Архив Долки
Шрифт:
Он отправился на спектакль в «Веселье»{50}. Посреди представленья понял, что впустую теряет время. И в следующий вечер поехал на трамвае в Долки. У Хэкетта ни дома, ни на службе телефона не водилось, и залучить его на встречу можно было только так — либо оставить ему записку. Свет «Рапса» показался ярче, хотя, несомненно, в свечевом эквиваленте оставался прежним. Еще открывая дверь в заведение, он уже расслышал из-за перегородки голос Хэкетта. Голос этот был возвышен и тоном, и манерою, и Мик обнаружил Хэкетта в «Гадюшнике» вместе с сержантом Фоттреллом,
— Боже храни вас, не возвышенный ли и не баснословный ли нынче вечер, благодарение Господу нашему и святой Матери Его, — произнес сержант с улыбкой.
— Добрый вам вечер, сержант. Простите великодушно, что никак не заберу свой велосипед.
— Никакой беды, молодой человек. Я засадил его под замок без права на выкуп и приказал полицейскому Хвату подвергнуть его тщательному промасливанию по всем сочлененьям и рычагам.
Мик поблагодарил и попросил у Лэрри пинту.
— Я вот рассказывал сержанту, — заявил Хэкетт громко, — про Иуду Искариота. Вот кто был приличный человек, его обвели вокруг пальца и слепили из него паскудника. Невезучий бедолага продажным был в той же мере, в какой человек, что ходит кругами с мешком на голове, да еще и, может, пьяный.
— Он ответил за то, что натворил, как и всем нам придется, — отозвался Мик. Хэкетт его раздражал.
— Ты послушай-ка. Не надо мне никаких таких вот разговоров. Я со всем этим разобрался в библиотеке Марша{51}. Иуда был из образованных. Он знал, что делает. Более того, его облапошили. Ему достался худший расклад во всей этой компашке.
— Какой расклад ему в итоге достался, нам неведомо. Вспомни попытку Де Селби это выяснить.
— О’Скариот был человеком скоротечного характера, если помыслить логически, — провозгласил сержант Фоттрелл.
— Нам по крайней мере известно, что он сделал. Он получил тридцать сребреников. Это что за барыш такой?
— Точную ценность этого платежа мы в современных понятиях точно определить не можем.
— Отвечай на вопрос, дружище, — пылко настаивал Хэкетт. — Какое отношение имеет этот платеж к ценности того, что он продал?
— Он был делец и должен был сам сообразно судить о ценности.
— Его бесстыдно облапошили те пройдохи, фарисеи.
Мик ненадолго умолк, попивая свой портер и надеясь, что Хэкетт остынет. Хэкетт нарушал их договоренность — не размыкать уст — в присутствии сержанта. Мик решил увести разговор в другое русло.
— Говорят, он на те деньги поле купил, — вымолвил он.
— Ах да, — встрял сержант, — я частенько думал, что тот бесов человек в сердце своем был селянином-ирландцем — исходя из его зловещей любви к почве.
— Вряд ли, — пробормотал Мик.
— Из его милого томленья по славной плодородной земле, флегматичного, с ее щедрыми запасами млека и медоносов.
— Как я уже сказал, — рявкнул Хэкетт свирепо, — Петр был худшим паршивцем и лизоблюдом, он свершил свое подлое вероломство после того, как Иуда предал своего Господина, и в ответ получил сплошь спасибо за все на свете. Да-с, сударь! Дело об Отсутствующем Свидетеле. У Иуды, может, были благие и достойные намерения, как считал Де Куинси. Поведение же Петра было подлым и трусливым, его в первую очередь заботила его собственная шкура. Да, вот во имя чего я собираюсь действовать.
— Во имя чего?
— Восстановления честного имени Иуды Искариота.
— Он был из того пошиба людей, — вставил сержант, — каких встретишь именно что в местах вроде Суонлинбара или в Кашендане{52} в погожий денек.
— Что ты собираешься делать?
— Ратовать за исправление документов. Вся какая ни есть наваленная на него анафема оснований под собой никаких не имеет, сплошь допущения. Я надеюсь поучаствовать в переписывании Библии.
— Святой отец{53} свое слово тут скажет.
— К черту Святого отца. Я приложу силы, чтобы в Библии возникло Евангелие от святого Иуды.
— Святой Иуда, молись за нас, — торжественно произнес сержант, а затем торжественно выпил.
Хэкетт прожег его взглядом, а затем повернулся к Мику.
— Кто лучше Иуды мог бы рассказать подноготную истину и объявить, каковы были его намерения — его замысел?
— Историчность существующих евангелий, — пояснил Мик, — всерьез нигде не оспаривается. В той же мере принято, что Иуда не оставил записей. Ты спрашиваешь, кто, кроме Иуды, мог бы рассказать подноготную? Верно. Но он не рассказал. Он ничего не рассказал.
Черты Хэкетта изобразили глубочайшую насмешку.
— Для образованного просвещенного человека ты явно бяша-невежа. Библия Римско-католической церкви содержит прорву материала под названием «Апокрифы». Там тебе и апокрифические евангелия от Петра, Фомы, Вараввы, Иоанна, Иуды Искариота и многих других. Моя задача — восстановить, прояснить и укрепить Евангелие Искариота.
— Положим, ты и впрямь найдешь исторически убедительные показания, а потом вдруг обнаружишь, что Иуда говорил такое, чего ты вовсе не ожидал, напрочь противоположное твоим доводам?
— Есть, вообще-то, пределы и твоему никчемному обормотству.
Мик залил остатки пинты себе в глотку и решительно поставил стакан на стойку.
— Мое решение, — объявил он, — купить глашин виски вам обоим, господа, а себе еще пинту. Лэрри, пожалуйста, произведи необходимое — в целях умиротворения.
— Не чрезвычайно ли это вовремя и гербарически? — с сердечностью отметил сержант. Хэкетт нахмурился, но, похоже, несколько смилостивился, вероятно, решив, что речи его были слишком пылки и продолжать их не стоит. Мик понадеялся, что сможет наконец выполнить свою истинную задачу.
— Я хочу тебе кое-что сказать, — произнес он, пока Лэрри хлопотал о заказе. — Некто, при ком я упомянул Де Селби, случайно предпринял несколько неловкий шаг без моего ведома.
Хэкетт угрюмо уставился на него.
— Кажется, я знаю, кто этот некто, — прорычал он. — Что она натворила?
— Ну, это ее мать. Она подговорила одного иезуита со мной повидаться.
— Кого? Иезуита?
— Да. Но, похоже, этому отцу Гравею из Миллтауна ничего не известно — кроме того, что кто-то в беде. И я лично ничего об отце Гравее не знаю и пока не имел возможности выяснить. Встреча предварительно назначена через неделю, в «Королевской марине».