Athanasy: История болезни
Шрифт:
– Мне известно всё, – просто сказал Ода, – значит… Уф-х, им известно ещё больше.
– О чём Вы говорите? – смог выдавить я. Губы омертвели окончательно; холод с них перекинулся на язык.
– Пришлось потянуть за ниточки… Кому-то заплатить. С кем-то потратить кредит старой дружбы… Уф, и доверия. Впрочем, тебе это не интересно.
Ода подался из кресла вперёд и оглушительно шлёпнул ладонью по столу. От неожиданности я выронил вилку; та скатилась на колено, оставив жирное пятно на штанине, и пропала где-то под складками скатерти.
–
Я открыл рот, но он продолжил говорить, не дав мне вставить ни слова:
– Сегодня они придут за той, кого ты называешь Полианной. Впрочем, если мои часы не врут, это уже случилось.
– Ч-что…
– Потом они схватят Бригитту Ратуланги. Прямо в том убежище, в котором она сидит последние дни. В последнюю очередь возьмут тебя, прямо отсюда, из Столпа. Конечно же, я выдам тебя сам, без сопротивления.
– Что… Я не понимаю…
– Разумеется, все вы будете без промедления отправлены к Капитану Аннигиляции. В допросах нет нужды. Слишком страшны преступления. Целая группа заговорщиков, да ещё и с чиновником одного из Министерств…
Договорив, он откинулся обратно в кресло.
Отчаяние затопило душу, отбирая последние силы; как будто из тела вынули все кости, и теперь внутренности вместе с сердцем рухнули в низ живота. Я сжал кулаки, пытаясь сдержать непрошеные слёзы. Из горла вырвался злой, хриплый стон.
– Больно, правда? – сказал Фудзиро Ода. – Хф-ф… Это бессилие. Это осознание. С этим просто невозможно жить.
– Тогда зачем был весь этот разговор?!
– Я же сказал… Чтобы объяснить тебе, как справиться с этой болью.
Ода приглашающе помахал рукой.
Перед моим помутившимся взглядом показались руки, упакованные в чёрную броню перчаток. Эти руки аккуратно положили передо мной лист бумаги и карандаш. Министр постучал вилкой по стоящему на столе бокалу, словно собирался произнести праздничный тост, после чего сказал:
– Я взял на себя смелость купить тебе кусочек контроля, Кавиани. Теперь ты… Уф, не бессилен. Ты сам можешь выбрать свою ужасную участь.
Автоматически и бездумно я взял в руки карандаш и принялся вертеть его в пальцах:
– О чём Вы говорите?
– Ты можешь не делать ничего, и тогда всё произойдёт именно так, как я описывал. А мои инвестиции… Пропадут даром.
– Или?
– Или ты можешь написать донос на Полианну. Никакой группы заговорщиков. Только одна бунтовщица, одна дурочка, уф-ф… И один бдительный, смелый и хладнокровный чиновник.
– И что же будет потом?
– Бригитта останется жива. Ты будешь принадлежать мне. Долги нужно отрабатывать.
– А Полианна?
Ода равнодушно пожал плечами – как будто вешалка дёрнулась, потянув за собой пиджак:
– Тоже останется жива, конечно же… Уф-ф, как залог твоего сотрудничества и послушания.
Я слепо уставился на лежащий передо мной лист бумаги. В ушах мерзко шуршал измождённый, прерывистый голос министра:
– Сегодня ты сам решаешь, жить трём людям или умереть. Смерть ультимативна… Значит, победа над смертью – это наивысшая форма власти. Наивысшая форма твоей свободы.
Карандаш в руках казался горячим. Как будто он нагрелся от того гнева, который меня охватил. Как Фудзиро смеет ставить меня перед таким выбором? Как он смеет класть на чашу весов жизнь моей сестры?
И как смею я сомневаться в выборе?
Скрип ботинок и шорох ткани за спиной. Может быть, младший сержант Драйден устал стоять неподвижно. Может быть, именно сейчас он достал дубинку, стараясь не шуметь. Совсем недавно этот молодой, белобрысый парень сидел на стуле в моей комнате и жаловался на бюрократические проблемы. Но сейчас нет сомнений – стоит только министру отдать приказ, и кланк переломает мне кости дубинкой, натянет на мою голову мешок и вытащит безвольно обмякшее тело в катафалк, стоящий у дверей Министерства. Драйдена трудно винить – ведь ему нужно платить налог, который мы же сами для него и создали.
Я поднял голову, пытаясь сморгнуть с глаз вязкие слёзы, склеивающие ресницы. После чего посмотрел на министра в абсурдной надежде, что он вдруг предложит мне третий путь.
– У тебя есть десять минут, – сказал Фудзиро Ода, после чего с размаху вонзил вилку в лежащий на блюде окорок. Из мяса брызнул жирный сок.
Дверь открылась бесшумно – или стук крови в ушах заглушил все звуки.
В голове не осталось воспоминаний о пути домой; только гудящие от усталости ноги доказывали реальность происходящего. Кажется, я пытался добежать до квартиры Полианны… Или просто шатался по улицам. Опять я попробовал сбежать из собственной головы, и опять потерпел неудачу.
Как будто почувствовав моё настроение, Бомануар не стал приветствовать своего хозяина, не стал даже включать свет в комнате. Тем лучше. В полумраке я добрался до кровати и осторожно, словно хрупкий сосуд, опустил своё тело на покрывало, стараясь не разбиться в истерику.
Пустая оболочка Джосайи Кавиани истончилась до предела – ещё немного, и от неё совсем ничего не останется.
Внезапно лампы квартиры наполнились светом, заставив меня прищуриться.
– Бомануар, какого чёрта ты делаешь?
– С праздником, господин Кавиани! Двойная порция шикарного супа с галетами уже ожидает Вас!
– Что ты несёшь?..
– Неужели вы забыли? С Днём Первой Сборки!
Я широко распахнул глаза и уставился в потолок:
– Сегодня… Сегодня день моего рождения?
– Всё верно! Дата прихода в этот мир нового человека, новой части Коллектива, новой детали для платы Города!
Робо-консьерж сгенерировал негромкую, но умеренно праздничную музыку, и принялся напевать себе под нос неразборчивые литании из Скрижалей Правды.