Арарат
Шрифт:
В полночь перестрелка немного утихла. Асканаз собирался пойти в батальон Шеповалова, чтобы провести беседу с бойцами, о событиях за истекшие два месяца. Два месяца… Никакой период жизни Асканаза не мог идти в сравнение с этими двумя месяцами!.
…Асканаз вспомнил тот день, когда он получил свое первое боевое крещение. В окопах переднего края он вел беседу с бойцами, когда началась сильная перестрелка.
— Товарищ старший политрук, — обратился к нему командир батальона, — вот по этому траншейному ходу вы можете
— А куда ведет другой траншейный ход? — спросил он.
— А этот ход ведет ко взводу Каратова. Там сегодня ожидается жаркое дело.
Асканаз молча направился в траншею.
— Куда, куда это вы, товарищ агитатор? — встревожился комбат.
— К Каратову, — ответил Асканаз.
— Уж пошли бы лучше в резервную роту, — грохот такой, ничего не услышат.
Комбат не разобрал, что ему сказал в ответ Асканаз.
После артиллерийской подготовки противник пошел в атаку. Затрещали автоматы и пулеметы. Земля сотрясалась от взрывов. Чередовались атаки и контратаки.
Бой утих лишь к вечеру. Хотя с обеих сторон были потери, но противники остались на своих позициях.
Комбат вызвал к себе комвзвода Каратова.
— Молодец! Надо только сохранять хладнокровие. Не так уж трудно отбросить противника!
— Вовремя выручил и старший политрук. Когда на левом фланге пулеметчик Комаров вышел из строя, он тут же заменил его и помог отбить атаку противника.
— Какой старший политрук?
— Ну, старший политрук! Он так и сказал: «Каждый военный должен уметь воевать, как рядовой боец».
— Так вот оно что… — протянул комбат.
И когда чуть попозже Асканаз, с усталым, запыленным лицом, зашел к нему в блиндаж, он сказал ему:
— Ну, спасибо тебе за помощь, товарищ старший политрук!
Асканаз крепко пожал протянутую ему руку, думая про себя: «А я вот не благодарен сам себе: ведь противник все-таки не был отброшен назад… Вот если бы мы оттеснили его назад и опрокинули в реку, — другое дело! Но все же день не пропал у меня даром».
За эти два месяца обмундирование Асканаза успело вылинять и обтрепаться, лицо обветрилось. Он крепко подружился с сержантом-автоматчиком Браварником, смышленым и расторопным парнем.
Левая рука у Асканаза была забинтована, и каждый раз, глядя на нее, Асканаз чувствовал себя неловко. Желая прочистить и смазать свой револьвер, он разобрал его и во время сборки пружиной поранил себе руку. Асканаз не придал этому значения, но на следующий день ранка загноилась, и санитарный инструктор заставила его пойти на перевязку.
— Трудно привыкаете к боевой обстановке, да? Вот поэтому-то и отступаем, — насмешливо сказала девушка, перевязывавшая ему руку.
— Да я уже давно… — замялся Асканаз.
— Где там давно! Вон руки у вас какие нежные, — махнула рукой девушка и прибавила: — Да вы не очень горюйте, я вам в два счета залечу.
— Ну, вот и спасибо! — улыбнулся Асканаз, жалея о том, что у него не нашлось подходящего острого словца в ответ на шутку девушки.
Вспомнив разговор с санитаркой, Асканаз поморщился: «Какая нелепость… Все время говорю о дисциплине, о сноровке в обращении с оружием, а сам… А ведь как я был уверен в себе! Вот что значит, быть не кадровым военным…»
Орудийный залп заставил его на минуту остановиться. Молча шагавший с ним Браварник тоном бывалого человека заявил:
— Не обращайте внимания, товарищ старший политрук, это попросту ночные шалости.
Асканазу почудилось, что Браварник решил, что он испугался снаряда противника. Асканаз стиснул зубы и коротко приказал:
— Пойди вперед и отыщи КП батальона.
На КП выяснилось, что Шеповалов ушел в первую роту. Не желая терять времени, Асканаз попросил провести его к командиру ближайшей роты и вместе с ним спустился в окопы, чтобы побеседовать с бойцами.
Некоторые из бойцов дремали, привалившись к стенам окопа, другие приводили в порядок и смазывали винтовки и пулеметы.
— Ну, Коля, ты плохой математик! Погоди, посмотрим, что нам скажет товарищ старший политрук, — громко сказал один из бойцов, узнав о том, что к ним в окоп пришел агитатор.
— А ну, Григорий, объясни нам, почему ты недоволен Колиными расчетами? — с улыбкой спросил Асканаз.
Поленову очень пришлось по душе и то, что дивизионный агитатор знает его по имени, и то, что он сейчас получит ответ на интересующий его вопрос.
— Товарищ старший политрук, Коле Титову не терпится узнать, сколько мы гитлеровских дивизий разгромили…
— Ишь, чего захотел… Пусть лучше подсчитает, куда мы дойдем, если и впредь будем отступать… — буркнул боец Мазнин.
— А что ж, подсчет — дело неплохое, — с улыбкой отозвался Асканаз. — А ну, подсчитай-ка ты сам, сколько убудет фашистских солдат, если и Титов и каждый из вас будут уничтожать по одному фашисту в день?
— Затрудняюсь сказать, товарищ старший политрук. Но, сколько бы ни перебили, все же часть нужно оставить, чтобы было кого бить, когда будем выкидывать фашистов из нашей страны!
Асканаз знал, что Поленов пользуется славой балагура. Прислонившись спиной к стене окопа, он машинально сунул забинтованную руку в карман. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил повязку.
Он подробно рассказал о сводке двухмесячных военных операций и добавил в заключение:
— А сейчас мы на всем протяжении фронта от Ледовитого океана до Черного моря — то есть на протяжении трех тысяч километров, товарищи! — оказываем упорное сопротивление врагу. И если каждый командир и каждый боец будут честно выполнять свой долг, фашистам не выдержать!