Аристократия духа
Шрифт:
Кейтона начал забавлять этот спор, мисс Эбигейл тоже прислушалась.
– По-вашему, мне нужно сначала потерять голову, а потом убедиться, что объект моих чувств - особа совершенно недостойная, неразумная и компрометирующая себя бестактным поведением?
– мистер Роуэн сдаваться не собирался.
Мисс Хилл на минуту задумалась. Ей показалось, что мистер Роуэн имеет в виду мисс Вейзи, но потом припомнила его критические замечания в её адрес и насторожилась. Дело в том, что мистер Роуэн на вечере милорда Комптона позволил себе ряд совершенно наглых и бестактных замечаний на её счет, правда, высказал их приватно. Он категорически не одобрил её заигрываний с мистером Сомервиллом и мистером Кари, ему не понравилось её платье, вырез которого он счёл чрезмерно открытым, он заявил, что уважающая себя девица должна быть скромнее, а кроме того, имел дерзость поставить ей в пример мисс Сомервилл! Что он себе позволяет? Бал милорда Комптона - не воскресная проповедь! Она знала, что мистеру Роуэну предстоит посвятить себя церкви, но зачем же произносить проповеди в светских гостиных? Просто для практики?
– Если вы, мистер Роуэн, полагаете, прежде чем влюбиться, найти совершенство - мне остается только пожелать вам успехов в поисках. А после того, как вы обретете его - пожелать, чтобы это совершенство обладало таким удивительным и редким качеством, как обожание скучных зануд. Мне же трудно представить совершенство, которому бы нравилось, как его поминутно высмеивают и критикуют...
– Помилуйте, за что же критиковать совершенство?
– мистер Роуэн был в недоумении.
– Вы найдёте... - многозначительно обронила мисс Хилл.
Кейтон покинул дом Реннов около одиннадцати, напоследок попросив у Ренна конспекты по спецкурсу Давердейла. Тот охотно дал, но просил вернуть их до отъезда. Мисс Хилл и мисс Сомервилл вышли проводить его в холл. Мисс Эбигейл напомнила о встрече в субботу у милорда Комптона. Он не забыл? Нет, он непременно заедет, как договорено. К тому же леди Эмили ему уже дважды напоминала об этом. На вешалке Кейтон вдруг заметил изящную серую шляпку с розовым перышком, а на подставке для тростей - серый дамский шелковый зонт. Но ничего не сказал, лишь молча забрал свою трость и попрощался.
Стало быть, та девица, что встретилась с Камэроном у Бювета, была мисс Сомервилл? Но ему не показалось - ни на бульваре, ни у Реннов, - что девица увлечена. Он помнил Джастина по Вестминстеру - тот постоянно передирал его конспекты, читал только бульварные романы и никогда ничем не блистал. Джастин - глупец, если думает понравиться этой особе. Слишком утончённа она для откровенного распутника Камэрона, недалёкого и неумного, слишком умна и образованна, слишком хороша собой. И, конечно же, знает себя цену. Дружку ничего не светит, несмотря на смазливость физиономии и происхождение, уверенно подумал Кейтон. Камэрон - дурак, если вздумал мечтать о подобном.
Сам Энселм был доволен вечером, на душе было тихо. Не торопясь, разглядывая светящиеся окна и провожая глазами огни карет, он брёл по ночному Бату. В памяти мелькали детали вечеринки, те, что ухватывает голодный мужской взгляд, скованный светскими условностями. Домой он добрался уже куда менее спокойным, плоть окаменела, и в алькове он предался плотским фантазиям. Рисовал себе белоснежные выступы девичьих грудей, упругую четкость линий бедер, мысленно ласкал их и упивался иллюзорной наготой, как сладчайшим нектаром. Содрогаясь в пароксизмах воображаемого обладания, сжимал зубы, стараясь подавить стоны, но когда последние судороги упивающегося пустыми грезами сладострастия утихли - ощутил невыносимое жжение в глазах.
На его впалых щеках высыхали едкие, как кислота, слёзы, на душу опускалось гнетущее бремя горечи и боли. Господи, ну почему? Вечно довольствоваться краденными похотливым взглядом прелестями, упиваться в одиночестве воровски подсмотренным, ублажаться призраками и посягать на себя... Или - окунаться в ту мерзость, при воспоминании о которой подкатывает тошнота к горлу...
За что, Господи, за что?
В памяти промелькнули Ренн и мисс Тиралл, кокетство мисс Хилл с Роуэном... Мужчины вожделели женщин, девицы оценивали мужчин и выбирали тех, к коим влекло сердце. И лишь некоторых злая судьба метила, словно постыдным клеймом, печатью уродства. Это была выбраковка человечества - вытеснение из общей массы проклятых существ, обреченных на безбрачие, одиночество и злобу отверженных.
Кейтон почувствовал себя столь несчастным, обделённым и обиженным, что спазм едва выносимой горечи перехватил горло и зло угнездился в том непонятном месте, кое именуется вместилищем души. И душа отозвалась, тоже заныла тупой болью, садня обидой и скорбью. В ней заклубились дымные и смрадные воспоминания былых унижений, обид, выказанного ему пренебрежения. Мелькнула и мисс Вейзи... Она напрягся, и напряжение болезненно отозвалось в мышцах - судорогой и утомлением. К чёрту. Надо попытаться уснуть. Этак только изведёшь себя. Тут он снова вспомнил Ренна. Стало быть, у того матримониальные планы... Девица явно расположена к нему. Кейтона снова едва не удавил спазм завистливой злости. Красавчик... Ещё и в друзья ему набивается! Энселм понимал, что завидует Ренну, и само это понимание унижало. Однако, предавался он этим горьким мыслям недолго: сказалось утомление сумбурного дня.
Он провалился в сон.
...Предшествующий день до спазматической боли огорчил Ренна. Кейтон отверг его дружбу, и это обидело Альберта, но он постарался внушить себе, что просто выбрал для объяснения неудачное время и место. Энселм был явно не в духе, видимо, нездоров, и ему не следовало начинать этот разговор.
Вечер у мисс Мелани, куда Кейтон пришёл совсем другим - непринужденным, блестящим и талантливым, как ни странно, причинил Альберту новую боль. Он снова пришёл в восхищение от ярких дарований Энселма, и это заставило его только ещё тяжелее прочувствовать боль отторжения. Почему Кейтон не нуждается в нём? Почему столь грубо отталкивает?
Мисс Энн заметила его огорчение и подсела ближе. Он бросил ей благодарный взгляд и улыбнулся. Сам он и в любви и дружбе был серьезен, старомоден и готов был сохранять верность и в счастливые, и в тяжелые времена, и сейчас мучительно пытался разобраться в себе. Что может не нравиться в нём Кейтону? Альберт всегда был готов учиться, принимал критику, был практичен, верен и точен, мог быть опорой, но Энселм, наверно, не нуждался в опоре. Ренн был силен и знал свою силу, но восхищение Кейтоном и любовь к нему странно ослабляли его. Сколь загадочна и иррациональна эта слепая сила, сила сердечной склонности! Сколь необорима и необъяснима... Он вздохнул. Наверное, он слишком много хочет от жизни - и любви, и дружбы. Кейтон же вслух декларирует отказ и от того, и от другого. Что ж, это его право, а ему самому нужно благодарить Бога и за то, что есть, а не вздыхать о несбыточном. По счастью, его любят и этого должно быть довольно.
Альберту шёл двадцать четвертый год. В отличие от Кейтона, он никогда не искал блудных дорог, но опыт первой самозабвенной любви пришёл слишком рано и сильно опалил душу. Он не любил вспоминать об этом. Ему не предпочли другого, но быстро проступила разница в душевном устройстве, склонностях и вкусах, в итоге он вынужден был признаться себе, что чувство не оправдало себя. Помолвка была расторгнута. Внутреннее разочарование было разочарованием и в себе, и в предмете любви и в самом чувстве. После этого пришли критичность, ясность и спокойствие, а порывы чувств гасились жестким напряжением воли.