Архив Долки
Шрифт:
Возникло молчание. Мик подумал было упомянуть, сколь цельным можно остаться, перемещаясь исключительно по воздуху, однако от мысли этой отказался: сержант наверняка возразит — на основании стоимости. Мик заметил, что лицо сержанта затуманилось и что он уставился в чашечку своей трубки.
— Я изложу вам секрет, конфиденциально, — сказал он тихо. — Моего собственного деда мы похоронили в восемьдесят три. За пять лет до смерти он был лошадью.
— Лошадью?
— Лошадью во всем, кроме периферических наружностей, поскольку провел лета своей жизни — куда больше безопасного,
— Не видал.
— А я вот постиг, что это великое зрелище. Он всегда говорил, что выиграл Кубок Ирландии{72}, когда был гораздо моложе, и до полусмерти докучал своей семье байками о затейливых прыжках и непреодолимой их возвышенности.
— И дедушка довел себя до такого состояния избыточной верховой ездой?
— Как ни поверни, да. Его старый конь Дэн был обратного способа мышления и создавал столько неурядиц, заявляясь в дом среди ночи, путаясь с девушками днем и совершая наказуемые деяния, что пришлось его пристрелить. Палицыя того времени в положение входила скудно. Они сказали, что коня, если его не прикончить, придется арестовать и разбираться с ним на следующем заседании по мелким правонарушениям. И семья его пристрелила, но спроси вы меня, я вам скажу, что это был мой дед, а на кладбище в Клонкунле{73}похоронили коня.
Сержант впал в раздумья о своей путаной родословной, однако присутствия сознания ему хватило, чтоб поманить к себе трубкой официантку и заказать повторную дозу тихого снадобья.
— В некотором смысле, — вымолвил Мик, — случай вашего дедушки не так уж плох. В смысле лошадь — по крайней мере живность, живая тварь, спутник человека на Земле, и ее уж точно всюду считают благородным животным. Будь он, к примеру, свиньей…
Сержант поворотился к нему, просиял и долго и удовлетворенно затянулся трубкой.
— Вы это от чистого сердца говорите, и сие участливо и веско с вашей стороны. У ирландцев к лошадям великая гро[24]. Когда издох Тим из Типперэри, извозчичий конь, который выиграл Кубок Ирландии и единственный на все поле уцелел{74}, вы б поклясться могли, что это сам возлюбленный Архиепископ{75} отправился за своей нетленною наградой. И сильных мужчин заставали тогда в слезах.
— Да, а вспомните Орби, великого коня, выигравшего Кубок для Босса Кроукера. До сих пор покоится в Сэндифорде{76}.
— Ах да. А еще был Мастер Макграт{77}, пес, что был быстрее ветра. Памятник ему стоит на перекрестке в Типпе, откуда его мать родом.
Оба с удовольствием посмаковали родство с высшими животными, хотя сам Мик становиться одним из них посредством продолжительного телесного взаимодействия не стремился.
— Что ж, сержант, я рад, что мы по крайней мере в одном вполне согласны. Метаморфозы между человеком vis-a-vis[25] железных велосипедов — дело иного рода. И суть здесь вовсе не только в чудовищной замене живой ткани металлом.
—
— Все порядочные ирландцы должны иметь приличествующие им национальные взгляды. Практически любой велосипед, какой ни есть в Ирландии, был изготовлен в Бирмингеме либо Ковентри.
— Я пристально усматриваю, к чему вы клоните. Да. Из всего этого вытекает и элемент предательства. Вполне так.
Похоже, такой довод в голову ему не приходил, и на челе его возникла хмарь: он молча осмыслял сказанное, бесстрастно попыхивая и приминая табак в чашечке добротно прокопченным пальцем.
— Ну вот что, — сказал он наконец, — сдается мне, и велосипед сам по себе не столько потеха, сколько громадная общественная загвоздка. Во дни отрочества маво такое приводило к повешенью.
— Неужели?
— Не сойти с места. В те поры служил я Боррайсокене{78}, и был там один очень знаменитый человек по имени Макдэдд. Макдэдду принадлежал национальный рекорд на ста милях с литыми шинами. Незачем и говорить подробностно, что с ним сотворила литая шина. Пришлось вздернуть велосипед.
— Вздернуть велосипед?
— Макдэдд точил первостатейный зуб против другого человека, по имени Макдонахи, но и близко к нему не подходил. Он знал, каков расклад, и устроил велосипеду Макдонахи зверскую взбучку монтировкой. После того как между Макдэддом и Макдонахи состоялась стремительная кулачная взбучка, Макдонахи — брюнет в очках — не дожил и так и не узнал, кто в итоге победил.
— Ну, это ж разве не случай непредумышленного убийства?
— При сержанте, какой в те поры у нас там был, — нет. Он считал, что это гнуснейшее душегубство — и худший случай преступничества, до кучи. Долго не могли мы отыскать Макдэдда или же разобраться, где размещается большая его часть. Пришлось арестовать его велосипед вместе с ним, и мы целую неделю пристально наблюдали за обоими тайным наблюдением, чтобы понять, где большинство Макдэдда находится и не размещается ли велосипед в основном у Макдэдда в седалище pari passu[26] и наоборот, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Кажется, понимаю, но усматриваю и возможность обвинения в сговоре.
— Может, и так, а может, и нет. К концу недели сержант выдал свое постановление. Положение его было мучительным до чрезвычайности муки, поскольку он в нерабочее время был близким другом Макдэдда. Он приговорил велосипед, и велосипед был казнен повешеньем.
Мику такая разновидность правосудия показалась очень краткой, а приговор был оглашен и исполнен без формальностей судопроизводства.
— Думаю, то было неисполнение при выполнении, — прокомментировал он.
— То были суровые дни, — отозвался сержант, задумчиво куря. — Зато следом состоялись великие поминки, и велосипед похоронили в одной могиле с Макдонахи. Вы когда-нибудь видали гроб в виде велосипеда?
— Нет.
— Это очень изызвиленный продукт деревообработки, тут потребен плотник мастерского уровня, чтоб умостить руль, не говоря уж о педалях и подножке.
— Не сомневаюсь.
— Ой да. Дни гонок на литых шинах были для Ирландии скорбными.
Сержант вновь умолк. Почти слышен был тихий прилив воспоминаний у него в голове.