Армада
Шрифт:
– Что вы имеете в виду? – еще раз всхлипнул Психолог.
Главврач ухмыльнулся:
– Прежде всего, я имею в виду то, что нам, как биологическому виду, не привыкать к одиночеству. Человечество, мир его праху, само по себе было вселенски одиноко в своем существовании. И вынуждено было прозябать на ничтожном шарике посреди невообразимой, немыслимой космической пустоты. Но тем не менее оно ведь не сходило с ума от сознания собственного ничтожества и в конце концов всегда находило себе миллионы различных смыслов. Писатели писали, врачи лечили, жестянщики лудили посуду и Македонские то и дело старались захватить лучший из миров. И все как-то спасались! Так в чем же дело, коллега?
– Не понимаю вас, – вздохнул Главный психолог, которому сивуха здорово ударила в голову.
– Что же тут понимать, батенька. Наполните свой мирок, пусть даже ограниченный (а у кого он не ограничен?), хоть каким-нибудь смыслом – и одиночество, этот предвестник помешательства, отступит. И здесь нужно быть хитрее, умнее прочих.
– Нет, не понимаю, – шептал несчастный.
Главврач
– Подскажите старику, пользуясь своим положением, что делать. Станьте его советником – и тогда вы себе и мне обеспечите место в стае. Хомо хомини люпус эст. Да очнитесь же! Этот дряхлеющий патриарх неизбежно окажется перед выбором: либо он будет сожран более молодыми и честолюбивыми негодяями, либо немедленно возьмет власть в свои руки и покажет сброду, кто здесь хозяин. И именно сейчас я и вы со своими знаниями человеческой природы будем ему просто необходимы. Подскажите ему, как создать тайную полицию и укрепить свое положение, натравливая одного на другого. Как выстроить идеологию, пусть даже высосанную из пальца! Как заморочить головы сказкой про чудом сохранившийся клочок земли. Как найти заменитель женщин – хоть кукол наделать – но ни в коем случае не допустить мужеложства. Не буду вам даже и доказывать, что из-за педерастов рушились целые империи. В муравейнике должен быть свой фараон, коллега. Должно быть все, на чем держится власть – страх, плетка, ложь. Если вы вовремя все это ему не подскажете, вас опередят другие. Кто успел, тот и съел. Так что – немедленно ступайте к нашему бульдогу. Становитесь его советником, союзником, влезайте к нему в доверие. Не гнушайтесь ничем. Вспомните Макиавелли. Идеи правят миром, так дайте ему идею! И тогда ни мне, ни вам не придется ни о чем жалеть. Мы очутились в идиотском положении, но выход очевиден. Нечего изобретать велосипед… Дерзайте, дерзайте, и не забывайте про меня.
– Мы сейчас пьяны, – пробовал было робко возразить Психолог.
– Скифы принимали важные решения во хмелю – и решения, как правило, оказывались самыми верными!
Произнеся эту иезуитскую речь, Главврач тяпнул еще одну мензурку своего огненного пойла и торжественно закурил «Матросскую душу» – он любил, чтобы дым раздирал горло, словно наждачная бумага.
Между тем бульдог метался взад-вперед по огромному пространству командирской рубки. Приступы бешенства не помогали. Временами, натыкаясь на любимое кресло, Адмирал падал в него и ненадолго погружался в ужасный, клееный какими-то клочьями, отрывочный сон. Почивший в Бозе Президент был там, и унылое «драповое пальто» со своим речитативом – тоже. Танковые генералы кричали, что ими опробован новый танк с бездонной пушкой, которому не страшен океан и который заменит все корабли, так как умеет нырять и плавать. Это были кошмары, достойные генерала Хлудова. Иногда, в полной бесповоротной тоске Адмирал посещал мостик. Во все стороны был виден отсюда проклятый океан. Корабли, как утята, послушным выводком выстроились за «Убийцей». Изредка, то один, то другой эсминец вырывался из строя и, форсируя турбины, уходил за горизонт в безнадежный поиск. Кроме этого, каждый день с «Чуда» и «Юда» взлетало по одному разведчику, но доклады не радовали. Время крутилось, словно скрипучее колесо. Изредка зарницы гуляли по небосклону, грозовели облака, без толку проливая свою обильную влагу. Оранжевое солнце выкатывалось из не имеющей дна морской глубины и с такой же неотвратимостью ныряло в нее. По ночам перемешавшиеся звезды тупо пялились на бесполезные корабли.
– Господин Адмирал! – проснулось радио. – К вам рвутся!
Два морпеха на посту тремя ярусами ниже командирской рубки уже готовились выбросить «во тьму египетскую» отчаянно брыкающегося Главного психолога, однако тот продолжал вопить с решимостью обреченного: «Мне нужно к господину Адмиралу! Немедленно! Вопрос жизни и смерти!» Адмирал услышал отчаянные крики по не отключенной ретрансляции и распорядился:
– Пропустите его!
Морпехи с сожалением ослабили хватку и впихнули психолога в адмиральский лифт. Тихо жужжа, лифт унес ввысь столь презираемого настоящими кадровиками корабельного интеллигента. После этого там, наверху, на целые сутки воцарилась царственная тишина.
Тем временем на Армаде продолжали вертеться валы турбин, вовсю руладили боцманские дудки, а в башнях и установках ежедневно проворачивались механизмы. Огромная масса людей принимала в строго отведенные часы пищу, мылась, скреблась, драила кнехты, выставлялась в наряды и отправлялась в судовые лазареты. Атомные часы флагмана отсчитывали тысячные доли секунд. Отрывались календарные листы. Оркестры для поднятия духа исправно играли «Яблочко» и новый марш «Что ты, братец, приуныл, голову повесил». Загнанные в ангары для танков морские пехотинцы рвали на части живых крыс. Пустые бутылки, нескончаемым потоком поставляемые из кают-компаний линкора, разбивались о сверкающие, словно яйца, головы. Морпехи славились боевым духом. Это была та замечательная спартанская среда, в которой даже самые простые размышления карались беспощадным остракизмом. Господа офицеры Особого корпуса забавлялись тем, что беспрерывно кидали навахи в специальные деревянные щиты. Особым шиком считалось выставить у щита рядового и пригвоздить ножом к дереву его берет. Кроме подобных забав, местные вильгельмы телли тешились «русской рулеткой» – удивительно, но еще не было ни одного несчастного
Психолог не зря нанес визит в командирскую рубку. Экипажи вновь были согнаны на палубы, и по всем динамикам, словно раскаты грома, прогремела первая часть пятой симфонии Бетховена. Адмирал начал свою знаменитую речь. Потрясенные моряки узнали, что где-то на севере еще осталась земля. Кроме того, рядовые и офицеры зарубили себе на носу – паникеры, которые осмелятся усомниться в этом, моментально отправятся под трибунал. Религиозные службы на кораблях решено было отправлять постоянно и со всей пышностью. Священникам вводилось в обязанность молить небеса о скорейшей встрече с оставшимся клочком суши. Кроме всего прочего, ксендзам строго-настрого приказали не поднимать никаких дискуссий об истинной вере. Раввин предупреждался о недопустимости возвеличивания сынов Израиля в ущерб остальным смертным (однажды он уже был замечен в подобном). За подозрение в педерастии виновные подвергались мучительному килеванию. За малую провинность секли и сажали в карцер, за более грубую – бросали в трюмы. Разумеется, Адмирал брал на себя всю полноту власти. Назначалось Особое ведомство, которое с этой минуты наблюдало за порядком. Армада выслушала старика с убийственным молчанием, без комментариев даже со стороны фрондеров-мичманов, и после свистков «Разойдись» потопала по камбузам и вахтам.
– Курс – Норд! – распорядился Адмирал. – Только Норд и ничего, кроме Норда. Мы дойдем до Северного полюса. Там должны быть хотя бы медведи на льдинах!
Стоящая позади камарилья выслушала приказ с предельным вниманием. Прошел слушок о том, что реорганизация Штаба продолжится. Все уже знали, кто явился при старике серым кардиналом – зависть клубилась над штабными плотным сигаретным облаком. На Главного психолога, высохшего за эти судьбоносные дни, изредка бросали весьма выразительные взгляды. Впрочем, «капразы» и адмиралы башен старались не встречаться глазами с фаворитом – кто знает, что на уме у этого обнаглевшего выскочки. Относясь к взлетевшему интеллигентишке с неизменным презрением, все тем не менее прикусили языки и с опаской поглядывали на листок, который он нервно мял, – Психолог готовился зачитать новые назначения.
– Мы проходим по Америке, – прошептал донельзя взволнованный Главный штурман Первому флаг-капитану.
– То есть?
– Если верить моим подсчетам, проплываем сейчас над штатом Вермонт, не сойти мне с этого места. С ума можно тронуться – под нами железные дороги и пастбища!
Первый флаг-капитан брезгливо поморщился – Америка его больше не занимала. Как и прочие, он ревностно следил за листком Главного психолога. Откровение штурмана ни на кого не произвело впечатления. Бедняга долго не мог успокоиться, поглядывал на бесполезный нактоуз и, по-прежнему подходя то к одному, то к другому офицеру, горестно шептал:
– Подумать только! Вот-вот спокойненько пересечем береговую линию Канады. Все поглотила проклятая бездна! Что делать с картами? Мы просто свихнемся, даю вам честное слово.
Уже упомянутый мичман с «Чуда» был потрясен развернувшимися событиями не менее прочих. Немного придя в себя, со всей неистребимой и бестолковой энергией молодости он предался чтению и днями не выходил из каюты. После того как юноша залпом проглотил «Тайну тамплиеров» Ловуазьена, адепт-библиотекарь тотчас предложил «Розенкрейцеров» Дюссона и «Розу и крест» Капоняка. Начитавшись до одури, с замиранием сердца, подобно водолазу, вновь и вновь погружался теперь мичман в зеленоватую глубину коридоров вселенской библиотеки. Бродя по ее кругам, забираясь на лесенки и вытаскивая наугад то одну, то другую книгу, он все более впадал в какой-то мистический, не испытанный ранее экстаз. Так, в секторе «Б» он раскрыл изданный в Лондоне в 1897 году роскошный атлас Боудинга – и долгое время разглядывал Евразию, нанесенную на карты с фотографической точностью. Вспомнив о том, что ничего этого более не существует, мичман даже немного поплакал. Британская энциклопедия потрясла его. Один за другим доставались пахнущие плесенью тома, и ломко хрустели страницы. Некоторые листы слипались – видно, их еще не касалась человеческая рука. Следом были найдены труды Авиценны перевода 1756 года, справочники на арабском и переводы с французского египетской эпиграфики и шумерских табличек. Исчезнувшая цивилизация явственно жила здесь и дышала в затылок.
– Корнелиус. «Суть деяний», – заявил лейтенант-библиотекарь, в очередной раз встречая неофита. – Самое загадочное произведение. По всей видимости, оно было переведено только однажды. Какой-то францисканец сходил с ума от безделья в своем монастыре и решил на досуге заняться подобным переводом. Не знаю, что его подвигло на труд, но нигде более я не встречал подобного! Не сомневаюсь – Игнатий Лойола не подозревал о существовании столь выдающейся книги! Корнелиус возглавлял Орден Орденов, самое тайное из всех тайных обществ, по всей видимости, еще более древнее, чем Сионский Приорат – рукопись датирована вторым веком от Рождества Христова. Так что, следом за Вольфангом Кастальским с его «Историей строительства Нотр Дам де Пари» немедленно приступайте к ознакомлению. Ни Сен-Симон, ни Фурье, ни Маркс не смогли так обнажить корни бедности и богатства, юноша. Никому еще не удавалось создать столь блестяще законспирированную мировую организацию, корни которой просматриваются позднее во всех без исключения тайных обществах – от иоаннитов до карбонариев и сионистов включительно.