Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»
Шрифт:
– Товарищей своих на дыбу не дадим, вызволим, но и на стрельцов не пойдем, много их. Так что уходим, братья. Добро с собой не брать, обуза то. Живы будем, поболе добудем. На коней, братья! – с жаром закончил он.
– Аслан! – позвал Поляк молодца. – Ты вот что, Романа и Илью зови, дело есть.
– Понял, – сверкнул глазами Аслан. – Мал, мал стрелы метать надо?
– Там видно будет, – бросил Поляк и, резко повернувшись на каблуках, пошел к шалашу.
К Алёне, все так же обессиленно сидевшей под деревом, подошла Иринка. На этот раз она была не одна, рядом с ней,
– Это Мотя, – выставив парня впереди и спрятавшись за него, сказала Иринка.
Улыбнувшись, Алёна похвалила:
– Хороший выбор. И пригож, и силой Бог не обидел. Совет вам да любовь.
– Чего, медведь, зубы-то кажешь, я еще не согласилась, – вывернулась из спины молодца Иринка. – Вот как бросишь гулящих, тогда и посмотрим.
Стукнув кулачком в широкую молодецкую грудь, она добавила:
– Нечего зенки на женку пялить. Веди коней, не то дружки твои ждать не будут, да и Поляк ноня вельми сердит.
– А кто он, Поляк-то? – спросила Алёна как бы невзначай.
– Кто, не ведаю, но головы ему не сносить, горяч больно. А голову жаль, базенькая. Женкам любо на него смотреть, да не только смотреть… Но вишь ли, не охоч он до них.
Глазами Алёна отыскала в толпе суетящихся в сборах гулящих высокую статную фигуру в легком голубом кафтане.
Иринка заметила это и, сверкнув озорно глазами, спросила:
– Никак по нраву пришелся?
– О чем ты? – вдруг смутилась Алёна.
– Знаю, знаю, – и, подражая попу Савве, она, смешно надувая щеки и подняв вверх указательный палец, назидательно пробасила: – Грех то великий, о земном помышлять. Яко за грех тот и Ева из райского жилища низвержена была.
Старица с Иринкой подошли к лошадям. Тонконогий ладный жеребец заржал, скаля зубы и тряся головой, как бы приветствуя свою хозяйку.
Иринка легко вскочила в седло и, сдерживая заплясавшего жеребца, приказала Матвею:
– Сестру Алёну в Арзамас отвезешь.
– А ты куда, птаха моя? – заволновался Мотя.
– Тут недалече, нужда будет, найдешь, – уже на скаку выкрикнула она.
Гулящие на конях, при оружии, съезжались к костру.
– С Богом, братья! – зазвенел над поляной голос Поляка. – Мы покидаем эти места, но мы еще вернемся! – и уже тише добавил, обращаясь к близстоящим мужикам: – Ушан и ты, Петро, – в дозор, а ты, Кривой, со своими людьми спины наши прикрывать будешь.
Поляк хлестнул плетью коня, с места перешел на галоп, увлекая за собой гулящих.
Вскоре поляна опустела.
3
Конно, по двое едут рейтары по лесной дороге. Едут сторожко, озираясь по сторонам. За ними так же парно и так же сторожко идут стрельцы. Войско вытянулось на добрую версту, хотя всего две сотни в войске том, да уж больно узка дорога лесная, нет свободы ни конному, ни пешему.
– Подтянись! – то и дело слышится голос сотника. Стрельцы прибавляют в шаге, но ненадолго. Конные опять уходят вперед.
Во главе войска едут два рейтара – дозор. Вслед за ними следует воевода князь Василий Иванович Щеличев. Он невысок, коренаст, на изъеденном черной болезнью лице его видны шрамы – следы старых
Рядом с ним, колено в колено, едет облезлого вида вертлявый мужик. Выцветшие белесые глаза его воровски бегают из стороны в сторону, ноздри растопырены, козлиная реденькая бороденка подергивается, и весь он похож на охотничью собаку перед гоном. Несмотря на жару на голове его поярковая шапка, на плечах сукман, распахнутый на белой, болезненного вида груди, на ногах добротные свиной кожи чедыги.
– Не изволь тревожиться, князь Василий Иванович, благодетель ты наш, радетель за покойство наше. Приведу прямехонько в воровское становище. Сам бывал множество раз у душегубов. Вот до Черной березы доедем, а там место их потайное недалече.
Говорил мужик быстро, нагибаясь к гриве лошади и склоняя голову набок, смотрел снизу вверх, маслено, ласково.
– Сполох не поднимут? – сдвинув брови, строго спросил князь.
– Не узреют, – затряс козлиной бородой мужик. – До Черной березы доедем, а там в лес… Обойдем зримое место, а там опять выйдем на дорогу и уже до самого становища их втае доедем.
– Ты, Илюшка, меня знаешь, – не поворачивая головы, бросил князь. – Сделаешь, как слово дал, – награжу, ну а коль обманом дело обернется – висеть тебе на осине, но и дыбу тож изведаешь, ты уж не обессудь, – ухмыльнулся князь.
– Что ты, батюшко-князюшко, – замахал руками Илюшка. – Спаси и сохрани тебя Господь от помыслов таких. Я от чистого сердца пришел к тебе и людишек, и самого Федьку Сидорова передал тебе, любя тебя, князь, безмерно. Худа от них, лиходейцев, множество. Покоя нету, да и холопов смущают гулящие. Взял ты Федора, возьмешь и остальных, – заверил Илюшка.
– Добро. Смолкни пока, намозолил уши.
Поехали молча.
– Далеко ли до зримого места? – спросил через некоторое время князь Василий.
– Близко уже. Я дозор упрежу, чтоб стали.
Сотник, подгонявший стрельцов, пришпорив коня, заторопился к князю.
– Слушаю тебя, князь-воевода.
– Дале пойдем лесом. Место сие, – указал он на светящуюся меж деревьев солнечную поляну, – зримое из вражьего стана. Упреди всех.
Сотник склонил голову в знак повиновения и тронул поводья, чтобы выполнить приказания князя, но тот его остановил:
– Я еще не все сказал, – недовольно сдвинул брови князь. – Стареешь, дядька Степан. Разуметь меня перестал.
– Стар я, то верно, князь, кажешь, но крепка моя рука, глаз зорок, и дело ратное я добро знаю! – с достоинством ответил сотник.
– Ну, ну, злобы на меня не держи. Люб ты мне, вот и чапаю.
– Не первогодок я, чай, да и не до шуток таперича.
– Ну не скрипи. Слушай лучше, что я удумал. Как к разбойному стану подойдем, стрельцов Илюшка в обход поведет. Он знает, как незаметно пройти. Сами же мы наготове стоять будем. А как знак стрельцы подадут, ударим с обоих сторон. Понял мысли мои?