Апраксинцы
Шрифт:
Первая недля великаго поста, на Апраксиномъ торговля не бойкая, обновы къ празднику покупать еще рано, разв говльщицы купятъ блой кисеи на платье къ причастью; ежели-же придетъ какая-нибудь порядочная покупательница, такъ ужъ наврное попадья. Въ великой постъ он народъ денежный, съ первыхъ-же недль начинаютъ оперяться и закупать себ обновы. Апраксинцы замчаютъ, что у попадьи рука легкая, купитъ съ почину, такъ весь день будетъ хорошая торговля; но ежели придетъ купить ея сожитель, то такъ и заколодитъ, хоть лавку запирай. И такъ, я сказалъ, что первыя недли великаго поста время не бойкое: молодцы подмриваютъ товаръ, приготовляются къ счету, хозяева сидятъ въ трактирахъ, да распиваютъ чаи съ медомъ или изюмомъ; впрочемъ, нкоторые, не боясь грха, пьютъ и съ сахаромъ, а хозяйскіе сынки стоятъ на порогахъ лавокъ, да отъ
— Вишь носъ-то какой у барина! тятенька врно оглоблю длалъ, окоротилъ, да ему на носъ своротилъ.
— Что-жъ, у Ванюшки, Брындахлыстовскаго молодца, длинне….
— У того не носъ, а луковица.
— Который-то теперь часъ? поди-ка часа четыре есть! говоритъ хозяйскій сынокъ изъ современныхъ, то-есть завивающій по воскресеньямъ волосы и носящій клтчатыя брюки. Онъ вынимаетъ часы и смотритъ.
— Отцы мои! еще только три четверти третьяго. Три часа съ четвертью до запору осталось.
— Хоть-бы ты и на часы не смотрлъ, такъ я бы теб напередъ сказалъ, что нтъ трехъ. Савва Саввичъ еще не проходилъ, а онъ постоянно проходитъ въ три часа, отвчаетъ ему фертикъ изъ сосдней лавки.
Но читателю, можетъ-быть покажется непонятнымъ, какое отношеніе иметъ Савва Саввичъ къ тремъ часамъ? Обстоятельство это мы сейчасъ постараемся объяснить.
На Апраксиномъ не нужно-бы и часовъ съ собою носить, время у нихъ можно узнавать по появленію въ рядахъ различныхъ личностей; личности эти проходятъ всегда въ извстное время. Прошелъ, напримръ, саячникъ Степанъ и прокричалъ: «угощу съ горячимъ», ну и знаютъ вс, что двнадцать часовъ; прошелъ первый разъ сбитеньщикъ, значитъ — часъ, прошелъ Савва Саввичъ, — три часа; кончится въ министерствахъ народнаго просвщенія и внутреннихъ длъ присутствіе и потянутся домой черезъ ряды съ засаленными портфелями служители емиды, — четыре часа, и такъ дале.
Вотъ и теперь, только-что часовая стрлка переступила за три часа, и въ ряду показался Савва Саввичъ, преслдуемый юношами изъ «современныхъ». Юноши эти къ его вретищу, именуемому пальтомъ, старались прицпить бумагу съ намалеванной на ней рожей; но Савва Саввичъ на это отнюдь не обижается, а то и дло выкидываетъ различныя колна, отъ которыхъ молодцы и хозяйскіе сынки такъ и покатываются со смху. Савва Саввичъ — это Любимъ Торцовъ Апраксина двора. Было время, что и онъ когда-то считался современнымъ юношей, такъ-же завивался по воскресеньямъ и носилъ пестрыя брюки; было время, что и онъ торговалъ и издвался надъ такими-же, какъ теперь и онъ самъ, нищими, но этому уже исполнилось пятнадцать лтъ, много воды утекло въ это время и измнился Савва Саввичъ, сгубила его проклятая чарочка, довела до того, что онъ изъ-за какой-нибудь копйки долженъ разыгрывать роль шута. Вотъ и теперь остановился онъ передъ лавкою Берендева, приложилъ по-военному руку къ козырьку своей истасканной фуражки и началъ скороговоркой: «подайте бдному старичку на рюмочку коньячку, Савк, проторговавшему свои лавки, а теперь отставной козы барабанщику!» При этомъ онъ сдлалъ такой жестъ, такъ шаркнулъ ногой, что вся публика такъ и захохотала во все горло.
— Гд ты живешь, Савва Саввичъ? спрашиваетъ его молодецъ, подавая ему дв копйки.
— «Между небомъ и землей, въ непокрытой улиц, въ собственномъ дом», отвчаетъ онъ и продолжаетъ путь, нося на спин своей пришпиленныя бумажки, съ написанными на нихъ совершенно не цензурными словами.
Но я еще не описалъ вамъ его портрета; но это совершенно лишнее, ежели вы видли на александринскомъ театр Васильева втораго въ роли Любима Торцова. Тоже обрюзглое лицо съ давно небритымъ подбородкомъ, и та же судорожная походка. Одежда его — рваное пальто и брюки съ фестонами, которые потрудился сдлать не портной, а время. Добавьте къ этому, что врядъ-ли найдется одинъ день въ мсяцъ, когда Савва Саввичъ находится въ трезвомъ состояніи и не носитъ съ собой сивушнаго запаха.
Прошелъ Савва Саввичъ, и умолкъ смхъ зрителей, лишь одинъ фертикъ стоитъ на порог и ухмыляется; въ голов его родилась геніальная мысль подтрунить надъ молодцомъ сосдней лавки, для чего онъ взялъ полицейскія вдомости и началъ читать: «Со вновь прибывшимъ пароходомъ привезены и продаются на биржевомъ сквейр различнаго рода попугаи, зеленаго, сраго и другихъ цвтовъ, причемъ особенно рекомендуются рыжіе». Въ газет ничего
— Иванъ! обратился онъ къ нему:- ты, говорятъ, мастеръ покупать рыжихъ попугаевъ; купи, братъ, мн одного, только рыжаго.
Молодецъ начинаетъ ругаться.
— Чего-же ты ругаешься? вс знаютъ, что ты мастеръ покупать попугаевъ. Что-же, купишь?
Молодецъ усиливаетъ брань и ругается самымъ не цензурнымъ образомъ, а сосди такъ и заливаются хохотомъ.
Дло видите-ли въ чемъ. Есть легенда, что когда-то молодецъ этотъ былъ посланъ хозяиномъ на сквейръ для покупки попугая, а ему вмсто этой заморской птицы всучили галку. Съ тхъ поръ молодца этаго, чуть-ли не каждый день, дразнятъ, что онъ мастеръ покупать попугаевъ, а онъ слушаетъ и ругается.
Да и не однихъ молодцовъ дразнятъ, а дразнятъ и хозяевъ. Напримръ при Галканцов достаточно сказать слдующую фразу, чтобъ взбсить его: «а что это дегтемъ пахнетъ?» Фраза эта приводитъ его въ бшенство, онъ начинаетъ ругаться и радъ лзть въ драку; а между прочимъ, человкъ этотъ уже въ преклонныхъ лтахъ. съ довольно объемистымъ брюшкомъ и считается хорошимъ торговцемъ.
Потрунили, потрунили другъ надъ другомъ апраксинцы, да не замтили какъ и время прошло. Начало смеркаться, воротились изъ трактировъ хозяева, выругали молодцовъ за нерадніе къ длу и начали запирать лавки. Прошло еще полчаса и опустлъ Апраксинъ, не слышно ни шуму, ни криковъ; тихо, лишь по временамъ постучитъ палкой сторожъ, да залаетъ, неизвстно на кого, бгающая по блоку рядская собака.
VII
До сихъ поръ, любезный читатель, я съ вами вращался только въ одной половин Апраксина, и мы ни разу не заглянули на самую-то суть, на такъ называемые развалъ и толкучку, а между-прочимъ мсто это носитъ свой особый отпечатокъ и торгующіе тамъ имютъ свой отдльный бытъ, мало похожій на тотъ, который вы уже видли. И такъ войдемте въ толкучку. Войдя въ нее, вы тотчасъ-же замтите въ ней присутствіе женскаго элемента и даже мало того, увидите, что элементъ этотъ преобладаетъ надъ мужскимъ. Вы слышите, что нсколько визгливыхъ женскихъ голосовъ предлагаютъ вамъ купить у нихъ рубашки, чулки, носки и даже ту часть мужскаго нижняго блья, при наименованіи котораго любая пуританка сочла-бы за нужное упасть въ обморокъ. Но торговки, не стсняясь ничмъ, такъ и распваютъ это названіе на вс возможные лады. Торговки эти, извстныя подъ именемъ рубашечницъ, большею частію жены солдатъ, департаментскихъ сторожей, хожалыхъ, курьеровъ и прочихъ служивыхъ людей. Он имютъ лари, занимаются шитьемъ блья и продаютъ его. Здсь вы иногда видите всю женскую половину семейства — мать и дочерей; одн шьютъ въ лавченк, другія стоятъ на порог, перебраниваются съ сосдками и зазываютъ покупателей. Какъ въ вышеописанной половин Апраксина, вы въ какое угодно время, увидите молодцовъ пьющихъ чай, такъ точно и здсь встртите торговокъ, наливающихъ свои желудки, только не чаемъ, а кофіемъ. Кофейники здсь преобладаютъ надъ чайниками. Здсь даже не существуетъ и кастъ; нтъ ни патриціевъ, ни плебеевъ, здсь все — граждане, крпко стоящіе за свободу и равенство; здсь нтъ наемниковъ, а все хозяева; хоть всего и товару на лар ста на два рублей, а все-таки хозяинъ и управляется безъ молодца, разв подъ рукою иметъ какого-нибудь мальчика-родственника. Замчательно, что торговки никогда не бываютъ праздными, все что-нибудь да длаютъ: или шьютъ блье, или вяжутъ чулокъ, и имютъ способность среди этого дла перебраниваться другъ съ другомъ, сплетничать и предлагать покупателямъ товары.
Вотъ стоитъ шкапчикъ съ башмаками. Около него сидитъ на низенькой скамеечк владтельница его, извстная сплетница, Наумовна, жена департаментскаго сторожа, обладающая желудкомъ, имющимъ способность вмщать въ себя баснословное количество кофію. Бой-баба, зубастая, хоть отъ кого, такъ отгрызется. Она вяжетъ чулокъ и перебранивается съ сосдкой-рубашечницей за то, что та отломила ручку у ея кофейника.
— Вишь носъ-то поднимаешь, будто барыня, кричитъ она: — чмъ важничаешь-то? что дочь-то за городовова выдала! видали мы виды-то!… Давно-ли разбогатла-то? Помнишь еще, какъ у сосдокъ по рублю въ долгъ на товаръ выпрашивала; знаемъ мы съ чего въ ходъ-то пошла, — воздахтора [15] Пашкина обошла, тотъ съ дуру-то и далъ сотенную.