Антони Иден
Шрифт:
Этим, однако, дело не кончилось. Саймон вскоре встретился с личным секретарем Идена Томасом, поведал ему, что любит Идена, как собственного сына, и очень встревожен, наблюдая за его поведением на заседаниях кабинета; он пришел к выводу, что "Идеи болен и физически, и психически". Шестимесячный отпуск дал бы возможность ему восстановить свое здоровье, и очень важно, чтобы Томас поехал вместе с ним. А в течение этого времени он, Саймон, и его коллеги по кабинету сохранят за Иденом его пост и присмотрят за внешней политикой". Томас ответил, что его шеф только что вернулся после отличного отдыха на юге Франции и его здоровье в наилучшем состоянии. Однако Саймон настаивал, уверяя, что "все теперь находится в руках Томаса". Он умолял его быть благоразумным
Затем обработкой Томаса занялся Гораций Вильсон, сообщив ему по телефону, что "все уже решено и Антони подает в отставку по соображениям здоровья". После этого многозначительно добавил: "Так будет лучше для него и, что более важно, так будет лучше для вас, если вы убедите его поступить таким образом".
20 февраля 1938 г. Иден направил Чемберлену письмо об отставке. Последний абзац письма должен был успокоить лидера консерваторов. "Разрешите мне, - писал Иден, - закончить личной нотой. Я никогда не забуду помощь и советы, которые вы всегда с такой готовностью давали мне, и до того как стали премьер-министром, и после. Наши расхождения во мнениях, каковы бы они ни были, не могут ни вычеркнуть это из памяти, ни повлиять на нашу дружбу". Что это - обычные пустые слова формальной вежливости, весьма популярные в английской политической жизни, или программа отношений на будущее, заверение в полной благонадежности?
Дебаты в палате общин должны были дать ответ на этот вопрос. По существующей традиции член правительства, подающий в отставку, имеет право и возможность выступить перед палатой общин с разъяснением и обоснованием своей позиции. Уинстон Черчилль, недовольный тем, что правительство не включило его в свой состав, а также по причине уступчивости Чемберлена Гитлеру и Муссолини, решил, что отставка Идена даст возможность повести атаку на кабинет. Поэтому накануне выступления Идена в палате общин Черчилль послал ему письмо, содержавшее совет не щадить своих коллег во имя интересов страны.
Однако Иден отнюдь не собирался организовывать и возглавлять поход против правительства Чемберлена. Он хотел уйти с достоинством, но тихо и спокойно, не раздражая руководящую партийную и правительственную верхушку. Поэтому и его выступление в палате общин было мягким, неопределенным, уклончивым. Оно явно разочаровало депутатов парламента, и особенно тех, кто с сомнением и критически относился к политике "умиротворения".
Никто из членов кабинета не солидаризировался с Иденом. Вместе с ним подали в отставку лишь его заместитель Крэнборн, парламентские личные секретари Идена и Крэнборна - Томас и Патрик, а также парламентский секретарь департамента внешней торговли Рональд Три. Считается общепризнанным, что выступление в парламенте Крэнборна по мотивам своей отставки было более определенным и боевым, чем речь Идена.
Представители оппозиции попытались использовать прения для атаки на внешнюю политику правительства. Их выступления были намного острее речи Идена, но бессодержательность и неопределенность его выступления серьезно ослабляли возможности для критики Чемберлена. Премьер-министр в своем ответе настаивал, что у них с Иденом было единство взглядов на цели внешней политики, но они разошлись относительно путей их достижения. Иден не возражал, потому что это было правдой. "Остальным членам правительства, включая меня самого, - продолжал Чемберлен, - не кажется, что такие расхождения во мнениях... достаточно важны, чтобы побудить моего достопочтенного друга покинуть нас".
Лейбористы внесли вотум недоверия правительству Чемберлена в связи с отставкой Идена. При голосовании только один консерватор проголосовал против правительства, но это был не Иден, а Адамс. Иден, Крэнборн, Черчилль и еще полтора десятка консервативных депутатов воздержались при голосовании.
Недовольство в Англии политикой "умиротворения" росло. Ряд реально мыслящих политиков постепенно приходили к выводу об опасности линии на уступки и сговор с фашистскими державами. Эти люди ожидали, что Иден, уйдя из правительства, возглавит борьбу за изменение внешнеполитической линии. Но они сразу же разочаровались в своих надеждах.
Некоторые историки считают, что Иден не начал эту борьбу, потому что по своему характеру не был борцом. "Многие, - пишет Рис-Могг, - удивлялись, почему Иден не возглавил кампанию против Чемберлена. Одна из причин безусловно заключалась в том, что не в его натуре было сделать это". Томпсон повторяет ту же мысль: "Иден по складу своего характера был органически неспособен возглавить бунт... Он принял на себя... роль весьма уважаемого, сдержанного и осторожного критика".
Эти суждения верны, но лишь частично. Крайне важно было то, что у Идена не было с Чемберленом, Галифаксом, Саймоном и их единомышленниками принципиальных политических разногласий. Об этом говорит вся деятельность Идена в области внешней политики в "национальном правительстве" до отставки, его поведение во время отставки и в последующие годы. Интересен комментарий по поводу отставки, который дал Иден три десятилетия спустя, когда история и историография уже вынесли свой окончательный приговор Чемберлену и его политике. "Перечитывая документы, - пишет он, - касающиеся моей отставки, я пришел к убеждению, что, если бы мне было позволено продолжать ведение переговоров с Гранди в те сроки и теми методами, которые я счел бы подходящими и которые использует обычная дипломатия, я обеспечил бы с наименьшим риском такой максимальный прогресс в англо-итальянских отношениях, какой допустило бы настроение римского диктатора".
Таково последнее слово самого Идена. Уместен вопрос: где здесь несогласие с политической линией Чемберлена, с политикой "умиротворения"? Его нет. Что же остается? А остаются разногласия относительно техники, методов проведения этой политики в жизнь. Иден сожалеет, что ему не дали возможности осуществить замысел Чемберлена, он уверен, что смог бы успешнее реализовать его традиционными дипломатическими методами.
Мог ли Иден вести борьбу против Чемберлена, если он расходился с ним в части, касающейся техники исполнения, но не в политическом замысле? Безусловно, не мог.
Из отсутствия глубоких, принципиальных расхождений вытекал еще один мотив сдержанного поведения Идена в момент отставки и в последовавший период - желание и надежда вновь вернуться в состав правительства. Это был важный мотив, побуждавший Идена к выдержке, спокойствию, к тому, чтобы ни в коем случае не обострять отношений с Чемберленом. Том Джонс, секретарь кабинета и человек весьма информированный, после одной из бесед с Иденом писал своему другу за океан: "Иден популярен в левых кругах, но он хочет оставить дверь открытой для возвращения к правым... Болдуин и Галифакс с симпатией относятся к нынешнему поведению Идена". А историк Томпсон на этот счет писал, что "многие, наблюдая за усилиями Идена вернуться этим способом в правительство, должны были удивляться, почему он в свое время ушел из него".
Таково было поведение Антони Идена после того, как ему пришлось покинуть Форин оффис. Оно в значительной степени определило и внутреннюю реакцию на его отставку. Некоторые историки, мемуаристы и биографы Идена сообщают, что в момент кризиса у дома 10 по Даунинг-стрит собралась толпа, встретившая появление Идена аплодисментами. Однако они явно преувеличивают значение этой сцены. Против резиденции английского премьер-министра почти всегда стоит большая или меньшая группа людей, состоящая из английских и зарубежных туристов и случайно забредающих сюда лондонцев. Всем интересно бросить взгляд на темную дверь с латунной до блеска надраенной цифрой 10 и на двух полицейских, стоящих у двери. Многие фотографируются на этом фоне. В моменты тех или иных событий толпа, естественно, увеличивается, и вряд ли следует воспринимать аплодисменты при появлении Идена как многозначительную демонстрацию. Ясно одно: реакция широкой английской общественности на уход Идена была спокойной и не поколебала положения правительства.