних здешних жителей это были слишком сложные материи, о которых теперь уже нечасто вспоминали.

И тем не менее, один из главных старых праздников восемь лет назад выдался ужасным. Особенным. В ту ночь немногие собаки заливались диким, безумным лаем, буквально истекая изо ртов пенной слюной. Со скал вдалеке доносился странный скрежет, похожий на жуткий тихий хохот, если только скалы вообще могут хохотать. Разумы многих, злоупотребивших брагой, помутились настолько, что случилось четыре жутких драки, в ходе которых в трёх деревнях появилось два трупа и двое калек, один из которых лишился бывшего откусанным уха, а второй — обоих глаз. Давленные раны вскоре загноились и бедняга скончался в страшных мучениях.

Что-то такое и раньше случалось, но никогда — в таком количестве и всё разом. Уже через несколько дней собравшиеся с четырёх деревень жители с факелами и дубинками пришли к дому одного из «старых» колдунов, живших, в отличие от многих, вдалеке от поселений: больше двух часов пешего хода. Место, где он жил, считалось жутким. Одно из тех немногих, которое осталось нетронутым со времён жутких кровавых оргий, обрядов, проливающихся на землю и отравляющих её зелий. Деревья тут росли кривыми и изогнутыми, а трава была словно бы высохшей, но необычайно прочной. Хотя — кто знает. Возможно, что просто местечко оказалось слегка необычным, а всё остальное приписали ему глупые человеческие фантазии?

В любом случае, древнему, словно сама смерть (по мнению местных жителей, конечно), но крепкому шестидесятилетнему старику с трудом удалось отговорить распалённых рыбаков от их дурной затеи и убедить в том, что он невиновен в их несчастьях. Как считали теперь многие — очень зря люди повелись на его речи. Очень. Очень. Зря. Лишь спустя год стало известно, что у старика примерно в то же время (и, как многие считали, именно в ту ночь) появился внук, рождённый его дочерью, которая сама как раз спустя год и умерла. День в день на тот же праздник. О внуке старика много судачили, ведь дочка колдуна не была красавицей. Она вообще… вызывала отвращение. Даже у заядлых пьянчуг. Кто мог повестись на такую? Любой, кто знал о ней, сказал бы, что то количество браги, которое было необходимо, чтобы превратить страшную безобразную полусумасшедшую уродину-альбиноску в хоть сколько-нибудь напоминающее девушку существо, скорее убьёт любого мужчину, сколь бы много опыта ни было у него в питье крепких напитков.

Старик никому практически не показывал внука. Лишь покупал целые телеги с рыбой и, нередко, домашних животных. Впрочем, закупки он делал аж в семи разных деревнях, до некоторых из которых обычному человеку больше двух дней пути. Так что некому было понять, что для кормления старика-колдуна и годовалого внука это количество еды абсолютно чрезмерно. На вопросы же о внуке обычно необщительный старик радостно улыбался и смеялся, говоря, что сами боги одарили его великой честью и радостью. Люди всегда согласно кивали: действительно — с такой дочкой без вмешательства богов обойтись не могло. Правда, мало кто доходил до мысли, что боги у простого народа и старого колдуна могут быть не одни и те же. Да и имя отца было нездешним: некий Йог. Ага… Все гадали: заплатил ли странствующему несчастному безумцу старик за ночь с его дочерью чем-то ценным или просто околдовал. А он может. Его уродина-дочь, судя по слухам, появилась так же непонятно. Кто был её матерью… Одни слухи утверждали, что колдун заворожил какую-нибудь несчастную девочку, а другие говорили, что ему грела постель какая-то жуткая лесная тварь, похожая на прекрасную женщину, но имевшая и мужские… «признаки» между ног. Старые сказки, ставшие ненадолго снова актуальными.

Необычнее ситуация стала позже, когда пошёл уже второй год от смерти дочери

старого колдуна. Сам старик стал немного более вялым, кто-то иногда замечал у него на запястьях порезы. И на шее тоже. Но он неизменно одаривал всех злобными искрами и живым деятельным огнём из глаз. Странностей добавляло и большое количество монет, которыми он расплачивался. Странные монеты. Но медь, а очень редко и серебро, есть медь и серебро. Но у старика, даже несмотря на покупки в разных деревнях, было их уж слишком много. В тот же год ночи в Бахре, ближайшей к дому старика деревне, стали холоднее. А туман — гуще. Впрочем, мало кто обратил внимание на такие мелочи. К концу того года по Бахре пронеслась удивительная новость, принесённая из дома старого колдуна молодой пятнадцатилетней Арджей, ходившей менять к нему настои и лекарства на продукты деревенского промысла. Вернувшись, красивая девушка, на которую заглядывались многие мужчины, рассказала, что видела мельком в доме внука старика. Только было ему далеко не три года. Ребёнок, который только-только должен был нормально научиться ходить и начать говорить, был ростом равен ей, крепок, хотя и очень бледен. А ещё — несколько толст. Ребёнка в нём можно было признать только по детской округлости лица, но не по росту или физическому сложению. Был он несколько горбат и перекошен, но крепок и мускулист.

Арджа пропала спустя пару месяцев. Позже её нашли истерзанной, голой. Кто-то жестоко надругался над ней, убил и резал прямо в процессе. Возможно, пил кровь. Странно, но со старым колдуном это никто не связал. Возможно, дело было в том, что тело нашли в дне пути и вовсе не в стороне, где жил старый отшельник со своим внуком. Ночи тем временем становились всё более промозглыми. Из-за невероятной ночной сырости многие стали болеть и кашлять. Особенно страдали старики и младенцы.

Вскоре в словах Арджи могли убедиться многие, ведь внук старого колдуна, Вирджен, стал посещать окрестные деревни. Многие, видя его, плевались на старика-колдуна, видимо, решившего в очередной раз на старости лет издевательски пошутить над соседями. Ещё бы: мальчику точно не могло быть три-четыре года. Он был не моложе четырнадцати. Бледная кожа была болезненна, а от деда он унаследовал массивный подбородок. Однако его лицо не было лишено гармоничности: прямой нос и абсолютно симметричный разрез глубоко посаженных глаз, обрамленных начавшей уже в этом возрасте расти растительностью и обычными волосами создавали довольно гармоничный образ. Гармоничный, но вовсе не красивый: скорее эта гармония была козлиной, чем человеческой. И это пугало. Редкие в рыбацкой деревне собаки заливались жутким лаем, стоило только Вирджену оказаться рядом. Они норовили на него наброситься. Укусить. Впрочем, словно почувствовав нечто пугающее, убегали, скуля, стоило им оказаться рядом. Точно так же вели себя и змеи, иногда появлявшиеся в деревне.

Говорил юноша очень умно, свободно и чётко. Легко выражал свои мысли и обладал даже некоторым обаянием, несмотря на свой не самый привлекательный внешний вид. Посещавшие старый дом колдуна люди рассказывали, что Вирджен очень много времени проводит, записывая палочкой на восковой табличке уроки своего деда, рисует странные рисунки на песке и крайне много и прилежно учится.

Параллельно со взрослением подростка, который всё равно, несмотря на обман старого колдуна, явно рос крайне быстро, из старого дома стал доноситься отвратительный запах, крепчающий со временем. Колдуну повезло, что даже ближайшая деревня, Бахра, находилась от него далеко. Люди морщили носы, собирали цветы в комок и дышали через них, когда шли к нему, но терпели. Будь он их соседом по улице, терпеть бы не стали. Редкие люди отмечали схожесть отвратительного запаха с тем, который иногда путал неосторожных несчастных в лесах на старые праздники. Только конкретно этот не вызывал сумбура и растерянности мыслей.

К концу четвёртого, как уверял старик, года своей жизни, Вирджен стал становиться парией. Он нередко напевал странные мелодии себе под нос. Ритм и звуки их были столь причудливы и необычны, что вызывали у слушателей беспокойство, а иногда — необъяснимый страх, мурашки по телу и леденящий холодок по затылку. Во внуке старого колдуна всё больше проглядывало нечто злое, дьявольское. Многие стали понимать, что старик покупает слишком много рыбы и животных, а со второго этажа его дома, где не было никаких окон, постоянно доносились странные и страшные звуки. Стали поговаривать, что колдун взялся за старые обряды, приносит жертвы. Деревенским оставалось только гадать, как умирает очередная птица или коза. Медленно? Быстро? Безболезненно или ужасно мучительно? Промозглый туман, ставший причиной многих простуд, полз уже не только по Бахре. В самой же деревне и вовсе начали происходить зловещие вещи. Ночью хозяева могли обнаружить мёртвых домашних животных. Практически всегда — собаки. Кто-то особенно жестоко с ними расправлялся. Разрывал глотки и оставлял наполовину сожранными. Поиски в окрестных лесах ни к чему не привели. Никто даже не знал, что именно ищется: тигр, волк? Но разве эти животные так делают?