Армагеддон. 1453
Шрифт:
– Я делаю это для себя, – ответил он и потянулся за рубашкой.
Оба молча пили воду. Конечно, она уходит, думал Григорий. С чего ей оставаться? Ему не нравилось чувство, которое он испытывал. Скорей бы она ушла, и это чувство ушло вместе с ней. И тут он понял, что спрашивает о чем-то другом. О противоположном.
– Тебе непременно нужно идти?
– Непременно. – Лейла рассмеялась, увидев его лицо. – Но я могу скоро вернуться. Если тебя это порадует. Я еду недалеко.
– Меня это порадует, – сказал он, слишком поспешно; потом вспомнил. – Но я тоже должен сегодня уехать. Меня не будет… несколько месяцев. Потом я вернусь. – Он помешкал… но все равно сказал: – Ты встретишь меня здесь?
Лейла обдумывала его слова – и вспомнила свое видение.
– Здесь? Возможно, мы встретимся где-нибудь… где теплее? – Она огляделась и улыбнулась. – И с мебелью.
Он тоже огляделся, увидел комнату ее глазами. Забывшись в страсти, они могли быть где угодно. Но в утреннем свете…
– Идем, – неожиданно предложил он, поставил бутыль и взял женщину за руку. Подвел ее через комнату к другому забранному ставнями окну. Открыл ставни и сказал: – Смотри.
– На что?
– На вид.
Она рассмеялась, посмотрела. Это и вправду был вид. Они стояли на вершине. Слева ниспадали ступенями красночерепичные крыши, дома клонились в переулки, прорезавшие город. Прямо под ними, в броске камня, бежали городские стены, уходя вниз и открывая вид на море, искрящееся под зимним солнцем. Шебеки с косыми парусами в красную полоску и высокобортые каракки шли в гавань, лавируя против ветра. А неподалеку остров тянул к небу поросшие соснами склоны.
– У меня есть дом, – сказал Григорий, – но именно за этот вид я заплатил столько золота. Сейчас мне нужно гораздо больше, и я построю что-нибудь достойное его.
Он обвел рукой просторы неба и моря.
– В Византии был поэт, он жил почти тысячу лет назад. Его звали Павел, и он сказал: «Комната с хорошим видом – владение надежней добродетели». – Рассмеялся. – Поскольку у меня мало добродетелей, я довольствуюсь этим видом.
Византия, подумала Лейла, удовлетворенная, что он сам упомянул место ее видения.
– Почему здесь? – спросила она. – Почему не там? – Она прижалась к нему и тихо продолжила: – Ведь ты из Константинополя, не так ли?
Его глаза прищурились поверх слоновой кости:
– Откуда ты знаешь?
– Суть моей жизни – знание людей, – ответила женщина. – Твое произношение выдает Восток, с изысканным оттенком. Я бы сказала, что ты из самого города и родился в знатной семье.
– Возможно, – проворчал Григорий.
– Тогда почему бы не вернуться туда? Там виды, о которых говорит твой поэт. – Ее глаза вглядывались в него. – И там твое сердце, верно?
– Нет!
Григорий сам удивился, с какой яростью выкрикнул это слово, потом вспомнил, что уже открыл этой незнакомке. И потому не оборвал себя, как поступал прежде:
– Этот город взял мое сердце и разбил его. Он забрал мое лицо и уничтожил. Это прогнившее место, оно вот-вот получит смертельную рану, и я… я буду счастлив. – Он посмотрел на восток, и продолжил тише, но с той же силой: – Я никогда не вернусь туда, даже позлорадствовать над его почерневшими камнями. Никогда!
Вновь страсть, но другого рода. Лейле нравились страстные мужчины. И ей всегда было интересно наблюдать, как мужчина заявляет: он не будет делать то, что должен.
В тишине, повисшей после шторма, начал бить колокол. Женщина насчитала десять ударов.
– Мне пора идти, – сказала она.
Гнев Григория утих.
– Как и мне, – сказал он и взял ее за руку. – Я действительно буду рад, если ты вернешься.
– А я действительно буду рада вернуться.
Она крепко пожала ему руку, потом отступила:
– У тебя есть какое-то место, где я могу… облегчиться?
Он указал на заднюю дверь. Лейла взяла свою сумку и вышла в закрытый дворик. Присела на корточки, потом, вздрагивая, вымылась дождевой водой.
Когда она вернулась, Григорий уже оделся. Женщина тоже закончила одеваться, а потом оба натянули свои маски. И уставились друг на друга.
– Ну, – наконец заметила она, – голым ты мне нравился больше.
Григорий усмехнулся:
– Как и ты мне. Но торговец камнем, с которым я встречаюсь, этого не оценит.
Он открыл дверь и наклонился подобрать свой мешок и еще какой-то предмет. Лейла улыбнулась:
– Торговцы камнем ценят арбалеты?
Мужчина снова рассмеялся:
– Там, куда я поеду, хорошая охота.
Она смотрела на оружие. Превосходный образец, простой, без украшений. Практичный. У нее был почти такой же, на судне.
– И ты хорошо владеешь им?
– Как подмастерье, только и всего.
Они больше не заговаривали друг с другом, пока он вел ее по переулкам к гавани, вдоль причалов к судну. Капитан подозрительно взглянул на них, потом взял у нее мешок.
Лейла обернулась, но Григорий уже шел прочь.
– Ты знаешь, где я! – крикнул он. – Возвращайся, если пожелаешь.
Она не возражала против такого грубоватого прощания. Мало того, наслаждалась, глядя, как видение из ее сна становится явью на сверкающем причале Рагузы. Лейла едва не поддалась искушению последовать за ним и посмотреть, не приведет ли он ее прямо к книге Гебера. Но потом вспомнила: судьба ждет в другом городе, в том, куда он поклялся никогда не возвращаться, в том, к которому он сейчас шел – хотя она не могла сейчас разглядеть, каким путем.
Глава 6
Спасение
– У шотландского джентльмена есть только один способ встретить смерть, коровья ты задница, – провозгласил Джон Грант. – Как только примирился с Богом, он должен полностью, всецело и всеобъемлюще напиться!
Он говорил на родном гэльском, подчеркивая горлом и языком то гортанное произношение, которое так любила слушать его публика. Они считали его германцем и не верили ничему иному. Но когда Джон высоко поднял кубок, они наконец-то догадались, разразились ответными невразумительными тостами и принялись осушать свои кубки.