Аравия. Прошлое и настоящее
Шрифт:
Рано утром 10 апреля 1925 года К. Хакимов отправился в Мекку; притом не один, а в компании с персидским и голландским консулами-мусульманами. Вечером того же дня он был уже в лагере Абдель Азиза, где имел с ним доверительную беседу. Докладывая в Москву о результатах этой встречи, К.Хакимов писал, что в ходе разговора «особо интересовался» мнением Абдель Азиза насчет установления отношений с Советским Союзом. Абдель Азиз, по словам К.Хакимова, говорил, что вопрос этот он считает для себя «в принципе решенным в положительном смысле». Вместе с тем подчеркивал, что «практическое его осуществление» тесно связано, дескать, с исходом текущей войны. Ибо если он ее проиграет, то едва ли сможет принять у себя не только большевиков, которых повсюду побаиваются, но и «вообще кого-либо через голову англичан» (37).
В этом донесении К.Хакимов отмечал также, что его переговоры с Абдель Азизом «выявили заинтересованность последнего в посещении Мекки паломниками из СССР», равно как и «готовность к установлению по этому вопросу контактов с советскими представителями». Предложение Абдель Азиза сводилось к тому, сообщал К.Хакимов, чтобы «принять от нас официальное лицо, которое и занялось бы защитой интересов наших паломников во время хаджа».
В ответе наркоминдела СССР на эту телеграмму К.Хакимова говорилось следующее: «Чрезвычайно важным положительным фактом в Вашей работе за последнее время является развитие завязавшихся у Вас отношений с Ибн Саудом. При его, несомненно, крупной роли в жизни Аравии нам необходимо иметь с ним формальный контакт и развивать наши общие связи с арабским народом также и в лице этого крупного центра арабской жизни». «Мы не ставили ставку на того или другого из враждующих арабских князей», — подчеркивал Г.Чичерин. Мы стремимся лишь к тому, чтобы «в лице существующих политических центров арабской жизни развивать с ними наши связи». Поэтому «нам необходимо, — отмечал нарком, — иметь одновременно параллельный контакт как с Хиджазом, так и с Недждом. Завязывание сношений с другими арабскими княжествами было бы точно также крайне желательно... Если бы один из мусульманских князей, — продолжал Г.Чичерин, — оказался достаточно сильным, чтобы сыграть роль собирателя Аравии, мы, конечно, считали бы очень большим шагом вперед объединение всех арабских племен в одно государство. Но этого нет. И мы можем лишь крайне отрицательно относиться к нескончаемым распрям, поддерживаемым Англией, между арабским князьями. Примирение между Али и Ибн Саудом мы, конечно, считали бы за положительное явление, как все, что кладет конец междоусобицам. Если бы Вам удалось принять участие в примирении между ними, это был бы факт положительный... В общем и целом, наша ... политика симпатии освобождению, объединению и прогрессивному развитию арабского народа, должна находить проявление в Ваших действиях и служить источником отдельных Ваших решений и шагов» (38).
В телеграмме НКИД СССР советскому представителю в Джидде от 30 ноября 1925 г. содержалось указание связаться с Абдель Азизом Аль Саудом, чтобы «подготовить почву для укрепления позиций СССР в Аравии» (39). В практическом плане это можно было бы сделать, как считал Г. Чичерин, только путем «удержания уже имевшихся там дипломатических плацдармов СССР». «Если Вы вынуждены будете покинуть Джидду вместе с нынешним правительством Хиджаза, — подчеркивал он в записке К.Хакимову от 17 марта 1925 г., — это будет означать не что иное, как очень трудно в современных условиях поправимую потерю нашей базы на Аравийском полуострове» (40). При таком развитии событий, резюмировал Г. Чичерин, «антагонисты России, несомненно, предприняли бы все меры, чтобы всячески затруднить возвращение нашей миссии на территорию Аравии» (41). Поскольку же Абдель Азиз «после занятия Джидды будет, вероятно, вынужден считаться с англичанами больше, чем теперь, — подчеркивал нарком, — и, быть может, пойдет с ними на тот или иной компромисс, то можно предполагать, что в случае оставления Вами Джидды, добиться его согласия на принятие нашего консульства будет очень трудно». Давление на Абдель Азиза в этом вопросе, продолжал Г.В. Чичерин, «Англия окажет определенно», а сам он «едва ли захочет и сможет пойти на серьезный конфликт с ней из-за нашей миссии, значение которой для него будет представляться чем-то вроде журавля в небе» (42). Другое дело, «если при занятии Джидды к нему вместе с городом перейдет и наша миссия... Свершившийся факт нахождения ее на его территории значительно облегчит его позицию в вопросе признания этой миссии, если, конечно, со стороны Англии не будут предприняты шаги к тому, чтобы удалить ее из Хиджаза. Действительно, — подчеркивал Г.Чичерин, — одно дело согласиться на открытие миссии государства, с которым еще не имеется официальных соглашений, другое — молчаливо признать свершившийся факт и всяческими доводами объяснять невозможность изгнания этой миссии со своей территории» (43). Мы же, продолжал нарком, «сможем мотивировать свою привязанность к Хиджазу стремлением защиты наших граждан, как постоянно проживающих в Хиджазе, так и посещающих его во время паломничества» (44). «Механический», по выражению Г. Чичерина, то есть «вместе с Джиддой переход российской миссии» к Абдель Азизу Аль Сауду, существенно облегчил бы впоследствии, как считал нарком, «оформление ее пребывания на территории последнего».
«Отрываться от хиджазской территории» нужно было, по мнению Г. Чичерина, «с большой осмотрительностью». «Хадж нынешнего года, — писал он в инструкции К.Хакимову от 17 марта 1925 г., — может быть чрезвычайно интересным; и нам, конечно, желательно максимально использовать... паломничество мусульманского мира, взбудораженного событиями в Хиджазе и Египте, для получения информации о настроениях исламского мира. Особенно интересует нас размах и значение той волны панисламизма, которая была поднята ... политикой Ибн Сауда...Главным образом нас интересует вопрос о панисламизме как особой форме арабского национального движения, как идеологической маске для последнего».
«В Аравии, — продолжал Г. Чичерин, — отрыва национальных верхушек от народных масс и такой социальной дифференциации, как в Индии, вообще ожидать не приходится в силу кочевого образа жизни населения этого края. В Аравии массы еще долго будут слепо идти за своими вождями (шейхами, имамами, султанами, эмирами и т.п.). Здесь племенная структура общества — и это предрешает многое» (45). Г.Чичерин, как видно из его рассуждений, активно проводил мысль о том, чтобы не допустить повторения в Аравии развития событий по «индийской схеме», когда, как он писал, выступление «верхушек молодой национальной буржуазии и клерикальных слоев под революционным напором народного массового движения обрело тенденцию к скатыванию в объятия англичан». Повторение «индийского сценария» на аравийской почве «могло толкнуть арабские события, — как считал Г. Чичерин, — по нежелательному для Москвы руслу» (46).
Вместе с тем в Москве не исключали, что обстановка в Джидде во время ее занятия ваххабитами могла сложиться так, что оставаться в городе нашим дипломатам было бы небезопасно. При таком развитии событий, то есть в случае «вынужденного ухода из Джидды», К. Хакимову предписывалось сделать максимум возможного, чтобы «не оказаться при эвакуации в компании с теми консулами, по мнению которых, возвращение нашей миссии в Джидду было бы нежелательным». В Москве считали, что «всякая возможность остаться в городе и сохранить, таким образом, базу в Аравии» должна была быть К.Хакимовым «учтена и использована». «Оставление Джидды нашей миссией» рассматривалось Г.Чичериным в качестве шага крайне не желательного. «Покидая Джидду вместе с нынешним правительством Хиджаза, — отмечал он в депеше К.Хакимову, — Вы тем самым значительно скомпрометируете себя перед Ибн Саудом...Во всяком случае, дадите англичанам повод расписывать Вас перед ним как верного друга его противников, как человека, связавшего с ними свою судьбу и покинувшего город из боязни перед ваххабитами» (47).
«Если к сезону паломничества правитель Хиджаза еще не будет сброшен в море, — писал Г. Чичерин, — то при содействии Англии вполне может быть установлен священный месяц перемирия». От этого выиграют, как считал нарком, только англичане, которые, «получив передышку, смогут частично поправить свои основательно пошатнувшиеся дела в Аравии». В контексте такого развития событий Г. Чичерин не исключал и возможность «предприятия Лондоном массированных попыток воздействия» на Абдель Азиза Аль Сауда. Путем «подкупа и почестей», а также путем «восстановления против него шейхов аравийских племен», отмечал Г. Чичерин, то есть «с помощью политики кнута и пряника», англичане определенно постараются «сделать его более послушным». «Открытое военное содействие Великобритании хашимитскому правителю Хиджаза» в Москве полагали возможным только в случае занятия Абдель Азизом позиции, «откровенно враждебной Англии», что в то время было не в его интересах. «Англия все еще держится за Али», короля Хиджаза, писал Г. Чичерин К. Хакимову. «И не только потому, что надеется на восстановление прежнего статус-кво в Хиджазе (это почти исключено), а, скорее всего, из-за стремления смягчить и ослабить те неблагоприятные отголоски, которое может иметь падение Али в Ираке и Заиорданье, где фиктивными главами «государств» являются братья Али. Окончательный уход со сцены Али несомненно неблагоприятно отразится на престиже других членов Хашимитской династии» (48). Представляется, подчеркивал в связи с этим Г.Чичерин, что, «несмотря на все попытки англичан внешне сохранить нейтральность, их поддержка Али не может вызывать сомнений. Словом, — заключает нарком, — положение сейчас в Аравии очень и очень сложное. Наша практическая линия в арабских делах зависит от целой суммы обстоятельств, которые мы должны предварительно нащупать и прояснить (...намерения Ибн Сауда, тактические планы Англии и т.п. и т.д.). Все это еще осложняется интересами Италии в арабских делах и неясностью позиции турок в отношении панарабского движения и наоборот» (49).
Что касается арабо-турецких отношений, то Г.Чичерина, как свидетельствуют архивные документы, волновало, прежде всего, «наличие в них признаков арабо-турецкого сотрудничества, направленного против Англии». И это понятно. Великобритания была главным для Советской России препятствием на пути распространения идей большевизма на Востоке. Устранить там «английский барьер» могло только мощное антианглийское панисламское движение. Отсюда — и поддержка большевиками идей панисламизма младотурок. «Только в том случае, когда вековая взаимная арабо-турецкая ненависть будет изжита и заменена арабо-турецким сотрудничеством, — писал Г. Чичерин, — и можно будет уже более определенно говорить об ослаблении Англии на Ближнем Востоке» (50).
Рассуждения, соображения и выводы Г.Чичерина относительно «линии поведения большевиков» на Арабском Востоке вообще и в Аравии в частности сориентированы, как видно из всего сказанного выше, на конечную цель, то есть на «общеарабскую революцию», больше теоретически, чем практически. В телеграммах, записках и письмах, Г. Чичерина, адресованных К.Хакимову, соседствуют, с одной стороны, довольно точный анализ состояния и перспектив развития политической обстановки в Аравии, а с другой — логически никак не вытекающие из такого анализа, но полностью отвечающие внешнеполитическим установкам большевизма, конечные цели политики Москвы в Аравии. Заключались они в содействии проявлению на аравийской почве «ростков всемирной революции», более того, — в постановке ее в Аравии на «практические рельсы». И в этом — трагизм Г.Чичерина, человека и гражданина, дипломата и большевика. Дипломатом он был по профессии и по призванию, а вот большевиком, думается, вначале, действительно, по убеждениям, а потом, по мере осознания всего содеянного большевиками, — в силу обстоятельств.
В непростых отношениях Абдель Азиза Аль Сауда с Англией, которая, по меткому выражению Г. Чичерина, преследовала политику «балканизации арабских территорий» вообще и «недопущения объединения арабов Аравии» в частности, Москва стояла на стороне Абдель Азиза. 0 намерениях Лондона «воспрепятствовать реализации юнионистских устремлений» Абдель Азиза упоминала, кстати, и английская пресса («Таймс», 22 октября 1924 г.).
Формулируя «линию поведения отечественной дипломатии» в Северной Аравии, Г.Чичерин в записке К.Хакимову (14 ноября 1924 г.) писал: «Что же касается нашей внешней политики, то она сводится к следующему: сохраняя дружественные отношения с Хиджазом, мы вместе с тем должны не упускать случая войти в контакт с новой силой Аравии — с Ибн Саудом. Теперь, пока еще с достаточной определенностью положение дел там не прояснилось, все шаги в этом направлении, естественно, должны быть проникнуты максимальной осторожностью. Поскольку международное положение и наши обязательства по отношению к Англии диктуют нам избегать таких шагов, которые могли бы быть истолкованы как прямая наша акция против Англии, все Ваши начинания для расширения связей в Аравии должны строиться так, чтобы в них нельзя было усмотреть элементов антианглийской агитации. Наши интересы в арабском вопросе, — резюмировал Г. Чичерин, — сводятся к объединению арабских земель в одно государственное целое. Если Ибн Сауд будет вести политику объединения арабов — это будет соответствовать нашим интересам, и мы должны будем также попытаться сблизиться с ним... Во всяком случае Вы не должны вести по отношению к Ибн Сауду такой линии, которая могла бы затруднить эвентуальное сближение с ним. Допускается также очень осторожный зондаж способов такого сближения» (51). «В то время как равновесие, созданное Англией на Аравийском полуострове, поколеблено вследствие действий там Ибн Сауда, — отмечается в инструкциях НКИД СССР К. Хакимову, — и идея панарабизма начинает, как будто, возрождаться в новом центре — Неджде, ... наша политика в Аравии должна по-прежнему основываться на национальном моменте, на стремлении арабов к объединению в единое государство» (52).