Армада
Шрифт:
Что касается обезьян, то их отлавливали и приводили к офицерским кострам. Корабельные врачи, ощупывая и осматривая приматок, признавались, что ничего подобного еще не видели. Видно, здесь обитала какая-то особая порода. Как и докладывали разведчики, на острове обитали одни самки, что было тут же отмечено корабельной молодежью. Пленницы обладали весьма недурными фигурками, кое-кто нашел их даже привлекательными. Несмотря на шерсть и хвосты, все дамы имели маленькие симпатичные груди и почти что человечьи задики. Ловля пошла повсеместная. Остряки с «Чуда» первыми схватились одевать приматок в неизвестно откуда появившиеся платья и кимоно. Попробовали обрить их мордочки – и участники эксперимента были просто ошарашены результатами. Мичман с «Отвратительного» – известный всем циник, бретер и порядочная сволочь – вскричал в кругу собутыльников:
– Господа!
Непонятно зачем он таскал помаду в кармане кителя, но здесь она совершеннейшим образом пригодилась. Тут же схватили обезьяну, которая кокетливо обмахивалась веером.
– Господа! Господа! Это великолепно! – взревели экспериментаторы, ибо результат превзошел все ожидания. Приматка и не думала облизывать губы – напротив, кокетливо принялась поводить глазками.
– А не налить ли этой сучке шампанского? – предлагал все тот же подлец мичман. Налили – и обезьяна, не поморщившись, выдула целый бокал, что вызвало бурный восторг. Тотчас принялись мазать помадой ее подруг – и кто-то уже философски заметил, что, пожалуй, единственное, что отличает этих кокеток от настоящих дамочек, – их очаровательная способность держать язык за зубами.
В то время когда низшее офицерство подобным образом тратило помаду, наиболее отчаянные матросы с крестьянской бесхитростностью принялись пользовать самок, удовлетворяя с ними свои естественные потребности. Их товарищи, поначалу чуть ли не с ужасом наблюдая за этими сценами, вскоре так же склонились к выводу, что, если рассмотреть поближе, самочки не столь и отвратительны, и если ничего больше не светит, то почему бы и нет – тем более, девчонки сыпались с деревьев целыми стадами. Словом, не прошло и суток, как Содом и Гоморра воцарились повсеместно. Эстеты-мичмана еще как-то стеснялись, восклицая: «Может быть, сшить им лифчики из парусины? Ей-ей, неудобно как-то…» Нижние чины обходились без лифчиков и, нещадно спиваясь, спаивали и «манек».
Старшее офицерство, удалясь от всего этого безобразия, предавалось внезапно свалившемуся покою, созерцая водопады и попивая в тени пальм выдержанную часами в ледниковой воде ручьев «Вдову Клико». Те, кто был поактивней, лениво стреляли в крокодилов, пытавшихся время от времени подползать к бивуакам. Судя по результатам, револьверные пули не пробивали толстенных шкур этих отвратительных тварей, но, по крайней мере, хоть ненадолго их отпугивали.
Главврач, поскрипывая шезлонгом, находился в сладостной неге ничегонеделания. Он только что отогнал от себя стеком повизгивающую похотливую обезьянку – одну из тех, которых уже приодели в платья. Стоически прислушивался он к пьяным крикам, визгам и бестолковой, спорадически вспыхивающей револьверной и автоматной стрельбе. Закатное небо раскалилось над островом – на другом конце его в наступающей черноте уже робко проклюнулись звезды.
– Великие смыслы! – воскликнул Главврач измотанному последними событиями Психологу, который чудом разыскал товарища во все усиливающемся хаосе. – Послушайте, коллега, к лешему все и всяческие так называемые великие смыслы!.. Вот что я вам скажу, попирая сейчас, возможно, единственный клочок земли на всей планете и задрав свою античную голову к вечерним небесам! До несколько сбившегося со своего места Альфа Центавра – отсюда два миллиона лет, до Кассиопеи – вовсе несметное их количество. Что уж говорить о туманности Андромеды! Понимаете идею? Великих смыслов не существует. Только маленькие – у каждого свой! Маленькие смыслы – вот что еще может спасти нас, барахтающихся посреди миров, которым плевать на то, сколько муравьев здесь осталось – десять миллиардов или сто тысяч. Вселенная хохочет над нами, мой друг. Нет, хуже, она просто отказывается замечать ту пыль, которая называет себя человечеством. Заметит ли она наше исчезновение? Вряд ли! Посему я буду кормить свою канарейку, а вы пресмыкайтесь перед нашим Аттилой, нашептывайте ему всякие приятные мелочи. Без сомнения, он будет рад им. Сегодня хирурги с «Юда» отличились – провели операцию по отрезанию хвостов у этих женоподобных островных тварей – и вы знаете, все прошло успешно! Доказали, что обезьяны вполне могут конкурировать с женщинами – в чем я, впрочем, и раньше не сомневался! Кажется, работы по производству резиновых и ватных куколок нам уже не грозят. Сервус, старина, выпьем хотя бы за это!..
Совсем недалеко от склонившихся над мензурками друзей, за кустами магнолии плакал отчаявшийся капитан-вертолетчик.
– Все идет, как и заведено, – продолжал разливать эликсир Главврач. – Сегодня, не позднее шести часов вечера, двое молодых людей стрелялись из-за обезьяны. Нонсенс? Фантасмагория? Отнюдь!.. Кстати, оба дуэлянта ранили друг друга. А причина – банальнейшая любовь. Подумать только, не поделить мартышку! Кто бы сказал мне об этом полгода назад, когда мы еще грузились на наши бесполезные галоши!
Безобразия тем временем продолжались.
Помимо грабежей, пожаров и ничем уже неприкрытой зоофилии, к крайней обеспокоенности Первого флаг-капитана, среди подчиненных начали прорастать побеги самого настоящего вольнодумства. Ищейкам Тайного ведомства попался смутьян, прижимающий к груди «Розу Мира». Более того, еретик занимался возмутительными проповедями. Сонмы мародеров мелькали перед этим лейтенантом, с хрюканьем разбегались беспощадно уничтожаемые кабанчики, распутные напомаженные обезьяны тащили на его глазах в пальмовые рощи отбившихся от коллектива матросов, а он готов был без конца рассказывать каждому встречному-поперечному о бессмертии душ и о бесконечном совершенствовании человеков. Лейтенант цитировал целые отрывки о перевернутых вверх ногами анти-городах, химерах, Жруграх и о неизбежном возмездии за каждое, пусть даже самое незначительное зло. Слушателями являлись перепившиеся баталеры, забывшие свое ремесло артиллеристы и прочая бестолковая мелочь, что еще больше встревожило Первого флаг-капитана. Ко всему прочему, ему позарез нужен был зреющий заговор.
Корабельный Торквемада взялся за дело с похвальным рвением. Лейтенантик тут же был доставлен к пылающим кострам адмиральского лагеря.
– Ну и как прикажете с ним поступать? – скорее насмешливо, чем раздраженно вопросил Адмирал Первого флаг-капитана после короткого допроса.
Ответ был поистине иезуитским:
– Бойтесь блаженных! Истинная погибель не от крикунов и бузотеров, но от подобных младенцев с их дурацкими истинами. Весь ужас тех истин – в их космической простоте! И горе царству, если хоть несколько дураков прельстятся подобными идеями. Можно разогнать орду воинов, но что делать с апостолами? И посему – прежде всего избавляйтесь от тех, кто не прочь подставить вам щеку!
Адмирал ничего не смог возразить на столь убедительную аргументацию. Услужливые морпехи-охранники тотчас подбросили в костер дровишек. Правитель приказал отставить кресло подальше, чтоб не пахло горелым мясом, и в свете разгоревшегося пожарища принялся просматривать бумаги. Раздувшаяся от бронежилетов гвардейская стража, не снимающая пальцы со спусковых крючков, преданно торчала позади него.
– Ваше Величество! – на исходе третьей недели пребывания на острове разбудил старикана Первый флаг-капитан. – События выходят из-под контроля…
«Итак, переворот свершен, – наконец-то сообразил Главный механик. – Господи, до чего мы дожили! Старый пердун за какой-нибудь месяц докатился до цезаризма. А чего еще можно было ожидать?»
Стоя позади лакеев и флигель-адъютантов, он незаметно для других отхлебывал из фляжки свое любимое пойло – ядреную мешанину из джина и текилы. Подобная смесь переворачивала внутренности. Время от времени Механик рыгал, как дракон. Добродушный корабельный романтик был прав: все, что прежде тайно затевалось придворной камарильей, в одно прекрасное утро обрело силу закона – толпа льстецов мгновенно превратилась в касту вельмож, лейтеха-морпех – в преданного мамелюка Рустама, Особый корпус во главе со своим дуболомом – в гвардию. Пока остальное стотысячное стадо бегало и разоряло остров, Первый флаг-капитан не терял времени – и был вознагражден за бессонные ночи.