Арарат
Шрифт:
Попрощавшись, Асканаз окликнул залегшего неподалеку бойца и вместе с ним направился к Остужко.
Мрак стал рассеиваться. Небо на востоке просветлело. Асканаз промолчал, когда Шеповалов говорил ему об Оксане, но промолчал не потому, что был скрытным по характеру, а потому, что не находил слов для выражения своих чувств. Душа его тосковала по любви. Ашхен, Оксана?.. Кто из них может заменить Вардуи?.. Мог ли он сейчас думать об этом? И в то же время чувствовал, что именно сейчас ему особенно тягостно одиночество, что ему нужна подруга жизни,
Асканаз без приключений добрался до Остужко. Встреча с лейтенантом-разведчиком обрадовала Асканаза. В последнее время улыбка не сходила с лица влюбленного лейтенанта. Марфуша с первого же взгляда произвела сильное впечатление на юношу, и он даже не пытался скрыть свои чувства. Уже после нескольких минут беседы с командиром роты Асканаз убедился, как трезво тот мыслит, как повысилось чувство ответственности у Остужко.
Асканаз обошел бойцов, уже занявших исходные позиции. Он чувствовал, что испытания еще более сплотили их.
В воздухе взвилась желтая, а за нею красная ракеты.
На огневые позиции фашистов обрушились залпы дальнобойной артиллерии Денисова. Шеповалов вздохнул полной грудью и отдал приказ бойцам ползком пробираться вперед. Еще немного, и батальон залпами ручных пулеметов и автоматов нанес свой первый удар с тыла по фашистам.
Бойцы Шеповалова были изнурены утомительным переходом. У многих одежда разодралась, некоторые с трудом шагали в сапогах с оторванными подметками. Но с лиц бойцов исчезла усталость, как только они услышали голос орудий родной дивизии.
Заметно было, что двусторонний обстрел явился для фашистов неожиданностью. Против Шеповалова был немедленно брошен немецкий батальон. Но тот заранее предусмотрел эту возможность: подпустив фашистов довольно близко, советские бойцы плотным, сосредоточенным огнем скосили их.
Стычка на этот раз происходила на узком участке фронта. Сплошная огневая завеса держала в неослабном напряжении обе стороны. Шеповалову удавалось довольно ясно различить в бинокль все поле боя. «Если дивизионным орудиям удастся подбить танки, батальону легче будет соединиться с дивизией…» — думал он. Асканаз заметил, что в том направлении, где действовал Долинин, пылает несколько подожженных танков. «Ага! — с удовлетворением пробормотал он. — Значит, танковая атака сорвалась…»
Солнце уже поднялось на небо. Пробиваясь сквозь облака, его лучи слепили глаза бойцам Шеповалова.
— Видите, солнце помогает фашистам! — ворчал Поленов. Но видно было, что ему мешает не столько солнце, сколько раненая рука, разболевшаяся оттого, что приходилось ползти, опираясь на нее.
Действовавший против батальона Шеповалова враг усилил натиск. Земля содрогалась от залпов. Уши у бойцов заложило от беспрерывного грохота. Шеповалов вслух повторил мысль, сверлившую его мозг:
— Нам дано задание подавить эту точку… Необходимо усилить удар с тыла!
Он оглянулся, желая позвать связного, и увидел, что тот лежит неподвижно. Когда ж его убило?
— Товарищ комбат, пулей мне плечо поцарапало. А ножевая рана еще не успела затянуться… Пулевая рана — почетная! Будут знать, что в бою ее получил, а то ножевая рана, да еще полученная в плену, — это же срам и позор!..
— Не говори так много, Поленов. Смотри, опять ранят тебя, не сможешь добраться до дивизии.
— Есть не получать новой раны! — отрапортовал Поленов.
— А ты, Марфуша, беги к комиссару — он у Остужко. Пусть отберет несколько смельчаков и поручит им подавить вон ту огневую точку… видишь, вон там? Это — пулеметное гнездо. Оно мешает нам. Повтори приказ.
Марфуша слово в слово повторила приказ.
— Передать лично Араратяну, больше никому!
— Слушаюсь! — Марфуша покраснела.
Шеповалов приказал взводу Титова, а также действующим справа и слева взводам приготовиться к штыковому бою сразу же после того, как будет подавлен пулеметный огонь.
Марфуша вернулась бегом и доложила, что приказ будет исполнен.
Потянулись томительные минуты ожидания. В бинокль не все удавалось рассмотреть. Огонь противника нарастал. Усилилось и давление на позиции Шеповалова, хотя. Титов доложил, что приданному к его взводу, снайперу Зотову удалось уложить руководившего атакой немецкого офицера.
Еще минута — и над пулеметным гнездом врага взвился столб пыли и дыма. Завязался штыковой бой. Противник, обнаруживший местонахождение КП, поливал его минометным огнем. Быстро перебегая с места на место, Шеповалов бормотал: «Высокий рост Титова помогает ему… Ага, свалил еще одного… Быстрей же, быстрей, подбираются справа!.. Вот так, молодцы!..»
Ему не терпелось лично принять участие в рукопашной схватке, но нужно было руководить боем. Подняв бинокль, он хотел прикрутить винт, чтобы яснее разглядеть, что творится на флангах, как вдруг, почувствовал, что пальцы не действуют. Рядом разорвалась еще одна мина. Шеповалов покачнулся и упал наземь. Марфуша и два бойца кинулись к нему. Осколком мины Шеповалова ранило в бедро. Лицо его покрылось бледностью.
Пока Марфуша перевязывала ему рану, Шеповалов приказал бойцу:
— Беги, зови комиссара!
Штыковой бой шел неподалеку. До Шеповалова доносились хриплые выкрики, звякание сшибающихся штыков и винтовок, выстрелы, стоны раненых. Комбат смотрел на постепенно прояснявшееся небо, на высокое солнце, и все казалось ему не таким, как раньше.
Гул ли выстрелов удалялся или сам он уже плохо слышал шум сражения? Шеповалов думал об этом, когда к нему подбежал Асканаз.
— Борис!.. — выкрикнул он, стараясь не выдать волнения.