Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт
Шрифт:
По улицам Тель-Авива ехала «Волга» выпуска шестидесятых годов. За ней бежала собака. За рулем сидел толстяк.
— В жизни так, — рассуждал он. — Закинул удочку и жди. Какую рыбу Бог захочет тебе дать, такую и даст. Может, осетрину, а может, шпроты.
Мераб спросил толстяка, почему он здесь не работает по профессии — автоинспектором.
Толстяк сказал, что Мераб не должен думать, что и Израиле рай. Здесь тоже полно глупых законов. В чем смысл работы автоинспектора? Спасать водителям жизнь. А как ее можно спасти? Напугать! А здесь как напугаешь, если нельзя
Раздался свисток. Толстяк остановил машину и подобострастной рысцой побежал к полицейскому.
На другой стороне улицы Мераб увидел Борю, который шел деловитой походкой. В одной руке он нес большой бронзовый семисвечник, в другой — маленький трехколесный велосипед.
— Борис, — окликнул Мераб.
— Не Борис, а Борух, — бросил на ходу Боря Париж и зашагал дальше. К машине вернулся недовольный толстяк. Сел за руль и резко рванул с места:
— Я же говорил: здесь полное беззаконие! За какую-то сигарету человек должен сто шекелей в банк платить.
Под пальмой во дворе шестиэтажного дома четверо мужчин играли в домино на цементном столе. Рядом на асфальте мальчишки, матерясь на грузинском, гоняли мяч. Тут же женщины развешивали белье.
— Кого привел? — спросил толстяка один из играющих.
— Своим делом займись! — нелюбезно ответил толстяк и, взяв Мераба под руку, провел в подъезд.
Они вошли в квартиру. На стенах висели грузинская чеканка, два кинжала и большая фотография толстяка на мотоцикле в форме инспектора на фоне Кавказских гор.
Толстяк открыл фанерный шкаф кутаисского производства, достал оттуда черный смокинг. Затем, посмотрев на Мераба, высунулся в окно.
— Малхаз! — заорал он.
— Что хочешь? — не отрываясь от игры, спросил курчавый молодой человек.
— Неси сюда свой смокинг!
— У меня нету.
— Тогда отдавай мою кровать!
Молодой человек с неохотой отложил домино и поднялся.
— Никакой совести у людей нет, — сказал толстяк. — Пять лет назад попросили у меня на неделю кровать. Карельская береза, антиквариат. Еле через таможню протащил. Мы на ней не то что лежать — сидеть боялись. А этот негодяй уже пятого ребенка на ней делает. Дикари!
Грузия. Сигнахи. Аптека. Звонит телефон. Трубку берет Циала, жена Мераба.
— Циала, — раздался в трубке родной голос.
— Мераб, — заплакала Циала. — Ты где, Мераб?
— Слушай меня внимательно и молчи. Я — Яша.
— Кто? Почему?
— Так надо.
Тель-Авив. Ресторан. Мераб в белом смокинге с бабочкой, выбритый и причесанный, сидел с толстяком в кабинете хозяина. Мераб втолковывал жене, чтобы Инга и девочка срочно вылетали в Израиль, а Яша, который Мераб, сидел на месте, потому что двух Яш в Израиле быть не должно.
— Целую тебя, маленькая. Что тебе привезти?
Мераб повесил трубку.
— Почему в Израиле не должно быть двух Яш? — удивился толстяк. — Здесь каждый второй — Яша.
— Яша, думаешь, имя? — сказал Мераб.
— Бриллианты? — сверкнул глазами толстяк.
— Пианино, — сказал Мераб и
В большом алюминиево-зеркальном зале на четыреста человек Тёнгиз из Сухуми выдавал замуж дочь. Свадьба справлялась по высшему грузинско-израильскому классу. Шатер над женихом и невестой. Тамада в черкеске с отделанным серебром рогом. Танцоры в национальных костюмах и с кинжалами в зубах. Оркестр. Два торта, изображающих жениха и невесту в натуральную величину. Съемочная группа: видеокамера на штативе с колесиками, режиссер, оператор и два осветителя. Толстяк и Мераб скромно стояли у стены.
— Что стоим? — спросил Мераб. — Давай сядем, покушаем.
Толстяк ответил, что, если они сядут, хозяин их не заметит. А когда стоят, он подойдет и пригласит к столу. Вот тогда мы ему подарим рог от Альберта и отдадим землю.
— Какую землю? — заинтересовался мужчина в тюбетейке, сидящий рядом за столиком.
Толстяк объяснил, что Мераб только что приехал и привез грузинскую землю.
— Покажи, — потребовал мужчина. Мераб достал из кармана целлофановый пакет с родной землей.
— Молодец! Дай я тебя поцелую, — мужчина, покачиваясь, поднялся с бокалом вина, потянулся к Мерабу, споткнулся и облил белый смокинг красным вином.
— Все! — схватился за голову толстяк. — Привет кровати!
Мужчина в тюбетейке сказал, что всю жизнь про жил без смокинга и прекрасно себя чувствует. Он взял у Мераба пакет и понес к тамаде. По дороге он взял щепотку земли, поцеловал ее и высыпал в карман рубашки.
Тамада жестом остановил оркестр, пересыпал землю из целлофана в хрустальную вазу и поднял тост за грузинскую землю, на которой две тысячи лет жили евреи, разделяя по-братски нелегкую судьбу Грузии, и где он, тамада, окончил консерваторию. И, поцеловав землю, он осушил рог за того человека, который так кстати привез ее к сегодняшнему торжеству.
Все посмотрели на Мераба. Мераб поклонился. Оператор в синем комбинезоне нацелил на него камеру, затем выглянул из-за нее и замер. Это был ближайший родственник Мераба в Израиле — Израиль Иосифович Бронштейн — дядя Изя.
Дядя Изя вырвал микрофон у тамады и закричал в него, что среди них находится подлец и шпион, который вчера вечером потребовал у него пять тысяч долларов за своего родного брата, которого вместе с семьей держат в подвалах грузинской разведки.
— Что вы врете? — возмутился Мераб. — Когда я у вас требовал? Я вас как родственника по-человечески попросил. И не пять, а три!
— Вы слышали?! — заорал Изя. — Убирайся вон отсюда, антисемит!
— Сам убирайся вон! — закричал Мераб. — Сионист!
Отец невесты, Тенгиз из Сухуми, огромный человек со шрамом на лице, подошел к Мерабу и сказал, что шпионы-мионы и разведки-мазведки его не волнуют, но мужчина, который продает своего брата, никогда не сидел и не будет сидеть за его столом. И порекомендовал Мерабу самому найти дверь и своими ногами уйти.
Мераб направился к двери.
Изя кричал ему вслед, что постыдный акт Мераба станет достоянием прессы, ООН и всего прогрессивного человечества.