Атаман А.И. Дутов

Ганин Андрей Владиславович

Выпущенные при Дутове местные денежные знаки уже в 1919 г. были изъяты красными из оборота, причём в ходе их упразднения какие-либо компенсации не предполагались. Разумеется, эта мера ударила прежде всего по простым людям. Однако, как сообщалось в обращении оренбургского губисполкома к трудящимся губернии от 8 августа 1919 г., «пусть знают все враги трудового народа, что рабоче-крестьянская власть не признаёт за белогвардейскими бандами права на выпуск фабрикуемых ими «денежных знаков»…» [1675] . Чтобы сбавить возможное недовольство, было обещано в качестве компенсации выплатить «трудящимся» (рабочим, крестьянам, красноармейцам и служащим) сумму в пределах их двухнедельного заработка.

1675

Гражданская война в Оренбуржье… С. 246.

Подводя итог, отмечу, что в период Гражданской войны государство и общество, в том числе и в Южно-Уральском регионе, понесли колоссальные потери. Внушительные материальные потери повлекли за собой потери социальные. Тяжелейший системный кризис охватил все отрасли промышленности и сельского хозяйства. Производительность труда резко снизилась. Прежние экономические связи были нарушены изоляцией рассматриваемого региона фронтами Гражданской войны, а также недостаточной насыщенностью железными дорогами. Как следствие, произошёл стремительный взлёт цен на основные продукты и размах спекуляции. Дутов активно пытался переломить ситуацию, однако удавалось

осуществить немногое. В условиях оставления белыми Поволжья и Приуралья в 1918–1919 гг. резко возросли миграции населения, в Оренбургской губернии значительно увеличилось число беженцев, отступавших вместе с армией из опасения быть захваченными красными. Беженцы нуждались в государственной поддержке даже в большем объёме, чем осёдлое население. На социальную помощь населению нужны были деньги, а их у Дутова не было. Атаман пытался решать проблему при помощи усиления вмешательства государства в экономику, а также включения печатного станка. Это способствовало лишь частичному решению проблемы. Во всяком случае, роста цен при условии их государственного регулирования в 1918–1919 гг. в Оренбуржье не наблюдалось. Однако, несмотря ни на что, один из основных показателей эффективности социальной политики — уровень жизни населения — в 1918–1919 гг. был невысок по всей России, что обусловлено как обстоятельствами вооружённой борьбы на территории страны, так и социально-экономическим кризисом с его последствиями (дороговизной, нехваткой одежды, топлива, продовольствия, медицинского обслуживания). В этих условиях можно говорить лишь о задаче власти облегчить участь населения. На мой взгляд, с этой задачей казачья администрация на Южном Урале справилась. И хотя административно-принудительные рычаги регулирования хозяйственной деятельности, по сути аналогичные рычагам политики военного коммунизма большевиков, белой администрацией рассматривались как исключение, тем не менее именно эти исключительные меры получили тогда широкое распространение и у белых [1676] .

1676

Рынков В.М. Место и роль реквизиций в экономической политике антибольшевистских правительств Сибири // История белой Сибири: Материалы 5-й международной научной конференции. 4–5 февраля 2003 г. Кемерово, 2003. С. 288.

В целом тяжёлое положение подконтрольного Дутову региона в социально-экономическом отношении практически не отличалось от общероссийской ситуации. Однако оно резко контрастирует с большевистскими заявлениями на этот счёт. Любопытно одно из них от 4 июля 1919 г.: «Казацкие громилы, которые идут к нам с пиками и плетью, жгут наш хлеб, топчут поля, вырезывают лучших рабочих. За ними — иностранные танки, с ними офицерство и генералы, у них горы золота. Ибо за их спиной капитал всего мира» [1677] . Как видно, население подконтрольной белым территории вовсе не купалось в золоте, а терпело лишения, немногим меньшие, чем лишения населения Советской России.

1677

Постановление соединённого заседания ВЦИК советов, Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов, Всероссийского совета профсоюзов и представителей фабрично-заводских комитетов Москвы от 4 июля 1919 г. // Декреты советской власти. Т. V. 1 апреля — 31 июля 1919 г. М., 1971. С. 333.

Национальная и конфессиональная политика Дутова

Многонациональный и многоконфессиональный регион, равно как и такое же по составу казачье войско, которые возглавил Дутов в столь неспокойное время, требовали реализации продуманной и осторожной политики в национальном и конфессиональном вопросах, и, в отличие от многих белых генералов, понимание этого у Дутова, как человека с детства знакомого с местными реалиями, безусловно, было. Сам Александр Ильич был верующим православным человеком. Как уже отмечалось, в своём письме Верховному Правителю адмиралу А.В. Колчаку от 24 апреля 1919 г. Дутов писал: «Во многих сёлах нет священников, хоронят без церкви, крестят без обряда и т.д. всё это в деревнях приучает к безверию и распущенности. Религия — основа Руси, без неё будет страшно. Вот куда должна быть направлена политика Мин[истерства] вну[тренних] дел… Я очень и очень озабочен деревней и потому так и пишу…» [1678] О многом говорит тот факт, что при отступлении из Семиречья в Китай в 1920 г. через горный перевал Кара-Сарык Дутову и его спутникам пришлось бросить почти всё имущество, но Табынская икона Божьей Матери, несмотря ни на что, была ими сохранена. Сам Дутов в 1919 г. отмечал, что «…одна из твёрдых основ всякого государства — это религия, семья и школа. Последние десятки лет было сделано многое, к сожалению, чтобы убить в народе религиозное чувство. Не стоит, конечно, говорить о большевиках, которые православную русскую веру отдали на посмеяние…» [1679] .

1678

ГА РФ. Ф. Р-341. Оп. 1. Д. 52. Л. 63.

1679

Цит. по: Марковчин В.В. Указ. соч. С. 61.

Религия всё же продолжала играть определённую роль и в среде рядового казачества. В частности, казаки 9-го Оренбургского казачьего полка спасли от красных крест и Евангелие полковой церкви [1680] . А штаб Оренбургского военного округа был вынужден издать в сентябре 1918 г. даже специальное распоряжение об обстреле при необходимости любых укреплённых узлов, не исключая и колоколен [1681] . По всей видимости, казаки-артиллеристы считали стрельбу по церковным зданиям богохульством и не решались стрелять. Осенью 1918 г. многие станицы выступили в защиту православной церкви и за сохранение преподавания Закона Божия в школах [1682] . При этом Гражданская война и экономический кризис вносили свои коррективы и в дела церкви. В Юго-Западной армии не было полковых священников (такая же ситуация была в оренбургских казачьих полках в годы Первой мировой войны), поскольку их установление потребовало бы расхода в 2 миллиона руб., на что у Дутова не было денег [1683] .

1680

ГАОО. Ф. Р-1912. Оп. 2. Д. 22. Ч. 2. Л. 152.

1681

РГВА. Ф. 39477. Оп. 1. Д. 3. Л. 25.

1682

ГА РФ. Ф. Р-1561. Оп. 1. Д. 174. Л. 9, 11об.

1683

Оренбургский край. 1918. № 107. 09.11. С. 2.

В отношении церкви, как и в других вопросах, Дутов отстаивал как можно более широкие полномочия Оренбурга. В частности, Оренбург в 1918 г. выступил против выделения Челябинского и Кустанайского викариатств в отдельную от Оренбургской епархию [1684] . Во главе последней с 1914 г. находился епископ (с 12 апреля 1918 г. — архиепископ) Мефодий (М.Л. Герасимов), всецело поддерживавший Дутова.

В августе 1918 г. был опубликован приказ управляющего военным ведомством Комуча о воспрещении печати сообщений, содержащих «возбуждение

или призыв к активным действиям на почве национальной розни» [1685] . Оренбургский атаман и сам понимал это и пытался не допустить разжигания национальной розни и притеснения представителей каких бы то ни было национальностей на подведомственной ему территории. Более того, он активно привлекал к участию в антибольшевистском движении мусульманское население [киргизов (казахов), башкир, татар], выпускал обращения к мусульманам с призывом поддержать белых. «Киргизы и башкиры, — отмечал он в апреле 1919 г., — это элемент, безусловно, государственно настроенный» [1686] . Как уже говорилось, оренбургский атаман содействовал формированию и вооружению башкирских и киргизских частей, снабжал башкир оружием и деньгами [1687] . Кстати, личный состав 1-го Башкирского полка в качестве отличительного знака имел на левом рукаве мусульманскую эмблему — синий щиток с белым полумесяцем [1688] .

1684

Оренбургский казачий вестник. 1918. № 58. 14.09. С. 5.

1685

РГВА. Ф. 39477. Оп. 1. Д. 1. Л. 156.

1686

Русская армия. 1919. № 78. 15.04. С. 3.

1687

Национально-государственное устройство Башкортостана (1917–1925 гг.): Документы и материалы. В 4 т. Т. 1. Уфа, 2002. С. 246, 355; Т. 2. Ч. 1 Уфа, 2002. С. 481.

1688

Оренбургский казачий вестник. 1918. № 31. 09.08. С. 3.

Впрочем, офицеры этих частей были в основном русскими (более жёстко придерживаться этого принципа Дутов стал, по всей видимости, после измены Валидова). Боевые качества национальных частей оценивались современниками достаточно высоко. Показателем доверия Дутова было наличие у него личного киргизского конвоя, носившего особую форму — черкески, красные бешметы и меховые шапки с красным верхом [1689] . Специальным приказом оренбургский атаман, угрожая военно-полевым судом, требовал от казаков прекращения реквизиций скота и инвентаря у киргизов и гражданского населения вообще [1690] . Понимая важность религии в жизни населения, Дутов в своих приказах не забывал поздравить как православных, так и мусульман с их религиозными праздниками. Во время мусульманских праздников предписывалось освобождать солдат и казаков-мусульман от служебных обязанностей и улучшать им пищу [1691] .

1689

Khvostov M. The Russian Civil war (2). White armies. Men-at-arms 305. Oxford, 2004. P. 36.

1690

РГВА. Ф. 40327. Оп. 1. Д. 16. Л. 161.

1691

РГВА. Ф. 39477. Оп. 1. Д. 1. Л. 290.

Дутов не препятствовал работе на подконтрольной ему территории башкирского и киргизского правительств [1692] , был открыт для сотрудничества во имя победы над большевизмом с любыми силами безотносительно национальности и вероисповедания. В 1917–1918 гг. он поддерживал автономию Башкурдистана. 15 ноября 1917 г. атаман сообщил башкирским лидерам А.-З. Валидову и Ш. Манатову: «Мы, казачие, так же будем управлять сами собой; конечно, и вы имеете полное право на такое управление» [1693] . В тот же день Центральным Башкирским шуро (советом) была провозглашена автономия Башкурдистана. В начале декабря 1917 г. в Оренбурге прошёл Общекиргизский съезд. Тургайский уполномоченный С.К. Кадирбаев телеграфировал в адрес Войскового Круга в сентябре 1918 г.: «Шлю горячий привет дорогим соседям-казакам, от души желаю успеха во всех делах. Смею уверить, что киргизское население, помогавшее до сих пор материально, в скором времени активно выступит заодно с казачеством против бандитов-большевиков и их повелителей — немцев» [1694] . Таким образом, руководители башкир и киргизов долгое время работали рука об руку с Дутовым.

1692

Аманжолова Д.А. Казахский автономизм и Россия. С. 84; Исхаков С.М. Российские мусульмане и революция (весна 1917 г. — лето 1918 г.). М., 2003. С. 331.

1693

Национально-государственное устройство Башкортостана (1917–1925 гг.): Документы и материалы. В 4 т. Т. 1. Уфа, 2002. С. 193.

1694

Протоколы 3-го чрезвычайного Войскового Круга. С. 10.

Уже говорилось об активной политике Дутова в отношении Туркестана и о его попытках установить контакты с басмачами. При этом позднейший конфликт Дутова с башкирским лидером А.-З. Валидовым, а затем переход к красным части башкир во главе с ним ни в коей мере нельзя считать ни проявлением каких бы то ни было антимусульманских настроений оренбургского атамана, ни провалом его национальной политики. По всей видимости, какое бы то ни было сотрудничество с социалистами, к которым относился и Валидов (причём в его случае на социалистическую ориентацию накладывалась и националистическая), после прихода к власти Колчака и попытки заговора против него и Дутова в Оренбурге с участием того же Валидова, было невозможно. Ошибка Дутова заключалась в том, что он вовремя не увидел и не предотвратил угрозу перехода башкирских войск к красным, а также не сумел пресечь тайные переговоры Валидова с большевиками, в ходе которых красные получали и оперативную информацию о положении белых. В то же время заговор не озлобил Дутова против башкир и киргизов, а повлёк лишь более внимательное отношение с его стороны к этноконфессиональному вопросу.

Исключительное значение для характеристики национальной политики Дутова имеет его секретная «Записка о Башкирии, Киргизской степи и Оренбургском крае» от 26 мая 1919 г., адресованная министру внутренних дел В.Н. Пепеляеву, незадолго до этого вступившему в должность. Записка была опубликована Д.А. Аманжоловой по машинописной копии (именно по этой причине публикатор не обнаружила прилагавшийся к подлиннику «Записки» доклад полковника И.М. Зайцева) [1695] . Мне удалось обнаружить подлинник этого документа, написанный рукой атамана, из чего можно сделать вывод, что записка была составлена им лично, а не помощниками. Небезынтересно, что подлинник и машинописные копии, изготовленные, судя по резолюции на документе, по поручению Пепеляева, несколько различаются по тексту. Кроме того, вместе с подлинником записки были найдены и другие важные документы, проливающие свет на национальную политику оренбургского атамана.

1695

«Сам народ темен и легко поддается агитации». Записка атамана А.И. Дутова о внутриполитической ситуации в Башкирии и на северо-западе Казахстана / Публ. Д.А. Аманжоловой // Источник (Москва). 2001. № 3. С. 46–51. Публикатор ошибочно адресовала эту записку прежнему министру внутренних дел А.Н. Гаттенбергеру, который на момент написания Дутовым документа уже ушёл в отставку.