Ариадна обрывает нить
Шрифт:
– Вы совершенно правы, коллега, именно это я пытаюсь объяснить, а меня – инквизицией пугают, вместо того, чтобы выслушать.
– Сергей, может, хватит отшучиваться, вопрос слишком серьёзен?
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – при этих словах, Щербаков сложил ладони перед грудью, как тибетский монах, и, поклонившись, довершил своё «чёрное дело». – Я раб лампы и готов выполнить любое ваше желание.
– Что? – не сразу сообразил австриец, о чём речь.
– Я раб лампы! – громогласно повторил русский физик, вызвав смех в зале. – Извините, коллега, но именно из-за чрезмерно серьёзных людей мы имеет то, что имеем. Я говорю о кризисе и всех тех
– Я? – опешил радиофизик. – А, понял? Из Вены – Австрия.
– Я так и думал – лучший город Земли, а я – из России. Чувствуете, какая разница?
– Нет, не совсем. А в чём разница?
– В быту и нормальной жизни. У вас, в Австрии, это всё есть, а нам, в России, это всё только обещают, а сами, – Щербаков начал загибать пальцы на руке, открыв счёт. – Воруют, воруют, воруют, воруют, воруют и, ещё пару раз, воруют и воруют.
– Сергей, зачем семь раз повторять одно слово? – улыбнулся молодой австриец. – Вы решили воспользоваться поговоркой: «Семь раз отмерь – и один раз отрежь»?
– Нет, всё гораздо проще, я хотел этим сказать, что воруют миллионами, а это, как минимум, шестая и седьмая степень десятки.
После того, как смех в зале стих, Щербаков попросил опустить экран и показать первую схему, заранее заготовленную им для доклада.
– Извините, коллеги, но у меня, как рояль из кустов, имеется весьма наглядная схема, которая поможет мне объяснить суть наших экспериментов на ускорителе, создающих эффект нулевого или экранирующего тоннеля.
Свет в зале стал приглушённым, а на экране появилось изображение.
Схема 1.
– Взгляните на схему, – предложил Щербаков. – Не трудно догадаться, перед нами циклотрон, проще говоря, ускоритель элементарных частиц. В одной из веток ускорителя мы установили экспериментальную установку «Нультон», позволяющую создать нуль-тоннель и запустить его в направлении линии АВ.
Эксперимент начинается с запуска и разгона по большому кругу ускорителя пучка протонов, которые, которые, после достижения ими необходимой скорости, сталкиваются с аналогичным пучком протонов, создающих мишень для столкновения. Зона выхода второго пучка так же обозначена на схеме.
Замечу, что за виток до столкновения пучков протонов, «Нультон» излучает нуль-тоннель, который должен пройти активную зону, за несколько миллисекунд до взаимодействия пучков. Наступает самый важный момент нашего эксперимента. Нуль-тоннель приближается к точке, а в это время, образовавшиеся в результате столкновения пучков протонов, мюоны начинают свой короткий пробег сквозь построенный нами тоннель.
мюонов составляет2,2x10 секунды, что равносильно пробегу мюона на расстояние в 300 метров от места их зарождения. Это обстоятельство позволяет
Естественно предположить, что если, пройдя сквозь созданный нами тоннель, мюоны прекратят своё существование в пределах допустимой погрешности, относительно точки А, тогда «муха-толстуха» была исключением из общих правил, а, может, доброй волшебницей, сыгравшей со мной злую шутку.
Зал принял шутку Щербакова, немного оживившись, а местами и проснувшись.
– Если же мюоны проживут заметнее дольше отведённого им природой времени, – продолжил Сергей, – то это может означать, что муха не обманула, и время в тоннеле сокращается, а в идеале – останавливается. К нашему огромному счастью, мюоны прожили дольше ровно на то время, что находились в созданном нами нуль-тоннеле. Опыт проводился нами многократно, но все результаты подтвердили эффект экранирования частиц от гравитационных полей. Проще говоря, время на входе и выходе из тоннеля совпадало.
Глава 23
Пламенная речь Щербакова вызвала бурный аппетит, как у слушателей, так и у самого докладчика, который миновал застенки инквизиции, получив прощение не только от ответственного секретаря, но и от подавляющей части тех, кто прежде жаждали его отречения от лона науки.
Почти мгновенно разойдясь по многочисленным ресторанам, кафе и бистро, собратья по секции «Космология и астрофизика» дружно работали вилками, ложками и челюстями. Щербаков, покончив с первым, предвкушал сочность внушительных размеров котлеты, с любимым картофельным пюре, когда к нему за столик подсел тот самый австриец, из Вены.
– Извините, вы не будете против, если я составлю вам компанию?
– Прошу, но котлету не дам! Впрочем, у вас её сестра – это утешает, значит у нас общие цели и вкусы. – Сосед по столику не сдержал улыбки.
– Извините, я представлюсь: Людвиг Моцарт.
Щербаков отложил вилку в сторону и, привстав со стула, протянул руку молодому человеку.
– Лев Достоевский, – представился русский физик, – в быту: Щербаков, только для своих.
– Вижу, вы без шутки даже скромную котлетку, в полтарелки, не проглотите.
– Уважаю умных людей. – Щербаков вновь покинул стул и в очередной раз протянул руку. – Щербаков, физик, можно, просто Сергей.
– Просто Людвиг, радиофизик, – молодой человек крепко пожал предложенную Сергеем ладонь. – Приступим к поглощению наших скромных котлет, пока они не замёрзли на тарелках.
– А как вы относитесь к тому, чтобы поболтать между жевками?
– Исключительно положительно, за тем и подсел к вам. Однако прикусим картошечки с мясным кусочком.
Вкусили и, даже, отхлебнули компотику. Короткую паузу прервал австриец, понимая, что котлета, пюре и компот не вечны, да и обеденный перерыв на исходе.
– Сергей, мне показалось, что тема Родины для вас – весьма болезненная тема?
– Увы, для русского человека думать за государя и Отечество – это как дышать и потеть. Надеюсь, вы не собираетесь критиковать нашу непонятную для европейцев жизнь?
– Удивительно?
– Что удивительно?
– Удивительно, что вы, русские, так яростно смеётесь над своими проблемами, но готовы разорвать любого иностранца, который покажет в вашу сторону пальцем. Как это может уживаться?
– Очень просто, дружище. Когда мы смеёмся над собой – мы боремся с печальной действительностью и системой. Когда же смеются над нами – обижаемся за своё бессилие изменить что-либо.