Аристократ на отдыхе. Том седьмой
Шрифт:
Василий помотал головой.
— Нет. Да и какой с него толк? Даст нам ноты, а сам уходит в сад. Ходит возле аномалии, руками размахивает и что-то себе под нос бормочет. А мы поем, как заведенные.
— Не любишь петь? — рассмеялся я.
— Это не мужское дело. Я хочу стать ликтором, когда вырасту. Буду убивать демонов.
Отец Иннокентий только покачал головой.
— Часто учитель выходил в сад? — спросил я.
— Постоянно, — кивнул Василий.
— А больше ты никого в саду не видел?
— В саду —
— А где видел?
— Вот там.
Мальчик показал рукой на соседний дом.
— Сосед все время за нами следит. Как придет со службы, так сразу залезает на чердак и смотрит.
— Что ты выдумываешь, Василий? — укоризненно сказал сыну отец Иннокентий.
— Ничего я не выдумываю. Он и сейчас смотрит. Вот!
И точно — в чердачном окне соседнего дома снова что-то блеснуло.
Похоже, этот Яков Пермяков очень любопытен.
— Я поговорю с вашим соседом, — решил я. — Так что насчет кальвадоса, отец Иннокентий?
Мы вошли в дом.
— Матушка, накрой на стол, — ласково сказал отец Иннокентий жене. — А я пока в погреб спущусь за кальвадосом. Стоит у меня там один старый бочонок — берег для особого случая.
Я дождался, когда за священником закроется дверь погреба и спросил его жену:
— Что не так с этим учителем музыки?
Губы женщины задрожали, она отвернулась к окну и ничего не ответила.
Времени у меня было немного — отец Иннокентий скоро вернется. А продолжать расспросы при нем я не хотел. Поэтому решил вести разговор напрямую.
— Я взялся разыскать демона, который пропал из аномалии. Это серьезное дело, и найти его надо как можно скорее.
— Илья Петрович здесь ни при чем, — тихо сказала жена священника, не поворачиваясь ко мне.
— Просто расскажите мне все, — предложил я. — Отец Иннокентий ничего не узнает, даю вам слово.
Елена повернулась ко мне.
— Между мной и Ильей Петровичем никогда ничего не было. — горячо сказала она. — Вы мне верите?
— Верю, — нетерпеливо кивнул я. — В любом случае, это меня не касается. Зачем он выходил в ваш сад?
— Он хотел сочинить музыку, — объяснила женщина. — Такую, чтобы она трогала не только людей, но и демонов.
— Зачем? — уточнил я.
— Он мечтал прославиться. Хотел, чтобы о нем говорили во всей Империи.
— А зачем он вам об этом рассказал?
— Я тоже когда-то интересовалась музыкой, пока не вышла замуж. Илья Петрович об этом знал. Холмск — маленький городок, здесь все друг друга знают.
— Это вы предложили Резникову учить ваших детей?
— Да, — кивнула Елена. — Он… он так беден, вы не представляете. И очень талантлив. Я просто хотела ему помочь, поддержать.
— И как, получилось у него сочинить свою музыку?
— Да. Он придумал тему и даже наиграл ее мне. Она такая странная, от нее мурашки бегут по коже. А
— И он захотел пройти в аномалию, чтобы сыграть свою музыку Авессалому?
— Да. Он просил у меня разрешения. Я сказала, что спрошу у мужа, как только выберу подходящее время. Я не хотела, чтобы Иннокентий подумал что-то не то, понимаете?
— Понимаю, — кивнул я. — Это все, или вы можете рассказать что-то еще?
— Я больше ничего не знаю. В последний раз Илья Петрович закончил урок как обычно, и ушел. Я сама заперла за ним калитку. Больше я его не видела. Вы думаете, это он украл Авессалома?
— Разберемся, — улыбнулся я. — Кажется, отец Иннокентий идет.
Глава 6
Отец Иннокентий торжественно водрузил на стол небольшой бочонок, покрытый пылью и паутиной.
— Вот, — басом сказал священник. — Лучший наш кальвадос! Мы с Авессаломом его два года назад сделали. Ох, и урожай тогда был! Всю аномалию яблоками усыпало, словно пустыню — манной небесной. Авессалом говорил, что это добрый знак…
Отец Иннокентий пригорюнился, вспомнив, что его демон бесследно пропал. Жена священника с тревогой смотрела на меня. Я незаметно кивнул ей и сказал священнику:
— В другой раз попробуем твой кальвадос, отец Иннокентий. У меня появились кое-какие мысли, куда мог подеваться Авессалом. Схожу-ка я, поговорю с твоим соседом. Что ты можешь о нем сказать?
— О Якове? — удивился священник. — Ничего особенного. Сосед, как сосед — тихий, одинокий. Утром уходит на службу, вечером возвращается, и не видно его. Сидит дома. Я как-то зашел к нему, на праздник позвать. Так он дверь не открыл. Спал, наверное.
Я вспомнил блеск стекла в чердачном окне Якова Пермякова и усмехнулся. Скорее всего, Пермяков днем и ночью наблюдает за домом священника. Только вот зачем?
Выйдя из двора отца Иннокентия, я подошел к дому Якова Пермякова. Старый деревянный дом в два этажа стоял посреди небольшого, но крайне запущенного сада. Деревья и кусты истосковались по секатору садовника. Дорожки были покрыты лужами и усыпаны бурой опавшей листвой.
Я толкнул калитку, и она недовольно заскрипела.
— Господин Пермяков! — крикнул я. — Открой! Надо поговорить.
Из дома не донеслось ни звука. Только темные окна подозрительно смотрели на меня, словно прикидывали — зачем я пришел.
Короткохвостая лесная мышь серым комочком прокатилась по тропинке и юркнула под крыльцо.
— Он точно дома, Ник, — предупредил меня Умник. — Я его чувствую. Он слышит тебя и боится. Притаился.
— Ничего, — усмехнулся я. — Сейчас мы выгоним его из норки.
Я поднялся на крыльцо и ударил кулаком по старой двери, с которой местами слезла краска.
— Пермяков, это губернатор! Открывай, или сломаю дверь!