Антони Иден
Шрифт:
Как отмечали впоследствии историки, Чемберлен "буквально гонялся за Гитлером". 15 сентября он едет к нацистскому фюреру в Берхтесгаден и договаривается с ним о передаче Судетской области Германии. В Лондон срочно вызываются руководители французского правительства, где их уламывают согласиться на сформулированные в Берхтесгадене условия. Кажется, все будет вот- вот улажено. 22 сентября Чемберлен мчится к Гитлеру в Бад-Годесберг, но возвращается в полном смятении. Фюрер предъявил новые, далеко идущие требования. Опять уговаривают французских лидеров, чтобы они капитулировали перед нацистской Германией.
Одновременно лондонское
Члены палаты общин были вызваны с каникул и собрались 28 сентября на заседание. Чемберлен долго говорил о создавшейся ситуации. Затем ему была передана записка, он прочел ее и заявил, что получил от Гитлера приглашение прибыть завтра в Мюнхен на конференцию, в которой примут также участие Франция и Италия. Настроение было такое, что вся палата, включая и лейбористскую оппозицию, поднялась и устроила Чемберлену овацию. Консерватор Гарольд Никольсон определил эту сцену как "одно из самых плачевных проявлений массовой истерии". Лидеры всех партий бросились поздравлять Чемберлена. Даже его последовательный оппонент, маститый Уинстон Черчилль сорвал аплодисменты, сердечно пожав руку Чемберлену и сказав при этом: "Я поздравляю вас с вашей большой удачей. Вам очень повезло". А некоторые депутаты стали кричать: "Спасибо господу богу за нашего премьер-министра".
В этой обстановке лишь один депутат сохранил трезвое представление о происходящем. Это был коммунист Уильям Галлахер. Он сказал: "Никто не хочет мира так сильно, как я и моя партия, но мира, основанного на свободе и демократии, а не на расчленении и уничтожении малого государства. Именно к такой ситуации привела нас политика национального правительства... Каков бы ни был исход, национальному правительству придется держать ответ за свою политику... Я протестую против того, чтобы Чехословакия была принесена в жертву".
29 сентября 1938 г. в Мюнхене встретились Чемберлен, Гитлер, Муссолини и премьер-министр Франции Даладье. Конференция приняла решение о передаче Судетской области Германии. Оно было сообщено чехословацким представителям, которые не участвовали в конференции и ожидали результатов в отдельной комнате. Чемберлен сказал им, что "это приговор без права апелляции и без возможности его пересмотра". И представители приняли приговор. После этого Чехословакия как независимое государство не просуществовала и полугода.
За оказанную услугу Чемберлен намерен был получить вознаграждение от Гитлера. Он просил его подписать декларацию о будущем англо-германских отношений. 30 сентября переводчик прочел Гитлеру текст декларации, подготовленный Стрэнгом и исправленный Чемберленом, и фюрер тут же, со слуха, без каких бы то ни было размышлений и обсуждений подписал бумагу. Разумеется, эту сделку Чемберлен оформил, не потрудившись даже уведомить своего союзника Даладье.
Англо-германская декларация от 30 сентября, по существу, являлась пактом о ненападении. Чемберлен думал, что декларация гарантировала Англию от войны с Германией, а Гитлер мог рассматривать ее как гарантию от противодействия Англии при осуществлении им новых актов агрессии.
В Англии Чемберлена встретили ликованием. Выходя из самолета, он размахивал, декларацией с подписью Гитлера и восклицал: "Я заполучил ее!". На Даунинг-стрит собралась восторженная толпа, чтобы приветствовать "миротворца". Премьер-министр появился на балконе и заявил: "Второй раз из Германии на Даунинг-стрит приходит почетный мир. Я верю, что это мир для нашего поколения". Чемберлен держался, как триумфатор.
Отрезвление наступило довольно скоро. Уже во время первых поездок Чемберлена к Гитлеру некоторые политические деятели поняли, что для Англии создается опасная ситуация: уступки Германии и Италии вели к увеличению их военно-стратегического потенциала и к относительному ослаблению такого потенциала Англии и Франции. Баланс сил все больше изменялся в пользу фашистских держав. А это означало, что создавалась страшная угроза позициям Англии и Франции в Европе и за ее пределами.
В марте бригадный генерал Спирс, посетивший Чехословакию в то время, когда Германия захватила Австрию, выступил с требованием, чтобы "западные демократии" поддержали Чехословакию, ибо если они этого не сделают, то "нацистская Германия будет господствовать... вплоть до Босфора, захватив огромные ресурсы - от венгерской пшеницы до румынской нефти". Как человек военный Спирс учитывал и последствия захвата Германией мощных предприятий Чехословакии по производству оружия (заводы "Шкода").
По мере того как баланс сил изменялся в ущерб Англии, ряд лондонских деятелей все больше и больше задумывались об отношениях с Советским Союзом.
Известный консервативный деятель Леопольд Эмери в момент Мюнхенской конференции записал в дневнике: если бы Мюнхен "стал прелюдией к реальному урегулированию в Европе, то исключение России не имело бы для меня значения, ибо я всегда считал, еще до того как этот вопрос приобрел остроту, что Германия, Франция и Италия, действующие в сотрудничестве с нами, должны явиться основой удовлетворительной европейской системы, исключающей Россию". Планы Эмери и его соратников не ограничивались "исключением России из Европы". Предательство в Мюнхене имело целью способствовать провоцированию военного конфликта между фашистскими державами и СССР. Американский историк Бювер пишет: "Для понимания политического значения Мюнхена и того, что ему предшествовало, необходимо вспомнить, что консервативная партия Англии... была одержима страхом перед Советским Союзом и коммунизмом. Поэтому она проводила неомакиавеллистскую политику, основывающуюся на надежде, что нацизм и коммунизм столкнутся и уничтожат друг друга".
Такова была английская внешнеполитическая стратегия тех дней. Но ее реализация зависела от многих факторов, неподвластных правительству консерваторов. А вдруг Германия станет действовать не по графику, составленному в Лондоне, и, как предупреждали Идена в Москве, двинется под знаменем реванша вначале на Запад? Размышления о такой возможности сразу же вызывали мысли о Советском Союзе. Не следует ли перестраховаться, использовав готовность СССР объединиться с другими странами в сопротивлении агрессии?