Антология реалистической феноменологии
Шрифт:
В ходе дальнейшего анализа мы будем опираться на некоторые, пока еще смутные пункты предыдущих рассуждений, в процессе выяснения которых будет само по себе обнаруживаться и то, в чем заключается подлинная противоположность двух этих типов представлений, которая пока была установлена только в связи с их различным отношением к заключенному в них «действительному» предмету.
Прежде всего, обратим внимание на то, что было предварительно обозначено выражением «усматриваемая близость»: так, например, в одном случае, представленный «действительный» предмет, по-видимому, с помощью «наглядного репрезентанта», приводится к «усматриваемой близости», в другом случае, напротив, взгляд может напрямую проникать в соответствующую область действительности, где, по нашему мнению, находится сам по себе представляемый предмет, так как представляемый «действительный» предмет уже сам по себе находится в «усматриваемой близости».
Таким образом, очевидно, должна существовать «сфера», прямо «усматриваемая» из позиции восприятия или, соответственно, из позиции представления, которая там, где речь идет о «только» представленных предметах, может, конечно, не совпадать с собственной областью восприятия.
Кроме того – и это второй пока не проясненный пункт – то, что, по-видимому, собственным образом «укоренено» в этой сфере (даже если оно полагается туда только игрой представления, а, следовательно, фактически ей не принадлежит), получает определенный наглядный «характер действительности» или же «видимость действительности», переживаемое присутствие которой, конечно, нельзя путать с подлинным сознанием действительности: сопровождаемые «сознанием действительности» предметы получают тем самым – как мы выразились – внешний «габитус» «действительных» предметов, тогда как – теперь уточним – представляемый предмет, предстающий в виде «мысленно представляемого» предмета, совершенно обратным образом сам по себе несет присущую ему самому по себе «недействительность» (т. е., конечно, где речь идет об образном репрезентанте, недействительность присуща репрезентанту самому по себе; репрезентируемый же предмет будет в этом случае рассматриваться именно как «действительный»). Только в силу этого в первом случае возможна указанное своеобразное «обыгрывание» действительности некоторого предмета. Однако для нас пока неясно, что же представляет собой так называемая «усматриваемая сфера» сама по себе, равно как и продолжает оставаться неочевидной ее тесная феноменальная связь с «реальным миром». Наряду с вопросом об «усматриваемой сфере», возникает вопрос о «пространственной действительности», выходящей за пределы непосредственной области восприятия.
Для начала еще раз обратимся к случаю, где в знакомой нам области предметный мир у нас за спиной и перед нами хотя сам и не «воспринимается», но, тем не менее, может быть напрямую «усмотрен». Характерно здесь то, что эта находящаяся, например, у меня за спиной предметность не «парит» где-то и как-то перед моим умственным взором, но «укоренена» именно в этой сфере, как я и сам в качестве реального телесно-психического индивида, а вместе со мной – и воспринимаемые предметы. Когда мой взгляд скользит от предметов восприятия к указанной предметности, он остается в одной и той же «плоскости созерцания». Когда он переходит от области восприятия к области представления, отсутствует всякий «разрыв», затрагивающий эту сферу созерцания, как это, очевидно, имеет место при переходе от воспринимаемых предметов к чему-то «представленному» в случае с первым типом представлений. Равномерная, непрерывная в себе среда созерцания связывает мою позицию восприятия с такого рода прямо усматриваемыми в представлении предметами. Пока взгляд так – всегда одинаково – блуждает, переходы будут существовать для него лишь постольку, поскольку он уклоняется от предметов, данных с «несокрытой наглядностью», и переходит к предметам, данным в «скрытой наглядности».
Возьмем теперь случай, когда наличное бытие и так-бытие прямо не воспринимаемых предметов является неизвестным, а следовательно, такие предметы – если они не даны в сознании как «только» воображаемые – невозможно каким-либо способом наглядно объединить с воспринимаемыми предметами: это все равно, что намереваться переместиться в совсем другую область. Поэтому несмотря на сознание некоторой наглядной «пустоты» позади нас, у нас все же возникает очевидное «чувство» того, что «позади нас простирается» нечто, или каким-либо образом заполненное пространство.
Нельзя сказать, чтобы мы знали это как данный в опыте факт, или раскрывали его, или же ожидали воспринимаемого появления пространства в момент, когда мы оборачиваемся. Нельзя также сказать, что это для нас бесспорно благодаря «сущностному усмотрению» a priori, но, тем не менее, мы «видим» простирающееся пространство. Точнее это обстоятельство выражается негативно: наглядное обладание той областью пространства, где я нахожусь, не обрывается сразу же на границе сферы восприятия. Насколько далеко простирается это пространственное созерцание, как оно изменяется, на чем и в силу чего оно обрывается – все это поначалу значения не имеет; важно лишь то, что оно не обрывается на указанном месте.
Рассматриваемая здесь ситуация прояснится, если мы возьмем случай, когда мы оборачиваемся в незнакомой местности: в этом случае предметы, теперь становящиеся доступными нашему восприятию, не «так уж неожиданно» – без какого бы то ни было наглядного соотнесения с прежде воспринимаемыми предметами – оказываются теперь «тоже здесь», рядом с предметами, которые мы воспринимали до этого. Напротив, лишенная содержания пространственная действительность, также уже наглядно данная нам до этого помимо сферы восприятия (хотя и довольно своеобразно), теперь наполняется этими предметами. Дело не в том, что голое «созерцательное ничто» превращается в наглядное нечто или, скорее, во многие «нечто», но в том, что то, что до этого было созерцательно «пустым», теперь приобретает наглядную полноту.
Совершенно такое же положение дел, конечно же, имеет место, если передо мной, когда я иду вперед, в восприятии открываются все новые части «пространственного мира». Во всех направлениях – если я вообще обращен во внешний мир – часть моего созерцания выходит за пределы сферы восприятия в собственном смысле. Эти трансцендирующие сферу восприятия части пространственного мира, которые всегда или обычно в реальной ситуации переживания наглядно со-постигаются в большем или меньшем объеме (здесь, как легко заметить, не играют роли точные характеристики – их определение было бы задачей экспериментального психологического исследования), в осознанной рефлексии складываются в своеобразную, довольно значительную по объему сферу. И эта сфера – будучи упорядоченной вокруг моей реальной позиции в пространстве – отличается именно такой непосредственной обозримостью для моего умственного взора, и содержит в себе соответствующее поле восприятия (при закрытых глазах оно равно нулю) в качестве особо выделенной части.
Вышеотмеченное обстоятельство, заключающееся в том, что отдельную, уже знакомую мне в качестве как таковой, предметность я могу напрямую усмотреть еще до того, как она будет мною воспринята, уточняется теперь так, что все, что находилось в самой по себе и для себя обозримой с моей позиции восприятия части «пространственного мира» (и осознавалось в его наличном и так-бытии как таковое), само может быть прямо и непосредственно усмотрено. В таком случае, при продвижении через пространственный мир, часть пространства, не обладавшая до этого содержанием, но уже наглядно данная, не наполняется прежде еще неизвестной и поэтому, само собой разумеется, еще невиданной предметностью, но то, что сперва было «усмотрено» со «скрытой наглядностью» в непосредственном продолжении того пространственного мира, где я нахожусь вместе с воспринимаемыми предметами как воспринимающий, проступает теперь с «несокрытой наглядностью».
Однако все еще остается открытым вопрос о том, что полагает границу этой «обозримой сфере»; ибо таковая, очевидно, должна иметь место, если противоположность «усматриваемой близости» и «не усматриваемой дали» имеет основание в самом феномене. И, во-вторых, здесь опять же возникает вопрос об отношении «обозримой сферы» к «реальному миру» как таковому. Первое сразу могло бы дать ответ и на второе.
Обращает на себя внимание то, что сознание реальности в подлинном и изначальном смысле не совпадает полностью с переживанием восприятия. Однако, в ответ на наши рассуждения можно сразу же спросить, не следует ли впредь считать «действительность» тождественной воспринимаемому плюс указанным образом непосредственно усматриваемое помимо нее. В таком случае ошибка позитивистской теории состояла бы лишь в том, что она охватывает слишком узкую область. Возможность прямого усмотрения некоторой сферы, упорядоченной вокруг позиции восприятия – будь то в воспринимаемой или в представляемой наглядности – и тем самым признание в качестве действительно существующей той предметности, которую следует в ней усматривать, – это было бы в таком случае «изначальным переживанием», не поддающимся дальнейшему объяснению в своем своеобразии. Точно так же, как для позитивизма обладание содержаниями восприятия и схватывание их как реально существующих является предельным «изначальным психологическим фактом», который может быть только признан в качестве такового.
Однако такое понимание было бы столь же неверным и, в принципе, не менее «позитивистским», чем позитивистское решение в собственном смысле; как раз потому, что при таком понимании нечто сущностно своеобразное (а именно, сознание действительности) стремятся подогнать под что-то другое (возможность непосредственного и прямого обозрения некоторой части реального мира). (Кроме того, такого рода отождествления в позитивистских теориях никогда серьезно не проводятся, а там, где к тому принуждают факты, все это, напротив, оборачивается постоянно следующей вслед за этим двоякостью, что, однако, не приводит к изучению и прояснению каждого элемента самого по себе в его своеобразии.) «Позитивистским» такое понимание было бы также потому, что исследование здесь останавливалось на некоторой точке как на «непосредственно добавляемом изначальном факте», который, однако, при малейшем внимании к имеющему место положению вещей настоятельно требует дальнейшего объяснения. Сколь мало сознание действительности идентично переживанию восприятия, столь же мало оно идентично указанному переживанию созерцания вообще.