Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
На горе Голгофе
Стоят два креста.
На нём распинали
Господа Христа. [2009]
В есенинском эпистолярии имеется редкий для поэта образчик употребления пространного описательного оборота (причем с цитированием в кавычках и без них лермонтовского «Демона» – см. VI, 628 комм.) вместо топонима: «Хоть я и сам от его опеки убегал в города и веси сей страны, “где злая пуля осетина его во мраке догнала ” и бежали робкие грузины » (VI, 182–183, цитаты выделены курсивом нами. – Е. С .). Такая «топонимическая описательность» характеризует поэтическое восприятие Кавказа Есениным и родство его художественной стези со стихотворцами-предшественниками, особенно с Лермонтовым. При неоднократном путешествии Есенина на Кавказ этот горный край, естественно, назывался поэтом многочисленными именами, в том числе и настоящими топонимами (например, место написания того самого письма к А. А. Берзинь от 21 октября 1924 г. помечено – Тифлис).
О широте есенинской географии свидетельствуют не только топонимы, но и географические понятия иного ряда – топонимические эпитеты (то есть определения, образованные от топонимов) и этнонимы, еще более раздвигающие рамки авторской поэтической карты: например, американец, американский . К такому типу онимов Есенин привык с детства, так как в с. Константиново коренные жители прозывали пришлых людей, наделяя их лексическими наименованиями, образованными по их «малой родине»: «Прозвище Евдокии Сергеевны Хрековой было “Солчинка”. Она вышла замуж в Константиново из деревни Солчино. Была “Шушпанка” – та из деревни Шушпаны, “Выселка” – из Выселок». [2010] Для есенинского мировосприятия показательно появление в его сочинениях этнонимов, осмысливаемых автором как топонимы и соответственно написанных с заглавной буквы: «Край мой! Любимая Русь и Мордва!» (IV, 154; поэт сохранил и привычное написание – «Затерялась ты в мордве и чуди»).
Задуматься об особенностях есенинского словотворчества в области топонимии заставляет совокупность привычных географических имен, многие из которых позволяют составить характерные «топонимические гнезда» из синонимических рядов вариативных написаний. В эти ряды включаются следующие дефиниции:
– нормативные и типичные для определенного исторического периода написания;
– условно-сокращенные названия и аббревиатуры;
– диалектные и транслитерационные варианты;
– принадлежащие замкнутой социальной группе людей наименования;
– индивидуальные авторские словообразования.
Подчеркнем, что при преобладающей частотности общеупотребительных топонимов в творчестве Есенина по-настоящему ценно наличие редкостных «топонимических жемчужин», приоткрывающих миру истинного творца слова. Приведем самые многозначные и сложно составленные в структурном плане топонимические ряды (по принципу убывания числа синонимичных и близкородственных топонимов):
1) Россия – Росея – Рассея – Расея – Руссия – Русия – Русь – Киевская Русь – Московия – Государство Российское – Российская империя – Российская страна – Земля Русская – Русская земля – Великороссия – Русь советская – Русь Советская – Советская Россия – Советская республика – РСФСР – РФ – Российская Федерация – Страна советская – Советская страна – Советская сторона – Советская Социалистическая Федеративная республика – Советская Социалистическая Республика – Советы – ССР – СССР – Союз Советских Социалистических Республик – Союз – Страна Russia;
2) Америка – Амирика – Амиерика – Амиэрика – США – Соединенные Штаты Северной Америки – Соединенные Штаты – Штаты – Страна Колумба (V, 163) – America – Amerika;
3) Санкт-Петербург – СПб. – Петербург – Петроград – Пт. – Питер-град – Питер – Ленинград;
4) М. – Москва – Moscou;
5) Европа – Евыропе.
Из этого перечня становится особенно наглядной обращенность художнического взгляда Есенина к родине как к исторически меняющейся реалии первостепенного значения, находящейся в постоянном обновлении и самораскрытии наиболее сущностных сторон.
Родина в топонимах
Для Есенина топонимы (по крайней мере, определенная их часть) были теми же источниками художественной образности, которые, совместно с обычной нарицательной лексикой, подчиняясь единым законам этимологии, могли приоткрыть завесу исторического прошлого русской культуры. Поэта не волновало, что часто в своих лингвистических построениях он оказывался на стезе «народной (ложной) этимологии»: ведь он брал пример и ориентировался на этимологические схемы великих филологов-«мифологов» XIX – начала XX веков – А. Н. Афанасьева, Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни и др. Для Есенина как для поэта была важна мировоззренческая сущность лингвистических откровений, сокрытых в корневых морфемах и даже в созвучиях. Всеволод Рождественский вспоминал размышление Есенина в октябре 1923 г.: «Россия, – произнес он протяжно и грустно. – Россия! Какое хорошее слово… И “роса”, и “сила”, и “синее” что-то». [2011]
Но Есенину было чуждо ура-патриотическое отношение к родине, заключавшееся порой в нарочитой архаизации ее названия (поэт сознательно берет такой топоним-историзм в кавычки). Такой трезво оценивающий внутреннее состояние России взгляд проявился у поэта после его путешествия на другой континент и возможности зримого сопоставления различных уровней цивилизации. В «Железном Миргороде» (1923) он рассуждал: «Вспомнил про “дым отечества”, про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами, вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за “Русь” как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию» (V, 162).
Н. Г. Полетаев вспоминал о резком противопоставлении России и Америки Есениным, который относился к родине как патриот и даже собственник, считая себя уроженцем России и потому ее обладателем, полноправным и законным владельцем, искренним певцом родины. Н. Г. Полетаев передал спор Есенина с Маяковским, когда певец Руси говорил тому: «“Россия моя, ты понимаешь, – моя, а ты… ты американец! Моя Россия!” На что сдержанный Маяковский, кажется, отвечал иронически: “Возьми пожалуйста! Ешь ее с хлебом!”». [2012]
Тема воспевания России стала лейтмотивом творчества Есенина, который отчетливо осознавал свое главное «топонимическое пристрастие» и неоднократно убеждал разных своих собеседников в этом. Тот же Н. Г. Полетаев продолжал вспоминать о Есенине: «Затем он, по обыкновению, стал говорить, что Россия, вся Россия – его, а не моя и не Казина, а тем более не Маяковского. Я “уступил” ему Россию». [2013] Д. Н. Семёновский также приводил слова Есенина о ведущей тематике его сочинений: «Запомнилось и то, как он говорил, что все его творчество – о России, что Россия – главная тема его стихов. “Без этой темы я не был бы поэтом. Мои стихи национальны”». [2014]
Воспевая родину, Есенин явственно ощущал жизненность топонимов, их живое присутствие в повседневном быте. Так, в индивидуальной манере общаться Александра Ширяевца топоним превратился в дружеское прозвище-обращение – об этом вспоминал П. Д. Дружинин: «Любимым выражением Ширяевца, когда он встречал меня, было: “Эй, Русь!” // “Эй, Русь, знакомься: Сергей Есенин”, – сказал он, и его широкое круглое лицо расплылось в улыбке еще шире». [2015]
Среди множества синонимических названий родины, с россыпью исторических оттенков их употребления, необычным и удивительным выглядит топоним Руссия . Он включен как историзм в статью 1918 г. «Отчее слово»: «“Туга по небесной стране посылает мя в страны чужие”, – отвечал спрашивающим себя Козьма Индикоплов на спрос, зачем он покидает Руссию» (V, 182–183). По разысканиям филолога О. Е. Вороновой, [2016] географическое название именно в таком звучании использовалось староверами. Вопрос о реальном или нарочитом причислении Есениным в автобиографии своего деда к старообрядцам, а также о наличии в прошлом этого ответвления православия в селе Константиново продолжает оставаться дискуссионным (в округе старообрядческие поселения сохранились до сих пор – например, в Спас-Клепиках [2017] ).