Артуриана
Шрифт:
Это был Ланселот, он не мог ответить иначе, душа рыцаря была верной и, раз избрав объект любви, он бы уже не отступился. Я знала, конечно, знала, что именно так он и ответит, и все равно, его ответ погрузил меня в бездну отчаяния. Разве я не достойна любви? Чем хуже я других женщин, чем хуже той же леди Гвиневеры? Гнев заполнил мое сердце, и я с досадой вырвала руки и отошла к окну. Долго-долго стояла, а потом с горящими глазами обернулась к Ланселоту.
— Что ж, да будет так! — воскликнула я. — Ты хочешь, чтобы сохранила я тебе твою волю и твой разум? Я дарила тебе свою любовь, но ты отверг меня, ты предпочел другую, которая и знать тебя не хочет! Чужую жену, жену твоего господина! Разве таким должен быть благородный рыцарь? Ты знаешь, что нет. И потому свое наказание ты заслужил! Я не стану накладывать на тебя чары, но и свободы ты не получишь. И в Камелот не вернешься! Знаешь ли, где ты находишься, сэр Ланселот? Думаешь, ты в чудесном дворце, посреди Броселианда? Так знай, что в Броселианде нет дворцов! Эту долину создала я. И назвала ее «Долина без возврата», ибо нет отсюда обратной дороги! Каждый выход заколдован, никогда тебе ее не покинуть.
И любой рыцарь или просто мужчина, чья нога ступит сюда, не сможет найти выход и останется здесь навеки, а попытавшись выйти, обратиться в камень и будет стоять недвижимо, как те скалы, что окружают долину. И здесь вы будете жить в иллюзии до тех пор, пока это угодно мне. Я все сказала, да будет так!
Я взмахнула руками и вспыхнул воздух, создав магическую стену, отгородившую отныне Долину без возврата от всего мира. И я покинула дворец и ушла, оставив Ланселота одного.
Вернулась обратно, в хижину Нинианы, к своим юным воспитанницам. И каждый раз, когда шел через Долину без возврата мужчина, он оставался там, и напрасно искали его родные и близкие, напрасно думали, что эльфы или разбойники похитили его. Он становился навеки моим пленником, вместе с прекрасным рыцарем, по которому так тосковал весь Камелот.
Сама я иногда наведывалась в долину, очаровывала красивых рыцарей, что попадались в мои сети, но больше скучала и приходила все реже. Ланселот избегал меня, я видела, что он походил на тень, становясь печальнее и бледнее день ото дня. Жизнь постепенно покидала его, а некогда могучие силы лучшего рыцаря Камелота подходили к концу.
Так бы и остались Ланселот и другие рыцари пленниками Долины без возврата на веки вечные, потому что сердце мое отныне не знало жалости, если бы не Мерлин и Ниниана. До Мерлина дошли слухи, что Ланселот так и не возвратился к королю Артуру, ничего не знал о нем и матушка. Вспомнил тогда старый волшебник, как настойчиво спрашивала я рецепт зелья и быстро догадался, что к чему. Заметил он также, что я стала надолго отлучаться и пропадать, иногда меня не было от луны до луны. Мерлин решил проследить за мной и нашел путь в Долину без возврата и увидел призрачный дворец, в котором томились мои пленники.
Но так как он не был молодым мужчиной, да к тому же был волшебником, ему удалось преодолеть притяжение долины, а в его сердце возникла жалость к узникам, что томились там. Мудрый друид понимал, что бесполезно говорить со мной и просить меня выпустить пленников. Потому попытался снять чары с помощью своего колдовства и впервые узнал, что отныне мои силы превосходят его могущество. Снова и снова пытался волшебник разрушить чары — и лишь только устал понапрасну, ничего не вышло.
Тогда призвал он на помощь Владычицу озера, Ниниану, некогда самую могущественную волшебницу в мире, хозяйку лесов Броселианда, и попыталась Ниниана разрушить магическую стену, но, как и старый чародей, потерпела поражение.
Ничего не оставалось им, кроме как объединить усилия, что они и сделали, в сердцах их теплилась надежда, что, хотя бы вдвоем, они превосходят меня, — так и вышло. Рухнула магическая стена, рыцари были освобождены и, радостные, вернулись в родные дома. А сэр Ланселот быстрее вихря помчался туда, куда стремилось его сердце, — в Логрес, ко двору короля Артура.
Мерлин и Ниниана побранили меня за содеянное, я же чувствовала досаду: моя чудесная долина разрушена, ее не восстановить, чертовы колдуны поставили заклятья на каждом шагу! Пленники разбежались, и Ланселот ускользнул от меня! Но еще сильнее, чем потеря возлюбленного, беспокоило меня, что другие, пусть и объединившись, все же смогли превзойти мою магию. Мне же нужна была великая сила, большая, чем была у меня теперь, и чтобы получить ее, я готовилась пойти на многое. Я хотела стать самой сильной волшебницей в мире. И со временем случай помог мне добиться желаемого.
Глава 9. Ведьмина лестница
Я не сдалась, и когда моя «Долина без возврата» была разрушена объединившимися против меня чародеями, удалилась в чащу, забралась на пригорок и села вязать ведьмину лестницу.
Вязала ее из темных ниток, заливая воском черных свечей. Вплетала птичьи перья, нанизывала каменные бусины и золотые монеты. Вязала узлы крепко-крепко, и все спорилось в моих руках, работа шла хорошо. Закрывая глаза, представляла то, что желала получить, наговаривала на каждый узел заклинание, и не добрыми были те слова, — желала себе могущества, власти абсолютной над сердцами людей. Хотела быть королевой сердец, как Гвиневера, но не знала тогда, что иначе сбываются наши слова. Боги слышат, но пройдя через сумеречное зеркало, наша просьба уже не та, что послали мы, ответ же их и вовсе может вернуться измененным до неузнаваемости.
Это люди хитры и коварны, боги же прямолинейны и чисты, и потому, случается, воспринимают просьбы слишком буквально. Вот и мою просьбу о власти над сердцами людей, восприняли они иначе, чем виделось мне.
Много дней и ночей, не прерываясь даже на сон, находясь в колдовском экстазе, плела я свою лестницу и успокоилась, лишь когда она была готова, а последний узел завязан. Тогда встала я, спустилась с пригорка, потирая затекшие руки, разминая ноги, что почти не слушались меня.
Но сумела дойти до главного тракта Броселианда, потому что сегодня было полнолуние, потому что сегодня на перекрестке мне нужно закопать то, что я сплела. Мрачным получилось мое заклятие, пугающе выглядела и лестница. Никогда, думаю, ни одна ведьма до меня не создавала ничего, что обладало бы такой могучей темной силой. Стоя на перекрестке, вытащила из складок платья серебряный нож, провела острым лезвием по ладони, и вытекли капли крови ведьмы, чтобы завершить ритуал и усилить магический амулет.
После закопала лестницу на перекрестке и, не оборачиваясь, пошла прочь. Самым сложным было ни разу не обернуться, чтобы не видеть того или тех, кто пришел, почуяв мой призыв.
Спустя время ощутила, что началось действие темной магии, Мерлин и Ниниана не знали, что не отступилась я от своей мести — пусть не было больше моей иллюзорной долины, но теперь перекресток стал новой ловушкой для неверных мужчин, которых могу обратить в каменный обелиск, если будет на то моя воля.
И в дни, когда было мне угодно, просиживала я допоздна на перекрестке, надеясь, что приведет сюда тропа случайного путника. Но чаще всего уходила ни с чем. Иногда правда, шли крестьяне, но до того старые и уродливые, что не хотелось им мстить — им уже отомстила жизнь. И отпускала я их подобру-поздорову. Как-то раз мимо проходили и крестьянские женщины, на них магия не действовала. Несколько раз в мои сети угождали молодые охотники, но они были скучны, а обращенные в камень становились еще скучнее, и потому тоже были отпущены на свободу.
Я пригорюнилась, чувствуя, что могучая магия, созданная колдовским ритуалом, пропадает понапрасну, сила моя жила в амулете, но не было никого, к кому можно было ее применить. Напрасно ждала я возвращения сэра Ланселота, в глубине души отлично понимала, что после всего случившегося, не вернется он больше в эти края, возможно когда-нибудь, но не теперь. Пока слишком сильны в его душе воспоминания о заточении в моем дворце, о той власти, что была у меня над ним. А равного ему не встретить никогда!
Иногда вспоминала я о моем брате Артуре, думала о его бескорыстной любви и не понимала, как подобное возможно. Артур никогда не хотел мне отомстить, никогда не пытался удержать силой. Не просил Мерлина подмешать в мое вино любовный напиток. Нет, он был благороден, верен и всегда приходил на помощь, если я в нем нуждалась, не требуя ничего взамен. Наверное, я не умела любить так, как он. А возможно, мой младший брат попросту глуп.
Но все же день настал. Точнее, настала ночь очередного полнолуния: луна в небе напоминала огромный бледно-желтый диск, она казалась такой большой и светила столь ярко, что на лесной поляне было светло, как днем.