Антология восточно-христианской богословской мысли, Том II
Шрифт:
Итак, коль скоро мы причаствуем Богу, подобает исследовать, каковым может быть это причастие. Ведь если мы причаствуем Его сущности (причастие же, как нами сказано, — это непосредственное соприкосновение, а причаствующее и причаствуемое образуют единую субстанцию), то сущность Божия и причаствующий Ей человек будут едины по субстанции — а что можно помыслить безрассуднее этого? Если же мы причаствуем сущности Божией благодаря ипостаси Святого Духа [1838] , то есть причаствуем ипостаси Святого Духа, то едины по субстанции будут ипостась Святого Духа и ипостась причаствующего Ей человека — а это мнение столь же нечестиво, как и предыдущее. Но если мы скажем, что причаствуем Его энергии и Божеству, то есть естественной славе Божией, то не последует никакой бессмыслицы, поскольку как сама оная благодать, так и данный конкретный человек благодаря непосредственному соприкосновению станут единой субстанцией, а тем самым — одним человеком, исполненным благодати, обоженным и богом по усыновлению [1839] . <…>
1838
Возможно, намек на антипаламитское истолкование Пятидесятницы.
1839
Букв.: по положению.
Итак, раз мы не можем причаствовать Богу ни по сущности, ни по ипостаси, раз нам невозможно ни стать единосущными Ему, ни стяжать единство по ипостаси, остается причаствовать и приобщаться Ему по энергии. Но поскольку как тождественное по сущности называется единосущным, тождественное по ипостаси — единым по числу или по индивиду, а тождественное по количеству —
1840
Имеется в виду — нашим подобием Богу.
1841
С Богом.
1842
Ср. определение философии в богословско–философской среде, близкой к исихастским спорам, например, в «Краткой логике» Никифора Влеммида: «Философия есть познание сущего в качестве сущего… познание Божественного и человеческого… забота о смерти… уподобление Богу по мере человеческих возможностей…» (PG 142, 723–724). В свою очередь, это определение (включая и интересующую нас часть) восходит к св. Иоанну Дамаскину.
Но, может статься, возразят нам и в этом случае: «Естество Бога–Слова стало причастным нашему (согласно божественному апостолу, утверждающему, что Господь, подобно нам, стал причастным плоти и крови [1843] ) и сделалось общником нам во всем, кроме греха; так на каком же основании оно стало причастным нам и сделалось нашим общником? Если по сущности, то естество Божие станет, по–твоему [1844] , единосущным нам (ибо ты сказал, что причастие и приобщение — это своего рода тождество, а тождество по сущности — единосущие); если, с другой стороны, оно приобщилось нам по ипостаси, то и будет обладать единством с нами по ипостаси, ибо тождественное по ипостаси едино по лицу; если же это приобщение осуществилось только по энергии, то, стало быть, Господь и стал человеком лишь по энергии, что нелепо». <…>
1843
Евр. 2,14; ср.: Евр. 2,17.
1844
Характерная для полемического трактата, как бы сказали современные филологи, имитация диалогичности.
Стало быть, коль скоро и Сын Божий истинно воспринял нашу сущность и реально стал человеком, подобным нам во всем, кроме греха, то и Он аналогичным образом стал причастным как всеобщему, так и частичному естеству. А раз причастие предшествует приобщению (в силу того, что всякое приобщение является и причастием, но никак не наоборот, ибо вначале необходимо стать причастным чему–либо одному, а затем в этом отношении приобщиться и другим), то Сын Божий стал причастным по ипостаси тому частичному естеству, которое созерцается в материи и в силу которого людям свойственна обособленность друг от друга, а возникшее в результате этого причастия единство стало, кроме того, тождеством по ипостаси, поскольку как воспринятое, так и Воспринявший соединились в одном лице, при каковом тождестве приобщение не имеет места. Приобщился же Он нам по естеству всеобщему, которое придает единство конкретным индивидам (ибо общим является логос естества у нас и у Сына Божия, как человека) [1845] , и вследствие этого приобщения возникло единство и тождество по естеству, а не по ипостаси. Дело в том, что Бог, по ипостаси став причастным и соединившись с частичным человеческим естеством, субстанциально сущим в материи, и благодаря этому став человеком, соделался единосущным нам не по Божественному естеству, но по человеческому. Поэтому Один и Тот же стал причастным нашему естеству по ипостаси и по сущности: сущему в материи и частичному — по ипостаси (вследствие чего оба Его естества, соединившись, и образовали одну ипостась), а всеобщему и созерцаемому рассудком — по естеству, по которому люди стали [1846] соестественными [1847] Ему. И хотя упомянули мы об этом, скорее, мимоходом, все же, думаю, сказанное будет не вполне бесполезным для тех, кто все время — будь то из любознательности или из прекословия — готов высмеивать такого рода предметы. <…>
1845
Т.е. логос бытия Его человечества.
1846
Имеется в виду — с момента Воплощения.
1847
Или: единоприродными.
Итак, раз приобщение плоти Сына Божия есть не что иное, как причастие заключенной в ней Божественной благодати и энергии, которая и дарует нам формальное единство с Его Божественной, или обоженной, плотию, то есть обоженность, а причастие Божественной энергии и благодати является, как показано, уподоблением Богу по мере возможного, то причастие Божественного Тела Господня не может быть ничем иным, как только уподоблением — по мере сил — Воплотившемуся Богу. Поэтому прикосновение наших губ к Телу Господню и то пространственное и телесное сочетание и соприкосновение с этим Телом, что благодаря его вкушению переходит на все Тело Вкушаемого вообще [1848] , выступает символом того единства, соприкосновения и, так сказать, сраство–рения, которое совершается посредством Божественной энергии и благодати. <…>
1848
Т.е. Церковь.
Отсюда ясно, что не все те, кто прикасается к этим Таинствам телесно, причаствуют и заключенной в них Божественной энергии и благодати, а значит — не все претерпевают и изменение сообразно с нею. <…> Стало быть, раз дело обстоит именно так, Иуда вкусил лишь Тело Спасителя и лишь чувственным образом, — а заключенной в нем благодати, как недостойный, остался совершенно непричастным. Стать так или иначе причастным этой благодати, которая была уделяема и ранее — на горе Фаворской — неприкровенной, а не в сопровождении Тела, для дальнейшего ею обладания ему, как нечистому, также было невозможно — ни тем же способом, что избранные ученики, ни как–либо иначе.
Речь вторая
<…> Что же касается оного блаженного Преображения, то дела обстоят совершенно иным образом, а именно — как зрение отчетливо воспринимает те из присутствующих предметов, которые подвластны взору, а не создает их образ с помощью других предметов, сходных с ними, так и ум видит Бога — не таким, каков Он по естеству, но, опять же, и не одним простым помышлением, но достоверно, поскольку Мыслимый неким неизреченным образом присутствует в уме; тогда же и само чувство, подобно уму, воспринимает Его как свет. Говорит ведь божественный Макарий в своих главах, которые сей премудрый толкователь составил, восприняв их содержимое от Самого вышнего света, что совершенное «озарение Духа не похоже на откровение одних лишь помышлений, но представляет собой длительное и устойчивое воссияние в душах ипос–тасного света. Ведь это как раз то, что представляют нам Речения: «Повелевший из тьмы воссиять свету, который озарил наши сердца» (2 Кор. 4.6); «Просвети очи мои, да не усну я сном смертным» (Пс. 12.4); «Пошли свет Твой и истину Твою; да ведут они меня… на святую гору Твою…» (Пс. 42,3);«[Запечатлелся на нас] свет лица Твоего» [1849] — и все им подобные. И тот свет, что озарил в пути блаженного Павла, благодаря которому он был вознесен на третье небо [1850] и сподобился услышать неизглаголанные таинства, не был каким–нибудь простым просветлением помышлений и ведения, но сущностным воссиянием в душе силы Благого Духа. Не в силах вынести превосходство его светлости, плотские очи сделались незрячими [1851] .
1849
Ср.: Пс. 4, 7.
1850
2 Кор. 12,2–3.
1851
Имеется в виду — очи апостолов.
1852
Пс. — Макарий Египетский. О свободе ума 22–23: PG, 34, 956D–957B. Феофан, стало быть, примыкает к «паламитской» ветви поздневизантийской афонской исихастской традиции, на которую через посредство анонимного «Послания к монахам» (текст, возможно, – вв.), идеи Макариевско–го корпуса влияли самым непосредственным образом.
1853
Ср.: Мк. 9, 7; Лк. 9, 35.
1854
Мф. 17,2.
Речь третья, в которой выносится на рассмотрение высказывание божественного Максима, выдвигаемое против нас еретиками–акиндинистами: «Сей наибожественнейший Свет, на Фаворе воссиявший, есть не что иное, как символ»; и доказывает речь сия, что Свет этот одновременно и символ, и истина
<…>Раз сей свет, явленный на горе Фаворской, будучи, согласно божественному Максиму, символом непостижимости Божества Единородного, сделался — как превозмогающий зрение — видимым в той же субстанции, которой, естественно, присуща и оная непостижимость (ибо взошел от Лика Господня), то эта субстанция и этот Свет отличаются друг от друга лишь по признаку большего или меньшего совершенства, а не по естеству или на каком–либо ином основании.
А если кто–нибудь скажет, что этим вводится множество нелепостей, ибо мы не только разделяем нераздельное Божество Единородного, но и утверждаем, будто одна Его часть совершенна, а другая — нет, то на это мы ответим, что мы не разделяем то, что у Бога нераздельно [1855] , и не говорим, что одно в Нем совершенно, а другое — нет, но подчеркиваем, что Самотождественное и Единое, будучи абсолютно совершенным Само по Себе, несовершенным образом созерцается созерцающими Оное, потому что совершенство Его восприятия невместимо каким–либо тварным естеством. В самом деле, оное превышеестес–твенное видение Света Божия было своего рода созерцанием — либо славы Божией, либо чего–то иного, отличного от нее. Но если это было созерцанием славы Божией, то явленное, вне всякого сомнения, было нетварным, ибо слава Божия совечна Богу; если же чем–то иным, отличным от нее, то заблуждается изрекший: «Пробудившись, увидели славу Его» (Лк. 9, 32). Но дабы кто–либо не стал утверждать, будто у евангелиста идет речь о славе плоти (ибо некоторые, как я слышу, утверждают, будто и плоть, будучи — благодаря ипостасному единству с Богом Словом — очищенной, неприкосновенной и недоступной для какого бы то ни было греха, удерживает, со своей стороны, некую естественную славу и благодать Божию, наподобие тех тел, что начинают сверкать от прикосновения солнечного луча), Иоанн, бывший очевидцем оной славы, непревзойденная богословов вершина, предвосхищая подобного рода возражения, возвестил: «.. .мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин. 1, 14). Но Господь есть Единородный Сын Отчий в силу того, что Он является Богом. Потому–то и божественный Иоанн Дамаскин говорит в своем Слове на Преображение, что Господь взял на гору Иоанна «.. .как девственный и чистейший инструмент богословия, дабы тот, узрев вневременную славу Сына Божия [1856] , возгремел: «В начале было Слово» [1857] » [1858] . Но и Петр, приобщившись — вместе с Иоанном — тому же превышеестественному созерцанию, глаголет, восприняв от Отца откровение о Его Единородном Сыне: «…мы возвестили вам силу и пришествие Господа нашего Иисуса Христа, не хитросплетенным басням последуя, но быв очевидцами Его величия» (2 Пет. 1, 16). Итак, раз узренный апостолами свет был славой и величием естества Сына Божия, каковыми Он обладает по естеству как Единородный от Отца, то те, кто называет оный свет тварью и чем–то чуждым естеству Божию, очевидным образом противоречат апостолам и очевидцам оного. Мы же, признавая себя учениками апостолов и почитая их слова как речения Божии, не станем отрицать, что оный свет, узренный на Фаворе, представляет собой естественную славу Единородного Сына, которой Он обладает как Единородный от Отца, то есть полноту славы Отчей; ибо Сын Божий, будучи Единородным Отцу, явился, согласно великому Василию, наследником всех отчих благ [1859] . Но этот же Свет мы, следуя божественному Максиму, называем и символом, потому что Он непостижим совершенным образом ввиду немощи взирающих и познающих. Итак, хотя апостолы и узрели Его превышеестественным образом, все же и в данном случае, говоря словами божественного Григория [1860] , существует предел восприятия.
1855
Букв.: нераздельное Божие.
1856
У Феофана в цитате — «славу Божию».
1857
Ин. 1, 1.
1858
Иоанн Дамаскин. Слово на Преображение: 447.7–10 (Kotter), PG 96,560C–D.
1859
Василий Кесарийский. Беседа 15: PG 31,468А–В.
1860
Источник цитаты не ясен.
Речь четвертая, в которой опровергается возражение, выдвигаемое против нас сторонниками Акиндина, относительно Божественного символа и учения о нем. Здесь же рассматриваются и разрешаются и иные недоумения, связанные с такого рода вещами
О святых — хотя они и удостаиваются созерцания того, что превыше ума (созерцания, которое превосходит человеческое естество и силу), однако же сообразно их собственному устроению, — говорят, что они видят это превышеестественным образом не потому, что воспринимают чувственное по природе, да к тому же посредством здешнего видимого света, который изменяет зрение и его предмет, уподобляя их себе самому и благодаря такому вот уподоблению связывает предмет зрения с нашими глазами, но в силу того, что благодать Святого Духа, заменяя им свет, видоизменяет в них и чувство, делая его способным к восприятию непостижимого, и притом сообразно собственному навыку и естеству каждого из них. Дело в том, что благодать не упраздняет естественную силу человека, по словам божественного Максима: «Благодать Святого Духа отнюдь не упраздняет силу нашего естества, но, напротив, эту самую силу, ослабленную применением противоестественных навыков действия, она вновь приводила в действие употреблением естественных, направляя ее к постижению Божественного» [1861] . А стало быть, раз эта наша естественная сила с наитием Святого Духа не прекращает своего действия, чувству же свойственно воспринимать все сущее, доступное чувству, чувственным образом (как, впрочем, и умопостигаемое — мысленным), то вещи, находящиеся превыше естества, оно воспринимает сверхъестественно, поскольку данное восприятие совершается не при помощи здешнего чувственного света, но силою Божественной благодати, а также благодаря тому, что им созерцается не что–либо воспринимаемое чувственно, но превосходящее ум и неуловимое по естеству даже умными духами (однако созерцается сообразно силе естества и в надлежащей для оного мере). Ибо хотя увиденное и являлось как Свет, однако же не в полную силу. Ведь сказано: «Господь щадит взирающих, дабы, воззрев на Него, они не лишились жизни». <.. .>
1861
Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию 59: PG 90,608А.