Архив Долки
Шрифт:
Они пребывали в Херберт-парке.
Бездельничая на покатом склоне, заросшем низкой травой, у озера, где утки и игрушечные лодки плавали среди негромкого гомона детворы, они бессвязно беседовали. Являть ей свое новое духовное состояние он не спешил, однако спрашивал себя, не полагается ли ей знать.
— Я тебя не видела на службе нынче утром, — отметила она. Не приглашение ли ему это? Она курила, однако ничего гнусного, в Хэкеттовом смысле, в ее воскурениях не было. Она была дама и потому имела право на сигарету. Изощренность, считайте.
— Верно. Я спозаранку отправился в Долки выкупаться.
— С Хэкеттом?
— Да.
— Это что-то новенькое. Купаться само по себе хорошо, однако вставать ради этого на рассвете… уж точно слишком по-британски, разве нет? А Хэкетт на ногах ранним утром в воскресенье — нечто ошеломительное.
— И не такое бывает.
— И как ему вода, когда он совершенно трезв?
— Мы встречались с еще одним человеком, на Вико. Хотели уединения — проводили некоторые подводные исследования.
— И кто он, тот человек, — я его знаю?
— Вряд ли. Мы с ним познакомились днем ранее.
— Морская биология с каким-нибудь малым из Тринити-колледжа — что-то в этом роде?
— Нет-нет, это очень чудной гусь, сказать тебе по правде, Мэри, хотя с неким малым из Тринити мы тоже познакомились.
— Так-так. Итого четверо.
— Ты не путай. Поэта из Тринити нынче утром с нами вовсе не было.
— А тот чудной малый. Насколько он чудной?
Мик оглядел тихие деревья, кусты, цветы, пестрядь людей с колясками и гомоном. Все было привычно — и даже привлекательно. Де Селби и его знакомцы — другое дело.
— Чудной не в каком-то там нехорошем смысле. Странный он человек. Необычные представленья о мире, о Вселенной, о времени… в самом деле, физик.
— Да?
— Представленья его оторваны от этой Земли — от чертовой этой самой земли, на которой мы сейчас лежим.
— Неужели? Долки этот — место, о котором мне надо бы разузнать побольше. Что же до отрыва от Земли… простейшему священнику это удается ежевоскресно.
— Не вполне в духе Де Селби. Это его зовут так — Де Селби.
— Де Селби? На слух — иностранное. Возможно, шпион.
— О, Де Селби — не иностранец. Нисколечко. Уже одно лишь то, как он разговаривает, есть признак, что он уроженец нашей возлюбленной Ирландии. И Ирландия ему не нравится — да и никакое другое место в мире тоже.
— Никак очередной сердитый патриот?
— Совершенно точно нет.
— К чему же ты клонишь, Мик?
— Выразить это трудно, душенька моя. Да и поверить трудно.
Она села и посмотрела на него — он лежал рядом, затеняя рукой лицо. В ней проснулось любопытство, однако не этого Мик хотел; во всяком случае — пока. Основательный разговор был бы кстати, когда у него самого ум станет яснее, а опыт, возможно, чуть шире.
— Что происходит, Мик? Расскажи мне. Расскажи мне всю клятую свою историю, коли она у тебя есть.
Он тоже сел — показать, что не морочит ей голову. Тут речь шла о катавасии большей, чем те, в какие он столь заправски случайно ввязывался.
— Мэри, дай-ка я изложу все это в нескольких раздельных фразах. Все они описывают довольно странное положение дел. Тут может быть даже некая опасность.
— Ну так что же это? — Голос ее стал резок.
— У этого человека, Де Селби, когда он предоставлен себе, имеется довольно необычное общество, — сказал он тихим, ровным голосом, противоречившим содержанию произносимого. — Один из его дружков — святой Иоанн Креститель.
— Мик! Прости господи!
— Я серьезно.
— Это что еще за разговоры? Да еще и в воскресенье, хотя какая разница.
— И он к тому же знаком и с другими святыми персонами — с Тертуллианом{45}, кажется. И, возможно, с Афанасием.
Она, кажется, напряглась и нахмурилась.
— Про Хэкетта не забудь. Ты мне уже сказал, что он там тоже был.
Он пристально посмотрел ей в карие глаза.
— Верно. И мы вместе с ним познакомились с Блаженным Августином.
Возникло краткое молчание. Даже окружающий шум, казалось, приглушило. Мэри прикурила сигарету.
— Мик, — начала она серьезно, — какова цель всей этой чепухи? Меня посмешить?
— Вовсе нет.
— Где вы встречались с Блаженным Августином?
— Под водой, у Вико.
— Под водой?
— Да. Втроем.
— И что произошло?
— Между Де Селби и Блаженным Августином состоялся долгий и сложный разговор.
— Как они могли говорить под водой — помимо того, что один из них умер много веков назад?
— Мы были в гроте.
— Это чистое безумие, Мик. Ты же сам понимаешь.
— Мы с Хэкеттом разговаривать никак не могли, но мы там были и могли слушать — и слушали.
Вновь молчание. Чистое безумие — тем же самым слышалось сказанное и самому Мику, но из чего ему выбирать, если вообще заводить этот разговор? Он внезапно порадовался, что с ними сейчас не было Хэкетта, иначе он бы спелся с Мэри — в намеках, что он, Мик, стал жертвой морока. И вот еще что: они оба были вусмерть трезвые.
— Не порция ли виски стала основанием всей этой кутерьмы?
— Мы не пили нисколько, никто из нас. И вот что я тебе еще скажу о Де Селби…
— Уж не две ль у него головы?
— Нет. Он собирается уничтожить мир.
— Боже праведный! Как?
— Утверждает, что у него есть для этого средства. Я не притязаю на понимание их и объяснить не могу. Это некая путаная, техническая штука. Он изобрел своего рода чудодейственное вещество. Де Селби может отравить и уничтожить всю атмосферу, воздух, которым мы дышим.
Этот пересказ их разговора неточен, но, по сути, вот так был изложен полученный чудной опыт. На этом они не остановились. Мэри продолжила задавать вопросы и выражать недоверие — и снисходительную насмешку. Его настрой оставался спокойным, учтивым, непреклонным. Он слегка намекнул на собственную личную безупречность, невинность и даже бесхитростность. События эти — не его рук дело. Тем не менее он старательно показывал, что не извиняется. Он был самим собою, какой есть, и свои маленькие права имел.