Аристократия духа
Шрифт:
Неожиданно Кейтон вспомнил разговор леди Эмили и леди Джейн.
– Насколько я понимаю, у мисс Вейзи ... тоже есть опекун?
Мисс Эбигейл бросила на него сумрачный взгляд.
– Да. Это мистер Уилсон. А что?
– Не тот ли это мистер Уилсон, о котором как-то говорил милорд Комптон? Он, помнится, назвал его не очень-то сведущим в букинистике...
Мисс Эбигейл ответила, не поднимая глаз от пола.
– Мне трудно судить об этом. Но вы должны его помнить. Это тот самый рыжеволосый джентльмен, что в Парад-Гарденс назвал гортензии амариллисами, а после на Ферри-стрит учил кучера править лошадьми. Вам, кажется, не понравился тембр его голоса...
– Бог мой...
–
Они направились в столовую. Там к этому времени уже было известно о помолвке мистера Роуэна и мисс Хилл. Мисс Сомервилл была изумлена, но это было приятное изумление. Она тепло поздравила подругу, мисс Рейчел Ренн тоже была в восторге. Энселм также принес поздравление мисс Хилл и сокурснику - в самых искренних выражениях. Его головная боль прошла, он прекрасно себя чувствовал, и настроение его улучшилось еще больше, когда он случайно заметил мистера Клиффорда Райса, въявь ухаживающего за мисс Вейзи. Куда подевались апатия и скука дружка, теперь Райс лучился довольством, ронял по адресу девицы бесчисленные комплименты, был обаятелен и остроумен.
Мисс Вейзи сияла.
Тут Кейтон неожиданно обратил внимание, сколь тревожно и болезненно воспринимает эти ухаживания Райса за мисс Вейзи мисс Сомервилл. Они ей явно не нравились. Зная, что она лишь недавно познакомилась с мистером Райсом и отозвалась о нём весьма нелестно, он недоумевал. Если даже предположить, что красота Райса все же пленила её, и она ревнует, едва ли, подумал он, это так. Она никогда не показала бы этого: мисс Сомервилл относилась к касте людей, умеющих скрывать свои чувства. Наконец он заметил, что мисс Эбигейл после ужина, оставив его, приблизилась к мисс Джоан Вейзи и несколько минут о чём-то тихо говорила с ней. "Сердечно благодарю, мисс Сомервилл, но вам как-то не пристало бы слушать вздорные сплетни, продиктованные завистью и злостью ...", услышал Кейтон, и мисс Сомервилл, несколько раздосадованная, снова подошла к нему. Он хотел было поинтересоваться темой их беседы, но тут появились брат и сестра Ренны, Тираллы и мисс Хилл, а из соседней гостиной вышли леди Кейтон и леди Блэквуд. Кейтон получил приглашение от Гордона Тиралла на званый обед в среду, а леди Джейн сообщила о её вечере, назначенном на следующую пятницу.
Уже провожая дам, Кейтон услышал короткий разговор между леди Джейн и её воспитанницей.
– Это было совершенно излишне, дорогая моя. Не надеялась же ты быть услышанной?
– Она играет с огнём.
– Твои предостережения только подольют масла в этот огонь...
Мистер Кейтон склонил голову, чтобы скрыть улыбку. Он понял, что мисс Сомервилл пыталась предостеречь мисс Вейзи от того, кто казался ей самой виконтом де Вальмоном. Это было и благородно, и высокоморально. Но и глупо.
Мистер Кейтон был абсолютно согласен с леди Джейн.
...По возвращении домой леди Кейтон спросила племянника, понравился ли мисс Эбигейл его новый фрак? Он ответил, что, к несчастью, он не был замечен мисс Сомервилл и не удостоился её похвал.
– Но ты-то, надеюсь, уронил несколько тонких комплиментов её прелестной прическе и очаровательному платью? Она выглядела просто чарующе.
– Девицы, дорогая тетушка, делятся на умных, которым недосуг прихорашиваться, и дурочек, которым некогда умнеть. Мисс Эбигейл не нужны мои комплименты. Она не показалась мне тщеславной.
– Есть тщеславие особого рода. Иногда комплимент мужчины приятен потому, что он - свидетельство внимания.
– Если лесть сделала кого-нибудь счастливым, миледи, то, конечно, это был какой-нибудь набитый дурак.
Тётка странно посмотрела на него.
–
Он пожал плечами.
– Почему? Она умна и красива. В ней ничего отталкивающего. А кстати, - обронил он, вспомнив о том, что было для него подлинно отталкивающим, - кто такой мистер Уилсон?
– Чарльз Уилсон? Он сквайр из Сомерсетшира. Опекун мисс Джоан Вейзи. Она его внучатая племянница и выросла в его доме.
Кейтон кивнул. Ему становились понятны истоки глупости девицы.
Уже в постели, за полночь, Кейтон, вспомнив вопрос тётки, поморщился. Он действительно не считал мисс Эбигейл тщеславной и не сказал ей ни одного расхожего комплимента. Но не потому, что не хотел льстить. Мисс Эбигейл была достойной питомицей весьма мудрой особы, и глупо было думать, что она нуждается в восхищении урода. Ему даже казалось, что он унизил бы себя, проронив нечто подобное тому, что поминутно твердили своим дамам остальные мужчины. Он не мог рассчитывать на то вознаграждение, в расчёте на которое проговариваются все эти затасканные любезности, так зачем же утруждать себя и смешить мисс Эбигейл? Мисс Сомервилл была умна и талантлива, он понимал это, и давать ей повод для смеха ему не хотелось.
Впрочем, гордыня его была столь же ущербна, как и его внешность, ибо он стеснялся уподобиться толпе, не хотел быть, как все, но не стыдился воровать. Вот и сейчас, осторожно, откинувшись на ложе, вытаскивал из памяти ворох украденных подробностей: нежный абрис груди, хрупкие плечи, тонкое запястье... Он пожалел, что не договорился у Беркли с Камэроном и Райсом о новом кутеже, но теперь это надлежало оставить. Камэрон смотрел на него волком из-за мисс Сомервилл, а что до мистера Райса - ему есть, чем заняться. Один Кейтон идти в бордель не хотел, больно злачным было местечко. Чёрт с ним, перетерпит. Он вздохнул, и тут ощутил, что в душе вдруг промелькнуло что-то совсем уж чёрное, отошнившее сердце каким-то зловонным смрадом. Плоть умолкла, душа словно застыла на ледяном ветру, и Энселм, не понимая, что с ним, сел на постели. Но на него внезапно навалилась свинцовая сонливая тяжесть, он ощутил, как смежаются веки и, едва успев загасить свечу на столе, рухнул на ложе.
Через минуту он уже спал.
Следующие два дня за окном лил дождь, и Кейтон не высовывал носа из дому, хотя получил несколько приглашений. Батская суета начала утомлять его. Прошедшие дни были какими-то суматошными, ему наскучили чувства и страсти всех этих людей, до которых ему, в конце концов, не было никакого дела. Все они, он замечал это, любили кого-то, за кем-то ухаживали, сходили по кому-то с ума и ревновали, но их отношения, запутанные и скрытые, хоть поначалу и заставили его страдать, теперь навевали лишь скуку и досаду.
Господи, зачем судьба хочет оторвать его от подлинного призвания, от академической карьеры? Ему никогда не быть Даффином, он понимал это, но разве покойный Гритэм был красавцем? Между тем, Энселм по-настоящему был привязан к старику. А раз так - и у него могли бы когда-нибудь появиться ученики, может быть, он стал бы хорошим педагогом, учиться у него считалось бы честью. Наша ущербность бросается в глаза лишь тогда, когда мы претендуем на не своё место в жизни. Кто узнает, что ты не имеешь голоса - пока ты не вылез на сцену? Кому придёт в голову оценивать твоё остроумие - если ты не начал во всеуслышание рассказывать анекдоты? Его уродство никого бы не интересовало - избери он, как намеревался, одинокие научные стези. К пятидесяти годам морщины скрыли бы безобразные черты, его оценивали бы подлинно по тому, в чём он был силён - по блеску холодного разума, по пониманию сокровенного смысла текстов былого.