Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
Афористичность обрисовки одежды
В свои сочинения Есенин включил народные фразеологизмы с упоминанием одежды, в которых иносказательно обрисован статус человека, показано его общественное или иное положение: «Стало тошно до чертиков // Под юбкой сидеть у жены » (III, 97 – «Страна Негодяев», 1922–1923); «Я с радости чуть не помер, // А брат мой в штаны намочил » (III, 178 – «Анна Снегина», 1925); «Клюев, которому Мережковский и Гиппиус не годятся в подметки в смысле искусства, говорил…» (V, 230 – «Дама с лорнетом», 1925). Подобно закону бытования произведений фольклора, Есенин варьирует некоторые синонимичные выражения паремийного происхождения: «Но многие, денежки вхлопав, // Остались почти без брюк » и «Я прочел – // От чего у меня чуть не скочили штаны » (III, 69, 71, 107 – «Страна Негодяев», 1922–1923). Синонимически близким народным выражением является также: «Где смекнуть второпях-то, – забуробил Филипп, – тут все портки растеряешь » (V, 67 – «Яр», 1916).
Образ одежды как таковой Есенин считал настолько важным и проясняющим, оттеняющим авторскую мысль, что повторял дословно афористическое выражение с включением в него элемента одежды, делая его рефреном: «Но многие, денежки вхлопав, // Остались почти без брюк » (III, 69, 71 – «Страна Негодяев»).
Есенин использовал и народные выражения, сопрягающие одежду с поведением человека, причем вводил их в свой авторский текст дословно: «Лимпиада развела костер и, засучив рукава , стала чистить рыбу» (V, 52 – «Яр», 1916).
Включенность элементов одежды в этикетную жестикуляцию
Элементы одежды включены в этикетную жестикуляцию, которую соблюдают как положительные герои-люди, так и отрицательные персонажи-нелюди (то есть мифологические существа), желающие произвести благоприятное впечатление – впечатление своего, включенного в известную систему координат: жест прощания – «Когда ты с ласковой улыбкой // Махал мне шапкою с крыльца» (I, 97 – «Весна на радость не похожа…», 1916); «крикнула она, махая платком » (V, 31 – «Яр», 1916); жест удали – «Эх, бывало, заломишь шапку , // Да заложишь в оглобли коня» (I, 277 – «Эх вы, сани! А кони, кони!..», 1925).
Особенно значимым в народном этикете оказывается жест приветствия, который описан Есениным во многих вариациях: «И навстречу горбатым старухам // Скинешь шапку с поклоном деревне» (IV, 100 – «Я одену тебя побирушкой…», 1915); «Вот опять этот черный // На кресло мое садится, // Приподняв свой цилиндр » (III, 192 – «Черный человек», 1923–1925).
Есенин уделял такое пристальное внимание живописанию приемов жестикуляции в поэзии потому, что считал этикетные жесты одной из важнейших этических составляющих поведения человека в реальной жизни. В. А. Мануйлов вспоминал: «Нужно было услышать, как он читал: “Некому мне шляпой поклониться”, чтобы понять, насколько был от него далек критик, указывающий, что, мол, шляпой не кланяются. Ведь вся суть как раз в этой шляпе. Есенин в деревне должен поклониться именно шляпой – недаром же он в “Исповеди хулигана” так настойчиво говорит о лакированных башмаках и своем лучшем галстуке». [1327] А. Л. Миклашевская также отметила этот характерный жест Есенина: «приподнял шляпу и ушел». [1328]
Есенинское описание жестикуляции шляпой, которое, на первый взгляд, выглядит реалистической, тем не менее основано на фольклорно-поэтическом воспроизведении ритуально-этикетного поведения, запечатленного в хороводной песне со свадебными мотивами: «Где ни взялся добрый молодец, // Он за версту низко кланялся, // За полверсты черну шляпу скидывал» («Вдоль по морю-морю синему…»). [1329]
Отдельный вопрос – о подмеченной автором жестикуляции, переданной также при помощи символики одежды. Яркие примеры сочетания этикетного и индивидуального жестов, поданных одинаково зримо и относящихся к психологической характеристике персонажей, к указанию обозначенных ими целей: «…стал я ей речи скоромные сыпать, а она все бурдовым платком закрывалась » и «Лимпиада дернула за рукав Карева и вывела плясать» (V, 47, 53 – «Яр», 1916); «Вот опять этот черный // На кресло мое садится, // Приподняв свой цилиндр // И откинув небрежно сюртук » (III, 192 – «Черный человек», 1923–1925).
Жестикуляции с одеждой подобны действия, связанные с одеванием и раздеванием, подвертыванием одежды и выраженные глаголами, в семантике которых заложен «одежный смысл»: «она обернулась к нему лицом и расстегнула петли » и «баба застегнулась и поправила размотавшуюся по мохрастым концам шаль » (V, 32 – «Яр», 1916); «Аксютка вертел от смеха головою и рассучивал рукав » и «Лимпиада развела костер и, засучив рукава , стала чистить рыбу» (V, 52 – «Яр», 1916). Обращает на себя внимание то, что в едином контексте (по соседству на одной странице текста) расположены эти действия с перемещением одежды по телу человека: Есенин как будто подчеркивает, что каждое движение одежды должно быть начато и завершено, обязано совершить свой круговорот, словно подчиняясь всеобщему природному закону.
Безусловно, наше наблюдение не абсолютно; имеются произведения Есенина (как правило, стихотворения), в которых изображено только одно подвижное состояние одежды: «Анна, кутаясь в шаль , стояла, склонясь грудью на перила крыльца» (V, 21 – «Яр», 1916). Иногда движение с одеждой замерло в статике и потому выражено отглагольным существительным: одежда подоткнута – «Матушка в Купальницу по лесу ходила, // Босая с подтыками по росе бродила» (I, 29 – 1912). Через временно замершее в неподвижности действие Есенин показывает также способы одевания и особенности ношения одежды, используя для этого, например, отглагольное прилагательное: «через расстегнутый ворот на обсеянном гнидами гайтане болтался крест» и «в избу вкатился с расстегнутым воротом рубахи, в грязном фартуке сапожник Царек» (V, 39, 53 – «Яр», 1916).
Поэтика одежды подана Есениным в образной динамике. С одеждой всегда что-то происходит, она представлена в движении, ею жестикулируют, в нее укутываются или, наоборот, ее отрывают от человека и т. д. Поэтому наименование одежды очень часто дано в глагольно-именном словосочетании: « скинув шапки », « машет рукавом », « шалями… закрывается » и др. При этом совершенно неважно, кто обладатель одежды и на кого она надета (или с кого снята) – на человека, растение или на персонифицированное природное явление: главное – одежда динамична.
При прослеживании общей картины подачи одежды во всем творчестве Есенина становится заметна динамика самих образов одежды, наблюдается видоизменение авторского «одежного кода».
Способы ношения одежды
С жестикуляцией при помощи одежды, с движениями и позами с участием разнообразных одеяний, то есть со всей совокупностью динамики одежды соотносятся способы ее ношения. Есенин отмечает моменты начала и завершения надевания одежды, степень одетости персонажа, традиционные и индивидуальные приемы ношения различных одеяний .
Так, начало одевания поэт обозначил глаголами «накидывать» и «намахивать» одежду: 1) «Филипп накинул кожух и, опоясав пороховницу, заложил в карман паклю», «баба накинула войлоковую шаль » и Аксютка « накинул за плечи чоботы с узлом на палочке , помолился на свою церковь и поплелся» в Лавру Печерскую (V, 9, 32, 47 – «Яр», 1916); «О том, как Богородица, // Накинув синий плат » (II, 53 – «Преображение», 1917); 2) «он <Филипп> быстро намахнул халат и побежал ей навстречу» (V, 51 – «Яр», 1916).