Аристократия духа
Шрифт:
До этого, утром, между ними состоялся короткий разговор. Джастин, знавший о проигрыше Райса, был удивлён его спокойным и безмятежным видом. Тот с похвалой отозвался о Кейтоне, который не ограничился сочувственными словами, подобно Камэрону, но выручил приятеля. Джастин удивился. Не то, чтобы его задел упрёк Райса, скорее, он не понимал щедрости Кейтона.
– Дал в долг?
Райс ухмыльнулся.
– Представь, нет. Лишь попросил о пустяшной услуге. Подшутить над девицей.
Камэрон напрягся.
– Над... над какой девицей?
– он почему-то подумал о мисс Сомервилл.
– Разумеется, над той, что не находит для него лучшего наименования, чем "жаба болотная"... Мисс
Напряжение, однако, не покидало Камэрона.
– И какую шутку ты намерен сыграть?
– Для основательного розыгрыша и времени-то нет. Но что-нибудь придумаю.
Взгляд мистера Камэрона заискрился.
– Полагаю, тебе вполне хватит времени на повторение того лондонского трюка. Почему бы, если тебе все равно заказали забаву - не позабавиться и самому?
Райс окинул дружка самодовольным взглядом.
– А, помню... Там я ничем не рисковал. Впрочем, здесь, как я понял, риск тоже минимальный. Я навёл о её опекуне справки в клубе. Он никто.
Мистер Камэрон кивнул. Глаза его сияли.
– Никто. Никто этого дурня всерьёз не принимает.
Клиффорд улыбнулся
– Речь вообще-то шла о шутке. Впрочем, это-то чем не шутка? Я и сам думал потешиться напоследок...
...Сейчас мистер Камэрон спокойно наблюдал за осуществлением планов мистера Райса - всё же несколько завидуя и недоумевая. Клиффорд был неглуп, остроумен, находчив, но главное, обладал каким-то магическим обаянием, животным магнетизмом, который привлекал к нему девиц, они воистину летели на него, как бабочки на огонь. Самому ему в таком даре было отказано.
Между тем мисс Сомервилл с сожалением сообщила тёте, что опекуна мисс Вейзи среди гостей нет, хоть сама весьма мало надеялась на результаты беседы мистера Уилсона с леди Блэквуд: первый редко понимал, что ему говорили, а вторая никогда не умела говорить с глупцами. Сама мисс Эбигейл продолжала наблюдать за мисс Вейзи - и ещё больше расстраивалась. Она понимала, что не сможет вразумить мисс Джоан, ибо та ненавидела её. Сейчас Эбигейл несколько раз подметила торжествующий взгляд мисс Вейзи, которая не могла удержаться от того, чтобы не выказать ей своё торжество: мистер Райс всё внимание уделял только ей, на соперницу же не обращал никакого внимания!
К Эбигейл подошли подруги - мисс Рейчел Ренн и мисс Мелани Хилл. Рейчел сделала те же наблюдения, что и мисс Сомервилл, и тоже была обеспокоена. Мелани же думала, вернее, была способна думать только о своем милом Остине, предстоящей свадебной церемонии и медовом месяце, который она намеревались провести в Лондоне, но то, что происходило на её глазах, было слишком уж вызывающим.
– Что она делает, Господи...- мисс Рейчел поморщилась, заметив, как мисс Джоан, улыбаясь, увлекает мистера Райса в танцевальный зал.
– А где мистер Уилсон?
– спросила мисс Хилл.
– Его нет, - вздохнула мисс Эбигейл, - тётя тоже искала его, но он не приходил сегодня.
На следующее утро мистер Кейтон совершил вояж, который ни от кого не собирался скрывать. Разыскивая накануне бордель, он приметил в скромном квартале пару букинистических лавок и теперь угнездился в одной из них, зарывшись по самые уши в книжные развалы. Его взгляд - взгляд опытного ценителя - вскоре обрёл немало интересного. Он нашёл "Видения" Анжело де Фолиньо, опус тягучий, но интересный филологу, набрёл на том сочинений Иоанна Рейсбрука Удивительного, готического мистика, в чьей прозе завораживающе сливались порывы веры, сладостные откровения и горечь отчаяния. Энселм помимо воли начал размышлять о противоречивом истолковании догм, о былых ересях, его переполняли парадоксы, мысли о противоречивом хитросплетении сложных
Тут Кейтон вдруг вздрогнул, словно проснулся. Его, оказывается, окликали.
– Кейтон! Господи, что ты там делаешь?
– голос Остина Роуэна прозвучал странно глухо под низкими деревянными потолочными стропилами лавки букиниста.
– Тебе же сейчас на голову тома посыпятся....
Кейтон и вправду оперся на полку, на самом верху которой громоздились тяжелые тома историков. Он осторожно выбрался из-под них, отряхивая пыль с сюртука.
– Напугал ты меня...
Роуэн твердо отрёкся от обвинений, заявив, что даже не думал никого пугать. Внимательно просмотрел пачку томов, уже отобранных сокурсником, с удивлением обнаружив там труды отцов Церкви.
– А мне казалось, ты далёк от этого...
– спокойно проронил он.
Кейтон, довольный находками, был благодушен и незлобив, как агнец.
– Почему же? Поколение за поколением церковь врачевала человечество, несла весть о жестокости жизни, но призывала считать страдания, обиды, тяготы и удары судьбы искупительной жертвой Господу, находила чудные слова утешения и надежды...
– Ну, а это?
– Остин ткнул пальцем в том Шопенгауэра 1819 года, тоже найденный Кейтоном в развалах.
Энселм пожал плечами.
– Шопенгауэр, как и церковь, исходит из того, что жизнь гнусна и несправедлива. Он, как и Фома Кемпийский, горько восклицает: "Что за несчастье - земная жизнь!", проповедует одиночество и нищету духа, говоря, как бы ни складывалась жизнь человека, он будет несчастным: ибо от бедности - горе и боль, а от богатства - непроходимая скука. Он не придумывает никакой панацеи, не пытается смягчить боль... Он не пытается никого лечить, не предлагает никаких снадобий, но его учение о пессимизме - утешение умов избранных, душ возвышенных. Учение это предостерегает от иллюзий, советуя питать как можно меньше надежд и почитать себя счастливцем уже потому, что вам нечаянно не свалился на голову кирпич...
Тут мистера Роуэна окликнули. Оказалось, он зашел к букинисту, пока его невеста задержалась у ювелира.
Кейтон проводил их глазами и вздохнул. Он снова почувствовал себе несчастным и дал себе слово уехать сразу после встречи с отцом.
Глава 19.
"... Это необсуждаемо, но ты мне наивным дураком в этих делах до сих пор не казался...."
Энселм, несмотря на все уговоры тётки поехать на званый ужин к леди Джейн, отказался. Нет. Он останется с Рейсбруком - это лучшее общество. Леди Эмили смирилась и уехала одна, пообещав не задерживаться и вернуться до одиннадцати. Кейтон и вправду удобно устроился с книгой в гостиной, пригрелся у огня и начал подремывать, но вскоре ощутил прилив сил и начал рыться в своих находках. Он гонялся за старыми книгами, как охотничий пёс, копался, как и прочие собиратели, на развалах букинистов, пропадал у старьевщиков. В лавке на Кемпден-роуд ему повезло раздобыть старую латинскую поэму "De laude castitatis", сочиненную Авитусом, архиепископом Вены, в эпоху правления Гондебальда, и он с удовольствием перелистывал её, гордясь тем, как удачно и совсем за бесценок приобрёл её.