Архив Долки
Шрифт:
— Что ж… недурная мысль.
— Я вот к чему: подобный поворот событий мог бы случиться без публичного разглашения нынешней обители Джойса.
— Вполне понимаю, однако, вероятно, Джойса убедить в благоразумности подобного издания может быть не так просто — оно подразумевает, что мастер вовсе не мертв.
Мик стремительно прикончил свой напиток.
— Думаю, довольно уже виляний, доктор Крюитт. Где в настоящее время живет Джеймз Джойс?
— В Скерриз.
Лишь тенью правды было бы сказать, что это откровение глубоко потрясло вопрошавшего, хотя непросто объяснить, почему. Джойс должен был где-то быть. Скерриз — маленький, обаятельный водопой в двадцати
Поразительно и то, что Джойс устроился так близко от самого Дублина — прямо-таки в графстве Дублин.
И все же что тут странного? Возможно, Скерриз — прозорливый выбор. Это курорт, там своя сезонность — сезон долгий, ибо те места знамениты своими немногими дождями. Местные вполне привыкли к чужакам и посетителям — и даже к пенсионерам, остающимся в городе и вне сезона. Большинство домовладельцев, у кого есть возможность, принимает гостей. Да, пожалуй, здесь обретается и молчание, и изгнание, и хитроумие{92}.
— Что ж, это очень интересно, доктор, — отрывисто сказал Мик, — и, без сомненья, неожиданно. Есть ли у нас еще какие-то сведения?
— Я не знаю его адреса, если вы об этом.
Это меня не тревожит. Выведаю на месте. Есть ли еще какие-то подробности? К примеру, под своим ли он именем в тех случаях, когда ему приходится хоть как-то назваться?
— Нет. Я совершенно ничего более не знаю, но не удивился бы, если б услышал, что он живет под своим именем.
— Ах, ну-ну. Выпивает ли он и, если да, — где? Или же принимает чашечку кофе по утрам в каком-нибудь миленьком заведеньице?
Доктор Крюитт сумрачно улыбнулся.
— Нет данных. Думаю, я рассказал вам все, что знаю, — немногое, — но, сдается мне, жизнь его, скорее, отшельническая.
Мик поразмыслил над этими малыми подсказками, и они, как ему помстилось, сложились во вполне читаемую схему — если учесть, что речь шла о единственном приморском городке, который он знал хорошо.
— Что ж, спасибо вам большое, доктор, за все тайны, какие вы мне выдали с такой щедростью.
— Все на доверии, имейте в виду, — отозвался доктор, игриво грозя перстом.
Вскоре Мик уже направлялся к трамваю до дома. Он был озабочен. Странно, сколь быстро рот его сделался полон забот несколько устрашающих. Перво-наперво главная угроза — Де Селби — и Миков замысел облапошить его. Далее ошарашивающая история с Блаженным Августином. Следом внезапное осложнение в виде отца Гравея, с которым предстоит разбираться вскоре. А теперь еще и эта фантасмагория с Джойсом — человеком, который вернулся с того света, вооруженный лишь утверждением, что он на тот свет и не захаживал, и все же скрывающийся под неизвестным именем в маленьком городке.
Ясное дело, всего этого достаточно, чтобы ошарашить кого угодно — если не напугать. И все же Мик был почти готов поздравить себя с тем, что он — натура флегматическая, не без хитринки, не без дара плести козни и не без некоторой грубой отваги.
Пока трамвай полз своей дорогой, Мик уверился в одном. Он отправится
Глава 11
В поры этих событий гостиница «Королевская марина» в Данлири была громадной махиной потускневшего великолепия, с намеками на красный бархат и позолоту минувших славных времен. Однако все еще имелся там уют, добротная еда и то особое утешение, какое иногда сообщают запролuвные акценты.
Мик прибыл на двадцать минут раньше срока, уселся в баре и подкрепился предварительным стаканом французской воды. Он намеревался обставить перед отцом Гравеем историю так, что, дескать, Де Селби — человек эксцентрический, хоть и исключительной интеллектуальной мощи, но, похоже, духовно весьма заблудший, и ему, пожалуй, пойдет на пользу откровенный разговор о неколебимости христианского идеала, бессмертия души и почтения, с каким положено относиться к Церкви. Мик также хотел, коснувшись вопроса распространения по миру послания Христова, подвести беседу к сути тайного замысла, который Де Селби лелеял: единовременного распределения повсюду своего жуткого ДСП. Мик счел, что будет более чем без толку сообщать отцу Гравею о запредельной задаче, которая стояла перед самим Миком — защитить человечество от неслыханной угрозы.
Отец Гравей явился вовремя. Выглядел он так, как предварял его низкий глубокий голос: тощий, темноволосый, очень маленький человек лет шестидесяти, с морщинистым, но приятным, благожелательным лицом. Одет он был безупречно. Войдя, он замер посреди обширного бара и поискал Мика взглядом, Мик встал, подошел к нему, тронул его за руку и протянул свою.
— Отец Гравей, как я понимаю?
— А!
Священник ответил на рукопожатие дружески.
— Так-так. Вы, конечно, Майкл. Великолепно. Превосходно.
— Может, сядем вон там, отче? — спросил Мик, ведя отца Гравея к своему столику. Священник улыбнулся и сел, опрятно устроив шляпу и сложенный зонтик на ближайшей вешалке.
— Ну не тяжкий ли вечер, — сказал он любезно. — Не могу сказать, что мне такая жара по нраву. Я много лет провел в Риме, термометр там, конечно, повыше, но почему-то другой извод жара.
— Все говорят, что утомляет именно влажность в атмосфере, отче, но я так и не понял до сих пор, что это значит.
Отец Гравей смотрел на него жизнерадостно.
— Думаю, можно рассматривать это так: сильный солнечный свет лета извлекает пары из нашего волглого пейзажа, — пояснил он, — но, сдается мне, подобное положение дел — за гранью человеческого влияния. Разумеется, в некоторых больших городах, особенно в Америке, с незадачей этой в жилых помещениях справляются при помощи кондиционирования воздуха. В нашем доме в Кливленде так все и обустроено, и, поверьте, это совсем другое дело. Ну что ж! Давайте-ка по чашечке чаю, с коржиками?
— С коржиками?